По течению (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 50

Черный фрегат в душе девушки уже давно понимал Вааса, разгадал, что ему нравится причинять страдания, словно получил удар под ребра. Клинок не вытащили, рубец не образовывался, он гноился и отравлял яростным непониманием каждый день, каждый час, каждую минуту. Никто не видел этот меч, никто не догадывался, да и не пытался. Неспроста Ваас так отчаянно искал слушателей своего бреда, будто пытался что-то донести и доказать себе, но каждый раз его встречал обрыв вместо ответа. Как ни странно, монстр Салли не показывался в присутствии главаря, и от понимания возможных мотивов Вааса безобидная девушка меньше не страдала. Ваас же всегда был неизменным, агрессивным, непредсказуемым, порой отвратительным, а порой даже притягательным. Салли с удивлением поймала себя на этой мысли и невольно облизнула губы. Робкие зачатки приятных воспоминаний почти сразу заглушила волна страха. Нет, пытки — это невыносимо! И ничем не компенсируется, не оправдывается. Хорошо же быть мазохистской, впрочем, в таких унизительных играх чаще всего участвуют добровольно.

Впрочем, Ваас… был Ваасом, а не теми, кто бродили голодными псом вокруг нее. Девушка поглядывала на охрану аванпоста. Она опасалась встретиться с ней взглядом, чтобы не напороться на очередную пошлость, скабрезную шуточку или грязное оскорбление.

Хал перекинулся с Ченом парой словечек, неоднозначно глядя в сторону примостившейся у лодки рабыни. Она озлобленно подумала: «Шлюха! Вот кто я для них. И для большинства. Интересно, а там, далеко, меня так же стали бы обзывать? Ну, конечно, я же типичная шлюха. И неважно, что у меня всего один мужчина, а сколько они любовников меняют в своей жизни — это не суть, они же добровольно, они же продвинутых взглядов». Девушка саркастично поморщилась, невольно задумываясь, что вообще лучше. Расклад-то в любом случае отвратительный. Но все-таки лучше терпеть пытки Вааса, чем участвовать в оргиях с остальными, потому что главарь не всегда делал больно, иногда рассказывал интересные вещи (не к ней, конечно, обращаясь), иногда разрешал смотреть с ним кино, иногда перепадали вещи проданных рабынь. А этот сброд всегда одинаковый, жалкий, подневольный, озверевший.

Тогда иная волна страха окатывала холодным прибоем: когда вернется? Вернется ли? Куда поехал? Опасно ли там? А шальные пули не ведают, кто главарь, а кто рядовой. Страх исключительно за себя с течением времени перерастал в тревогу за него. Она надеялась, что в этот раз он приедет не для того, чтобы истязать, потому что он занимался этим от скуки, когда не находилось других дел, когда не попадались пленники. По наблюдениям Салли, мужчин пытать ему нравилось больше, видимо, потому что они дольше держались, он еще нередко удивлялся, что кто-то помер в прямом эфире. Чего он ожидал-то? Когда тяжелыми наркотиками накачивался, то иногда странные «заскоки» происходили. Ему весь мир казался подвластным, он ненормально радовался, улыбался, а новые смерти не осознавались вообще, ему, наверное, чудилось, что пленники получают такой же кайф, как он. Или нет, или он все понимал, потому что после взрывов дикого веселья на него накатывала невыносимая ненависть, он материл и ругал — не без оснований — весь свет: пиратов, босса, Цитру, исходя желчью слов, ломая мебель, ящики, расстреливая обоймы револьверов или пистолетов. А в расширенных зрачках плясали адские искры, и отражалась нечеловеческая и незвериная тоска.

Салли больше всего боялась, что он в таком состоянии на аванпост прибудет. Случались с ним периоды относительной адекватности, особенно, когда Хойт какие-то поручения давал или ракьят суетились. Салли отчетливо осознавала: без войны с племенем главарь долго не протянет, он и так давно встал на путь саморазрушения. Ненависть к Цитре являлась для него поводом существовать дальше. Кто знает, в кого бы он превратился после гибели жрицы? Может, довел бы себя до смертельной передозировки, может, окончательно сошел бы с ума. Деньги и богатства, кажется, вовсе не интересовали его, планов на будущее он тоже не строил.

А Хойт на его место всегда кого-нибудь нашел бы или просто уничтожил пиратов за ненадобностью вместе с племенем. Девушка испугалась своих предположений возможного развития событий, потому что при таком раскладе ни для нее, ни для Бена места не находилось. Бен… Уехал тоже, Нору забрал, последнюю защитницу настоящую. Без нее делалось одиноко и страшно, потому что к хорошему, как известно, быстро привыкают. К плохому, как оказалось, тоже можно притерпеться.

А сердце ныло и стенало за кого-то, в ожидании извечном…

— Пошла отсюда! — кто-то пнул в спину. Салли безмолвно полетела кубарем в пыль, пропахав носом, затормозив ладонями, приподнялась, поморщившись и потерев позвоночник. Гадко! Опять женский голос, опять одна из рабынь воспользовалась минутной задумчивостью «личной вещи». Ох, попросить бы у Бена какой-нибудь яд да отравить всех этих постылых тупых баб, которые могли бы объединиться, а вместо этого еще друг друга травили. Но объединяются, когда есть надежда на избавление, на побег, а для них всех ее уже не осталось. Хотя что мешало попытаться сбежать девушке из племени? Она ведь наверняка неплохо знала остров. Но что-то мешало, и не только охрана с автоматами.

Салли не проронила ни звука, от молчания спекались губы, она не размыкала их с самого утра, без слов терпя случайные удары и проклятья, летевшие беспрерывно в ее адрес. Постоянно слушала, как за ее спиной перешептываются, иронизируют, злорадствуют, завидуют. Она боялась, что за время без Норы кто-нибудь растащит содержимое добытого чемодана, поэтому, как могла, караулила, а то потом попробуй докажи, что это твое.

Салли не умела бороться за себя, наверное, она себя слишком ненавидела, чтобы пытаться как-то отгородиться от вечного глумления. Девушка не ведала, что хуже: пытки Вааса или ежедневный мелкий ад со стороны его приспешников. На большой земле остался еще третий вариант жизни: отец, который возвращался каждый раз с разным настроением домой, вернее, в ту берлогу с ободранными обоями, где они прозябали. Он всегда «работал» игроком и иногда выигрывал, но денег домой почти не приносил, потому что тут же все тратил на выпивку, зато возвращался развесистым, веселым, падал потом хмельной, мог буянить, конечно, но не так страшно, как в те дни, когда проигрывал последнее и еще в долги влезал. Вот тогда Салли становилось до крика страшно за себя, она пыталась сбежать, куда угодно, спрятаться, запереться в своей клетушке-комнате. Она там сама поставила небольшую задвижку после одной ночи, когда отец орал, что убьет всех, а она со страху заперлась в ванной. Пьяница до утра ломился в дверь, загадив потом всю квартиру рвотными массами, запах которых надолго въелся в продырявленные подушки дивана.

Нет, Салли вспоминала эти времена с немыслимым содроганием, само обоняние подкидывало память о знакомом с детства спертом воздухе, буквально пропитанном насквозь плотным духом перегара и табака. А слух с первых лет пребывания в земной оболочке впитал безобразные конструкции бранных слов и угроз. Глаза же навидались такого, что лучше б слепой родилась. Нет, наличие жилья не означает, что есть дом.

И весь свет не замечал, как ей страшно, как мучается она от мысли, что некуда ей бежать. Что изменилось? Хоть что-то изменилось? Ваас приезжал каждый раз в разном настроении, но при сравнении с отцом главарь однозначно оказывался лучше, сильнее, решительнее. Он хотя бы не опускался до мелких пакостей, которые заставляют существовать в вечном унынии и тревоге, ожидании удара в спину. Его зло являлось соразмерно его силе. А еще он понимал намного больше остальных. Салли осознала, что ждет его, что надеется услышать что-то из его бесконечного потока мыслей. И в сердце девушки даже затеплилось подобие радости, греющее изнутри. Она ждала Вааса, веря, что на этот раз он приедет в хорошем настроении. И не важно, что на ее теле остались шрамы от электрического тока и стекол. Все не важно. Может, так она утешала себя, ведь стоило же хоть кого-то ждать. Недавно появился еще Бен, но приезды хирурга чаще всего сулили новые пытки, а доктор вечно оставался в стороне. Помощь постфактум — это жалкая подачка от истинного милосердия. Вот если бы Гип обладал достаточной свободой, чтобы самостоятельно к ней приезжать… Но нет, с его образом с недавних пор неразрывно связались страдания. Может, поэтому Салли обрадовалась, когда услышала гул моторов и, выбегая навстречу, увидела в первом джипе Вааса. Между тем, Бен остался с Норой где-то там, на другом аванпосте. Не означало ли это, что главарь не собирался пытать «личную вещь»?