По течению (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 48

Он еще раз ударил Салли, с размаху уронив и доктора, который, потирая поясницу неловко вставил реплику:

— Но это же… высказывание Эйнштейна.

Ваас, который почти собрался уходить, отдавать дальнейшие распоряжения своим подчиненным, тут же обернулся, осознав, что жертвы недостаточно усвоили спонтанный «урок»:

— Ты что-то сказал?! Ты, ***, опять что-то сказал?! — он махнул рукой в сторону поджавшей колени к груди Салли, оставшейся потеряно сидеть в позе эмбриона. — Вот, Салиман, смотри, что такое безумие: его который раз предупреждают — захлопни ***о! А он что? Он надеется на изменение результата! Это и есть… — Ваас на миг словно задохнулся, опустив голову. — Безумие, — но вот вновь маячил выше всех его гребень казуара. — И иди на***, докторишка, со всем своими определениями психических расстройств. Мне лучше знать, что такое безумие. Ну что, Салиман, ты, надеюсь, уже все поняла? Ты, ***, поняла, кто здесь главный? Запомнила, что такое безумие? Запомни, будь добра, тебе существовать с безумием до конца своей ***ой жизни, — с этими словами главарь небрежно погладил остриженные волосы девушки, совершенно тем же жестом, что собак треплют между ушами. — Когда осознаешь его, как-то легче. Вот смотришь и смотришь, как эти идиоты повторяют, и повторяют, и повторяют. Раз за разом. Одно и то же. И каждый раз надеются… Это даже забавно, — но тут же совсем опрокинул пленницу. — Так, пошли оба на***! И впредь не отвлекать меня!

Бен кряхтя поднялся, Салли безразлично устроилась на том же перевернутом буйке, престранно безмятежно или апатично полуулыбаясь. То ли от того, что нынешний выпад главаря не закончился так плачевно для пленников, как мог бы, то ли от того, что он вернулся, а она весь день ждала.

Одна только Нора стояла неподвижным онемевшим изваянием с вытаращенными глазами. Что поделать, не привыкла она к таким вот кульбитам главаря. А ей и не надо было, к ней не обращались. Знай себе, белье развешивай. Другое дело, когда все любимые фразы главаря невольно проникли в разум, вплетаясь непроизвольно в речь. И тут как фантом возникает Ваас! Может, он появлялся каждый раз, стоило только сказать кодовую фразу?

— Лучше больше не говори со мной, — как в трансе отозвалась Салли, помогая Норе, двигаясь, словно автомат с остекленевшими глазами. — Мне кажется, он слышит каждое мое слово, видит каждый шаг.

— Но мне жаль тебя, Салли. Ты становишься его марионеткой, — горько покачал головой Бен.

— В этом цель, — усмехнулась девушка, почти нараспев твердя, заворачиваясь в развешенные мокрые тряпки: — А марионеткам не больно, у них нет своей воли. Это единственный путь, чтобы не сойти с ума. Или укрыться в ненормальности. Но твои слова, и правда, мало что могут изменить, — она сделалась серьезной. — На этом острове нет никакой надежды на изменение…

«Она права. Ну, что я могу сделать?» — бессильно подумал доктор, но Нора, точно прочитав его мысли, глянула осуждающе.

Однако в их дискуссию вновь вмешался Ваас, разъяренно подошедший к Гипу:

— Какого *** расселся, док?! Я не думал, что ты настолько тупой! Займись уже делом, ты у нас спец по отпиливанию конечностей? Вот и займись! — главарь вкрадчиво добавил, будто слова вязли на зубах: — После перестрелки привезли двоих.

Тут Бен понял, что он нагло отлынивает от своей работы. Нападение на «Ржавый Двор» прошло не без потерь. И сам Ваас выглядел запыленным, странно горели его глаза, как у человека, который уже давно по ту сторону всех мыслимых пределов усталости. Впрочем, он устал от жизни — и поделом.

Когда Ваас говорил про двоих, то он учитывал только тех, кому реально раздробило ногу или руку так, что требовалась ампутация. А раненых оказалось намного больше, около десяти человек в разном состоянии, осмотрительно свезенных к хирургу, раз уж он оказался на «Верфи Келла», а не ближе. Там что до него, что до Доктора Э. одинаково выходило, а терять от неквалифицированной помощи не самых плохих солдат — расточительно.

Вскоре Бен подключил и Нору, и Салли к простейшим обязанностям ассистентов, потому что у него не хватало рук. Вот для Норы странное испытание — вроде бы тот же человек каждый пират, так же страдал от боли, так же просил продлить его земное существование, а все-таки есть люди, которым не хочется помощь оказывать. Но женщина этого, кажется, не осознавала в своем усердии, отматывая бинты и неумело протирая спиртом инструменты Бена. А ей бы их всех ненавидеть черной злостью за то, что случилось с ее подругами. Но нет же!

То понеслась за водой, то подхватила инструмент, подавая хирургу, с ходу запомнив названия всех причудливых железок. И глаза лихорадочно блестели у нее, как у сумасшедшей мазохистки. Салли только пожимала небрежно плечами, двигаясь неторопливо, как сонная муха. Допустим, так Нора себе доказывала, что она еще человек. Но толку-то тут оставаться таковым?

Салли ее не понимала, она задумывалась только о том, что теперь ее ждет, раз прибыл Ваас, к чему готовиться. Наверное, поэтому ее не очень шокировало, когда пришлось держать вдвоем за плечи одного раненого, ему предстояло отпилить ногу. Нормального наркоза, как и многих других вещей, на острове не водилось, по крайней мере, не для рядовых. Пираты получали неплохо, но за отвратительные условия. Хорошо жить «дикарями», пока здоровье не пошатнется, а в условиях перестрелок этот процесс ускоряли случайная пуля или осколок гранаты. И еще неизвестно, что лучше: сразу насмерть или вот такое лечение без возможности дальше быть пиратом. Хорошо, если потом прибивался к банде информатором, или вербовщиком, или деньги на подлинность проверял, а если по жизни тупым был, то проще сразу в гроб класть, не продлевая мытарств.

Пират истошно выл, неестественно тонко, срываясь на хрип, извиваясь, хоть сознание его было затуманено. И тогда Салли вдруг осознала, что ей нравится слушать голос мучений, на миг даже глаза заблестели нехорошими искрами — это черный фрегат посмел вырваться из закоулков сознания. Но из-за присутствия обескураженной Норы, скромного белого лебедя, пришлось прятать свою вторую сущность, которая восторгалась чужими страданиями, звуком хрустнувшей кости под бесстрастным решительным ножом Гипа, видом выплескивающейся крови, запахом смерти, разложения, смешивающимся с ароматом спирта и лекарств.

Появилось бы это чудовище лучше перед Ваасом, ведь оно являлось результатом общения с ним. Может, тогда бы нашли общий язык. А зачем? Все зачем?..

***

По рассказам раненых оказалось, что перестрелка велась целый день, ракьят отбили один из их аванпостов, до «Ржавого Двора» и причала возле него не добрались. Участвовал ли Ваас, пираты не уточняли, но и спрашивать у них не хотелось. Бен не знал, то ли радоваться, то ли ужасаться победам ракьят. Радоваться — древнее племя не желало сдаваться и строем идти на свой геноцид. Ужасаться — снова началась война. Снова таскали туда-сюда раненых, снова в джунглях псы завывали по отлетавшим душам. Все верно: души пиратов в ад утаскивали, скорее всего. Но Гип боялся за себя и двух женщин. Впрочем, с Норой они бы додумались до примерного плана побега, если бы аванпост атаковали, Нора ему придавала смелости, а от общения с Салли становилось как-то склизко на душе, она заражала своим бессилием, слишком убедительно утверждая, что выхода нет.

Доктор устал, он рассматривал всех, кому успел оказать помощь. Несколько с переломами уже чем-то занимались. С ранениями рук и плеч тоже не оставались «возлежать» в штабе на раскладушках.

Пират с отрубленной ногой тихо стонал в углу, то ли от боли, то ли от своей горькой судьбы. Видимо, от всего вместе. Противно делалось, когда он растирал неуместные слезы. Жалко ему себя было, а невиновных ни в чем дикарей не жалел, небось. Пришел на их землю, распоряжался, как хозяин. И пленников не жалел, наверное, тоже. А теперь требовал сочувствия к себе. Не дождется! От доктора точно.

Вот Норе, кажется, на всех хватало милосердия, хоть она с ними и не говорила, но явно переживала. Ее накрыл с головой сам факт последствий перестрелки. Нет, она не могла оставаться на острове, да и Салли тоже. Не скрылось от доктора показное безучастие девочки и угрожающая ухмылка, тронувшая на миг узкие губы. Она рисковала превратиться во что-то ужасное…