По течению (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 47

Как его ждать каждый раз? Как всех: «с щитом иль на щите»…

От беспричинной тревоги девушка принялась по привычке покачиваться вперед-назад, прислушиваясь к тому, что шипело в рации за стеной штаба. Уже солнце давно преодолело отметку полудня, а бои все шли. Там, далеко, за горной грядой в бамбуковых зарослях. Может, ракьят гнали до самой деревни, зажимая зверя в логове, а может, оттесняли пиратов…

Накатывала духота, тянувшаяся болотными испарениями из чащи, наступавшей на побережье, жестокой панихидой завывали дикие псы, хуже волков, на разные лады, протяжно, срываясь в лай, что напоминал истеричный смех и визг гиен.

Салли потерла виски, раздумывая о том, что не желает видеть главаря, потому что он — ее боль, и физическая, и душевная. Но все-таки… Он был умен, его речи научили ее думать, оценивать. Больше никто, именно он. Странно, ведь она для него являлась не более, чем вещью. А еще он ненавидел всех счастливых людей так же, как она, за то, что им обоим уже никогда не стали бы доступны светлые чувства. Впрочем, Салли не могла ненавидеть Бена и Нору. Но кто сказал, что они были счастливы?

И так сил не оставалось ждать возвращения или дурных вестей, а тут еще Бен с Норой завели разговор совершенно не в ту степь, сначала друг с другом о чем-то бормоча, а потом засуетились вокруг девочки, которая хотела одного: чтобы от нее отстали, потому что им не понять.

— Что он делает с тобой? — совершенно некорректно прямо спрашивал доктор, видимо, перебрав за ночь в голове столько ужасных рассказов, что выглядел более испуганным, чем пленница. Это явно Нора его настропалила. У нее все четко делилось на черное и белое. Причинение боли — черное. Делание чего-то полезного, поддерживающего жизнь — белое. С ромашками против автоматов выступала?.. Это хорошо там где-нибудь на митинге, где, в целом, безопасно, если никого не провоцировать.

А пиратов своей добротой уже не вылечить. Ваас ненавидел доброту, а уж если бы кто-то посмел пожалеть его, так и вовсе снес бы башку, покромсав на куски. Кажется, он в самой глубине души тоже отчаянно боялся сострадания. Может, ощущал, что не заслуживает его. А, может, уже ничего не испытывал, кроме бесконечного повторения бессмысленных действий. На наивную пацифистку Салли не злилась, отвечая Бену отрывисто, сверкнув глазами исподлобья:

— Ничего особенно. Ничего свыше того, что мужчина делает с женщиной, — Салли откинулась на перевернутом старом буйке, служившем ей скамейкой, вновь говоря слегка развязно, разводя руками: — Вообще-то он садист, а не извращенец. Он еще достаточно силен, чтобы не прибегать к извращениям, — но добавляла тихо, вставая, отворачиваясь от собеседника, который, кажется, тоже мучился от ожидания: — Так я думаю… Я и так подчиняюсь, так что унижать меня еще больше нет смысла.

— Такое чувство, что тебе нравится, — совершенно растерянно отозвалась уже Нора, неуверенно сцепляя руки в замок, отрываясь от развешивания белья и красных маек.

— Нет. Не все, — неуверенно отозвалась девушка. — Что тут может нравиться? Быть вещью, быть куклой. Просто… Это легко. — Салли подняла глаза, энергично закивав, виновато приподнимая брови. — Это и правда легко. — Она обратилась к Бену, косясь опасливо на нахмурившуюся задумчиво Нору. — Помнишь, как один старик из Бедтауна орал? Он всегда повторял одну и ту же фразу, изо дня в день: «Куклой быть просто, попробуйте — плывешь по течению, ни о чем не думаешь. Попробуйте, ха-ха», — девушка растерянно опустила руки, раскидывая их, открывая податливо ладони, горько и потерянно вспоминая: — Я поняла это после того, как мой отец продал меня за карточный долг Хойту. От меня уже ничего не зависело. С тех пор я плыву по течению. Можно сказать, что мне повезло. Ваас приятнее большинства из пиратов и наемников.

— Он же самый жестокий из них, — блеснул ужас непонимания в ясных карих глазах Норы, которая с силой сжала подвернувшуюся тряпицу, так что чуть не порвала хлипкую дешевую ткань.

— Однако достаточно умный, — фыркнула собеседница со скрытой угрозой.

— Ум никогда еще не служил мерилом добродетели человека, — тоном учителя заключил Бен.

— Док, ты говоришь такими мудреными словами, как будто знаешь, как выбраться, — скорчила разочарованную гримаску Салли. — Это все безумие…

И тут раздался голос. Его голос! Тот, что узнать из тысячи, ее мучение, ее ожидание, вернувшийся по-прежнему с щитом, а не на щите:

— Давай, Салиман, повтори, как ты слышала. Я тебе уже говорил, что такое безумие? Я тебе говорил! Так что повторяй!

Они не заметили во время короткой перепалки, не услышали гул моторов за шумом генератора. А он вернулся, главарь-демон. И вместо приветствия подкрался незаметно, чтобы сразить Салли, застать врасплох. Кажется, он подслушал обрывок диалога, а теперь угрожающе требовал продолжение собственной цитаты, нависая, поглаживая ирокез.

— Безумие — это точное повторение действий, — набрав побольше воздуха, выпалила негромко Салли.

Ваас недовольно дернул плечами:

— ***! Ты тупая!

Затем он ткнул девушку под ребра, так что она чуть не упала, растянувшись почти на шпагате, как фигурист, но немедленно поднявшись, не глядя на главаря. А что могли поведать ее глаза? Что снова она не рада его появлению. Была бы рада, если бы не боялась новых мучений. С каким настроением он вернулся? Раздраженный, недобро посмеивающийся. Но… Вернулся. Живой. Значит, ничего пока не менялось. Хуже не делалось.

— Не смейте трогать девушку! — внезапно запротестовал Бен. Наверное, перед Норой в героя поиграть решил.

— Ты что-то сказал? — прошипел Ваас, вырастая темной горой, шквалом, штормом, рассматривая и так, и этак Бена со словами: — Ты. Что-то. Мне. Сказал? — далее последовал удар в скулу немолчаливого доктора. — ***! Ты знаешь, кто ты? Ты — никто! Еще не понял, ***, ты никто! ***! — Ваас раскидывал руки, рисуя ими в воздухе престранные фигуры, обращаясь то ли к Салли, то ли к пиратам. — Он думает, что смеет указывать мне… мне! Я царь и бог Рук Айленда! — он указал пальцем на Гипа. — А ты — дешевая ***, которой полакомится каждый из моих псов, стоит только мне приказать! Давай, попробуй еще раз мне указать, падаль. Что, где твоя *** храбрость?.. *** поджался? — Ваас приподнял брови, отчего на его лбу обозначились многозначительные складки. — Что-то не так, док, а? Что-то не так? Я думал, ты сейчас начнешь защищать эту негодную девчонку, ты же рыцарь! Ты рыцарь, я не прав? Очень удобно повесить на себя ярлык рыцаря. Это о***но круто! Да, ***, да! А потом оказаться дешевой ***, потому что у тебя нет силы! У тебя ничего нет, кроме ярлыка…

Но голос его стал тише, он уже рассуждал сам с собой, хмурясь:

— Да и многих этих болванов определяет только ярлык, который они старательно приклеивают на себя. Но стоит им забыть о клее, и светится голая ж***, — но он словно очнулся ото сна, встряхивая «личную вещь» за плечи так, что чуть дух из нее не выбивал, как пыль из старого ковра. — Так, Салиман, ты будешь повторять, как надо, или мне самому повторить?! Я тебе уже говорил, что такое безумие! Говорил, ***?

— Говорил, — хрипло отозвалась девочка, ссутулившись, глядя напряженно себе под ноги. Пришел он. На что она его ждала? Наверное, чтобы не попался кто-то еще более отмороженный. Падать еще ниже всегда есть куда. Это ведь правда: он не прибегал к извращениям, не делил с другими пиратами. Но что его потянуло на такой разговор вдруг? Ведь только прибыл, наверное, устал. А человек ли он вообще? Хотя если уже накурился или даже вколол что-то покрепче обычного косячка для курева, то вполне понятно, что его кидало в разные стороны непоследовательных мыслей. Если потребовался более крепкий наркотик, значит, успел за день навидаться такого, от чего другим способом не успокоился бы, не отделался бы от видений. И снова она его понимала и даже немного опрадывала.

— Тогда какого *** ты не помнишь? — он боднул лбом в лоб, заключая виски девушки в тиски своих рук, но резко отпрянул, откидывая назад, так что Салли мотало флагом на ветру. — Вот! Вот! Ты показываешь его, ты показываешь безумие, — он ожесточенно оскалился, чеканя каждое слово. — Безумие — это повторение одних и тех же бессмысленных действий раз за разом, в надежде на изменение. Вот что такое безумие! — он обращался к вставшему незаметно Бену. — Ты, ***, думал, я шутки шучу? Думаешь, сказал так, ***, я, такой вот е***ный на голову, и можно забыть? Но ты тупая, вы оба… А я вижу это везде. С тех пор, как какой-то м***к сказал мне это, — Ваас отворачивался, протирая глаза. — Ну ладно, Салиман. Живи пока, я тогда тоже не понял с первого раза, что он имел в виду… — он слегка рассмеялся, хотя на вид будто беззвучно вздрогнул. — Но ***ная ирония: вскоре я стал видеть это везде. В каждом.