Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 136

А если заметила, то почему ничего не сказала? Возможно, она вышла из спальни, чтобы незаметно уйти? Оставить его? Но нет, такая мысль едва задела краешек сознания, скорее, он сам надеялся, что София не будет мучиться рядом с ним, созерцая медленное окаменение чародея.

Раджед, наспех одевшись, скрыв новое уродство под тонкой тканью неизменно белой рубашки, вихрем пронесся через все коридоры в тронный зал, словно его атаковали враги. Портал колыхался молочной белизной, от него исходило приятное тепло, как от свежего морского бриза. Однако София обнаружилась вновь в библиотеке.

Сгорбленная и нервная, она сидела над книгами. Раджед не сомневался: она уже заметила первые следы окаменения, однако не впала в истерику и не покинула обреченный мир, она упрямо искала ответы. Да если бы эти бесполезные книги хоть кого-то спасли! Олугд тщетно двести лет над ними корпел, чтобы освободить Юмги. А здесь счет велся на дни, может, недели.

— София, ты же только проснулась… — растерянно приветствовал ее чародей. Библиотека кружилась пылью, застрявшей меж страниц. Казалось, каждый фрагмент бумажного праха отнимает частицу знаний. А ведали ли чародеи хоть что-то на самом деле? Или только подстраивали все знания под удобную им картину мира? При каждой мысли о великом обмане древних Раджед вскипал яростной ненавистью к своему миру. Он ненавидел Эйлис. Зато душу согревало величайшее — почти безымянное — чувство к Софии, к его идеалу, к его прекрасной даме. Он бы посвящал ей стихи, складывал оды, играл на альте. Ведь она все еще не успела оценить его праздные таланты. Все время они проводили в библиотеке, искали с остервенением сумасшедших новые тайны, новые способы завершить мозаику, сотворить заклинание, которое бы вернуло самоцветы в недра. Уже никакие богатства не имели значения, сундуки в подземельях лишь тяготили.

— Да. Проснулась. И что же? — вскинулась она. Руки ее вздрогнули, сминая пожелтевшие страницы. Знала, уже все знала. Ничто не укрывалось от нее. Раджед ощущал себя виноватым без вины.

— София… Я подумал, может быть, тебе лучше вернуться домой?

— Ты гонишь меня?

Соболиные брови сдвинулись, тонкие губы дрогнули. Она, казалось, злилась, но весь ее образ выдавал скорее растерянность, обиду. Не на кого-то, а на саму несправедливость судьбы. Что ж, Раджед соглашался: впервые за четыреста лет его сердце покинуло каменный плен гордыни, обрела чуткость душа. Но проклятье обозленного на своих детей мира обрекало тело застыть в неподвижности.

— Нет, конечно, нет, — протестовал Раджед, приближаясь к Софии. — Так зачем ты все-таки вернулась? Чтобы спасти Эйлис или… ко мне?

— Радж, если бы я вернулась только спасти Эйлис, разве я бы… — сдавленно всхлипнула София. Что же терзало ее? Неужели и правда заметила каменные чешуйки? Следовало еще ночью накинуть рубашку, однако и в том случае проницательный ум его избранницы слишком верно сопоставил бы факты. Да еще, казалось, ее мучает еще какая-то боль, ранящее сердце такой же обидой на несправедливость мира, миров… Они опоздали на тысячи лет, они разминулись на сотни дней. И пламя любви разгорелось к концу, когда уж не сдвинуть тяжелую ношу могильной плиты.

— Опять я говорю какие-то эгоистические глупости. Но ты как будто куда-то торопишься.

Раджед рассматривал бирюзовые озера ее глаз, отогревал в своих ладонях ее ледяные руки.

— Нет, нет. Конечно, нет, — неумело лгала София.

— Софья, я боюсь… что ты снова покинешь меня. Но лучше бы тебе покинуть Эйлис, здесь так опасно!

Девушка только подалась вперед и поцеловала его, ничего не ответив. Она обнимала своего пропащего чародея, ее лоб упирался в его ключицы.

— Ненавижу этот мир, который способен только забирать, — сорвалось невольно с губ чародея. У него отбирали чудом обретенное сокровище, его радость, его светлый луч в темных катакомбах. Однако на это заявление София вновь встрепенулась, глаза ее на миг зажглись яростью, как в те времена, когда они жестоко спорили, когда она твердила правду о бесчеловечных поступках чародея. Понадобилось семь лет, чтобы ее слова достигли его ушей. Однако она тут же смягчилась и спокойно произнесла с рассудительностью мудреца:

— Нельзя ненавидеть свою родину. Да и… Любовь двоих невозможна без любви ко всему миру, без созидания и милосердия.

— Но этот мир ничего мне не дал! — говорила подступавшая безысходность. Раджед недовольно мотал головой, взмахивая растрепанной гривой. Он прижимал к себе Софию, словно наставал его последний час. А если окаменение даже не приносило боли, то он отныне рисковал пропустить страшный миг, не заметить… И исчезнуть навечно. Эйлис, жестокий Эйлис! И такой мир София просила любить?

— Мир — это абстрактное понятие, — все так же спокойно отвечала София, успокаивающе гладя Раджеда по плечам. — Есть люди. Вспомни свою мать, отца. Неужели ты их тоже ненавидишь?

Раджед смутился, клокотавший в нем огонь отступил, возвращая ясность разуму. София же продолжала говорить:

— Вспомни других людей…

И он переносился мысленно в деревню каменных великанов, вспоминал весь тот ячед, для которого он ничего не делал. Они заслуженно подняли восстание, теперь бы чародей первый поддержал их против самого себя из прошлого. Тогда он лишь праздно наблюдал за копошением «каких-то простолюдинов» у подножья твердыни. Он легко кидал обвинения миру в том, что тот только отбирал. Но отдал ли сам чародей хоть что-то? И все же… Неужели расплатой за все годы равнодушия к зову Эйлиса делалась такая страшная участь. Окаменеть после обретения любви. Зачем? В чем смысл? Хотелось бы верить, что эти чешуйки — не безвременный конец и не жестокая насмешка, а новое испытание. Наивная уверенность Софии поддерживала почти истлевшую надежду в сердце чародея.

«Любовь двоих невозможна без любви ко всему миру», — эта фраза звенела на периферии сознания, однако осмыслить ее не удалось, потому что башня содрогнулась от нежданного послания.

Магия малахитового льора обычно пробиралась плавно, донося стабильный сигнал. Ныне же ее нестройный гул подернулся жуткими помехами, сначала голос Сарнибу и вовсе терялся. Раджед решил, что союзников атаковали. Наступления Нармо и Илэни он ждал уже давно. Однако нащупанные линии магии говорили обратное.

— Ты нужен мне в малахитовой башне! Лучше вы оба! — удалось разобрать какой-то совершенно чужой возглас Сарнибу. Обычно он говорил уверенно и неспешно, певуче растягивая слова. Ныне же каждый звук отзывался скрежетом по металлу.

— А как же портал? — поразился Раджед, вслушиваясь в гудевшие стены библиотеки. Магия не сформировала экран или единый источник, доносясь стихийным потоком, от которого пугливо ежилась сбитая с толку София.

— Нет времени объяснять! Нужно много самоцветов исцеления! Вся сила камней! — исступленно воскликнул Сарнибу, ужасно испугав своим поведением.

— Что случилось?! — пытался добиться хоть какого-то внятного ответа Раджед.

— Скорее в башню! Умоляю!

Показалось, что Сарнибу готов заплакать. Стряслось что-то невероятное. Раджед решил, что весь уцелевший ячед по какой-то причине окаменел. Возможно, что-то приключилось Олугдом или Инаи. Воображение рисовало в красках страшные раны на изувеченных телах молодых чародеев, отчего кровь в жилах стыла. Показалось, словно Эйлис стремится растоптать последних выживших, чтобы окончательно закуклиться в пустоте бесконечного космоса.