Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 118

«А сумел бы я так отпустить Эленор? Я ведь иначе, но не меньше мучаю ее! Этим проклятьем, этим бессмертием», — испугался собственного беспокойного сердца Эльф. Впервые ему показалось, что Раджед куда более великодушен, чем неудавшийся страж. Один раз Эленор и правда едва не вышла замуж за друга детства, тогда Эльф терзался противоречиями, став слишком уязвимым для внутренней тьмы. Так случилось из-за множества причин, половину которых Сумеречный сам же создал, естественно, для некого плана. Но хитрые многоходовки едва ли оправдывают преданные чувства. Но — что хуже — со стороны Эленор не возникло истинной любви к более подходящему избраннику. Тогда — первый и последний раз во имя своих личных целей — Эльф прочитал ее мысли и ощущения. И вмешался, благодаря все мыслимые силы, что не ведает хотя бы собственной судьбы. У Раджеда же таких знаний не обреталось, поэтому он отпускал свою избранницу вольной птицей. Он верил в нее.

Чародей встал и, миновав стопки разноцветных корешков, взметнув порывистым движением пыль с балясин перил и резных шкафов, с величавой степенностью проследовал на балкон библиотеки, точно и правда отпускал на волю некое безмерно дорогое сердцу создание. С прощальным успокоением он глядел в смутное темно-кобальтовое небо и вдохновенно негромко говорил с пустотой:

— София, пожалуйста, будь счастлива! Там, у себя на Земле. Даже если ты не рядом, даже если я больше никогда тебя не увижу, встреча с тобой наполнила мою жизнь смыслом. Я как будто прозрел, хотя мне потребовалось время. Мне потребовалось пройти через смерть. Видимо, иначе мы не умеем. Без тебя и смерть бы не принесла ответов, ты точно разбудила меня, мое каменное сердце. И оно снова чувствует, надеется, жаждет сделать даже этот умирающий мир лучше, спасти его… Для кого я все это говорю? Ты ведь не слышишь, не помнишь меня. Но это даже к лучшему. Да, я рад хотя бы надеяться, что ты сейчас счастлива. Я верю в это.

Сумеречный подавленно застыл среди книг, точно слившись с ними. Он пророс деревом между страниц, затесался под разными именами в летописи сотен миров, где-то показывая свои истинное лицо, где-то сливаясь с толпой. Он нес знания и разрушения, но ему самому катастрофически не хватало созидающей свободы выбора. Впрочем, порой будущее переписывается причудливым узором. Ныне перед мысленным взором Стража мелькнула предельно отчетливая картина, поразившая непривычной надеждой. Эльф встрепенулся и кинулся к Раджеду, словно его последние слова, эта горькая исповедь, открыла возможность что-то менять, помогать! Так или иначе, Сумеречный уже бы не выдержал извечного бездействия.

— Радж! Я помогу тебе с порталом, — звучно потревожил покой сотен томов зычный молодцеватый возглас.

— А как же твое невмешательство? — обернулся Раджед, длинные пальцы вздрогнули, точно силясь схватиться за спасительную нить.

— Мы и так неслабо раскачали Эйлис. Не обещаю, что сделаю много и хоть сколько-нибудь полезное. Но все же…

Эльф пожимал плечами и обезоруживающе улыбался. Со всех ног он бросился к порталу.

— Ты? Ты починил его? — полубезумно выпалил Раджед, однако Эльф виновато остановился, вжимая голову в плечи и вновь накидывая капюшон черной толстовки.

— Не совсем. Вернул на круги своя. Смог создать зеркало для наблюдения за миром.

— Понятно… — помрачнел, вновь впадая почти в апатию Раджед, однако приободрился: — Хотя бы так! Я смогу убедиться, что с ней все хорошо.

Оба четко помнили, что в прошлый раз зеркало намеренно не показывало Софью, но Раджед приблизился к наблюдательному стеклу. Вновь его вел теплый весенний ветер Земли, шелест незнакомых берез и гомон птиц. Он предельно сосредоточился, рисуя аккуратными штрихами в воображении мельчайшие детали комнаты Софьи, ее родную улицу — то место, куда он уже и не мечтал попасть. И тогда сломался барьер, наложенный Сумеречным: Раджед снова увидел ее! Ее! Его Софию! Она предстала в простом домашнем платье в своей комнате.

— София! София… — тихо позвал Раджед с невыразимой тоской. Девушка подошла к зеркалу и смотрела. Чародей похолодел, дотрагиваясь до по-прежнему непроницаемого стекла. Пальцы скользнули по поверхности, твердость материала напоминала о запрете. Софья ведь просила закрыть портал. Значит, не Раджеду его отворять. Кажется, он и сам это вскоре осознал. Достаточно и того, что он все-таки узрел ее.

— София! Ты видишь меня или только свое отражение? София! Софья! Скажи что-нибудь! Софья!

Но она делала вид, что ничего не видит. Только лицо ее было грустным. Со странным беспокойством рассматривала она свое отражение и, казалось, улавливала некие образы из-за другой стороны зеркала. Раджед терялся в догадках, вцепившись в раму, громко крича, словно намеревался дозваться просто так — без помощи портала — через сотни световых лет:

— Софья! Ты видишь… Ты… Нет… — голос померк, льор лишь прислонился лбом к стеклу, покорно признавая: — Будь по-твоему. Я не заслужил того, чтобы ты меня видела, слышала или хотя бы помнила. Своей самодовольной опрометчивостью я стер себя из твоей жизни еще до того, как мы успели узнать друг друга. Еще до того, как я понял, что без тебя… это не жизнь. Все эти тусклые семь лет умирающего мира… Эйлис… Мы погубили Эйлис… и я еще требовал любви. Софья… Как жаль, что ты не слышишь. Софья… Мы приносим только разрушения. Не видь меня, не помни. Только будь счастлива. Без меня.

Он трогал зеркало, пытался прорваться, но понял, что только разрушит последнюю ниточку, вскоре просто исступленно гладил холодную поверхность. Миг блаженства, невероятной пульсации души, способной, казалось, перевернуть единым порывом любые законы и древние запреты — и вот все обрушилось прахом, однако же не совсем. На смену пылким страстям пришло немыслимое для гордецов-льоров смирение. Любовь жила, казалось, пронзала пиками сердце. Но с каждым ударом лишь сильнее и сладостнее раскрывался блаженный внутренний свет. Слезами души смывалась с нее копоть. А что же Софья?

Девушка порывисто отвернулась, но унеслась в другую комнату. Эльф видел, как она плакала. Раджед тут же нервно выпрямился, всматриваясь в обстановку комнаты, размышляя: «Она видела? Слышала? Я не слышал ее… А это что?»

В комнате обнаружились рисунки Эйлиса, надписи всех воспоминаний с какими-то стрелками. Ветер, проникший в приоткрытое окно, терзал альбом на столе, перелистывая страницы. И через смену графических образов прорезались некие схемы, уже недетские расчеты и предположения. Раджед в ступоре уставился на них, а через миг вновь вернулся нахальный чародей, с которым Сумеречный общался предыдущие четыреста лет:

— Так она ничего не забыла! Эльф!

Раджед с ревом дикого зверя обрушился на друга, который лишь смущенно щелкнул зубами, пробормотав пристыжено:

— Не забыла. Все это время она сопоставляла факты, она не могла забыть, что где-то умирает мир.

Раджед скоро смирил свой поднимавшийся гнев. По странному новому обыкновению он практически разучился обвинять Сумеречного, замечая во всей его лжи необходимый замысел. Каждое знание в свой час, иначе не выйдет назначенного. Что ж, может, иногда незаслуженное доверие, как строго судил о себе Эльф, поразившийся спокойному и рассудительному, хоть и вновь печальному заключению Раджеда:

— И что же… она считает, что способна пробудить Эйлис? Льорам не удалось.