Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 111

Вскоре он расположился в одних из покоев башни, быстро стянул доспех, неизменно положил рядом с собой меч, по-походному зябко завернулся в одеяло, словно в плащ. И проспал двое суток, отключился, словно механизм, у которого закончился завод.

Раджед даже опасался, не умер ли бессмертный страж, изредка заглядывая в покои. Однако Сумеречный спал совершенно как человек, невероятно уставший, словно воин, который сражался несколько ночей к ряду без передышки.

«Какой же тяжелый груз ты несешь, приятель, если даже такой силы тебе не хватает», — думал с грустью Раджед. За двое суток его неумолимая жажда ответов не исчезла, царапала обостренными нервами и предчувствием чего-то недоброго. Раньше ему казалось, что черная тень с вороновыми крыльями — это лик его скорой гибели. Когда Илэни перерезала горло, так и вовсе почудилось, будто страшная птица сомкнула над ним полог из непроницаемых перьев, вымела ими воздух и разогнала весь свет. Однако удушье и боль отступили стараниями измученного стража. Похоже, Эльф отдал последние крупицы своей силы, чтобы явиться вовремя, не допустить непоправимого.

— Спасибо тебе, друг, — прошептал Раджед, в полной мере оценив такую самоотверженность. Эльф что-то выдохнул сквозь сон, не разлепляя крепко смеженных век. Янтарный льор почти заботливо рассматривал товарища, отмечая, что исчез пугающий оттенок кожи и к губам прилила кровь, отогнав черную обморочную кайму. Возможно, стражу помогала восстановиться и магия башни.

Пока Сумеречный отдыхал, Раджед разузнал о происходившем вокруг у малахитового льора, поразившись, что Сарнибу и двоим мальчишкам удалось прогнать из башни Нармо и Илэни. Скромные товарищи не слишком-то вдавались в подробности, рассказывая о поединке. Однако оценив состояние тронного зала, янтарный чародей догадывался, насколько мощная магия в нем столкнулась. И большая часть разрушений причинялась не янтарем.

«И с такой силой малахитов ты никогда не пытался захватить весь материк?» — мысленно поразился Раджед. Сарнибу же даже с виноватым видом докладывал, что пробиться к топазовой башне все еще нет возможности, а Нармо явно готовит новый удар.

— Да что б его разорвали все похищенные самоцветы! Он уже ничего здесь не получит, — только выругался Раджед. Он храбрился, однако возвращался в тронный зал и с содроганием рассматривал развороченный портал, словно убил любимое животное или даже дорогого человека. Зеркало вновь молчало, вдоль него пролегла сеть трещин, и отражения терялись между неровных острых борозд, нечетко расщеплялись фрагменты собственного лица.

Раджед пододвинул исцарапанное кресло, вновь садясь возле портала, как в те чудесные — хоть и исполненные светлой печалью — дни, когда портал вновь заработал. Предчувствие встречи согревало и давало надежду. Ныне предстояло осмыслить, как воспринимать эту черную, покрытую копотью пожарища пустоту, в которую превратился тронный зал. Хозяин башни обводил его долгим тоскующим взглядом, затем прикасался в бесполезной надежде к зеркалу, подносил к нему свой талисман, словно кружку воды к хладным губам недавно умершего. Все тщетно!

Конечно, ведь заклятье начертали в самой древней книге создатели портала, кто-то из рода Ицинтусов, великие ученые, мыслители, способные связать два далеких мира. Получилось ли это у них случайно или что-то манило именно к Земле — записи умалчивали. Как и об именах. Зато донесли верную инструкцию по уничтожению, где так и значилось: не восстановится уже никогда. Впрочем, они же не пробовали его разрушать! А значит, еще оставалась надежда. Странное чувство, чуждое рациональным льорам, которым всегда было жизненно важно четко и ясно оценивать свои силы и выстраивать необходимую оборону. Но ныне Раджед неукротимо надеялся! И черные полосы непробудного отчаяния бесконтрольно сменялись в душе всполохами яростной мечты, которую не иссекли, не погубили выпавшие фрагменты чудесного зеркала.

— С добрым утром! — приветствовал Сумеречного Раджед на рассвете третьих суток. За это время чародей успел восстановить оборонную магию на границах, проверить, что с защитой башни. И к удивлению своему обнаружил, что магия не изрублена на клочки и не сожжена более мощными заклинаниями. Ее словно раздвигали, как гибкие стебли травы.

«Либо какой-то из чужих талисманов Нармо, либо сразу несколько. Либо магия Илэни. Но что теперь? Если они вернутся, то только ради мести», — отметил Раджед. О далеком будущем мыслить не удавалось, словно что-то лопнуло струной. Он долгое время ждал нападения ради портала, теперь же получалось, что лишил шанса на спасение всех их. Поэтому и не выходил больше на связь с Сарнибу. Опять ведь подкосило самодовольство: если бы все они ждали врагов в янтарной башне, так и победили бы все вместе. Но, видимо, он слишком не привык сражаться в команде, плечом в плечу с товарищами.

— Доброе… Вот дела, сначала ты проспал трое суток, теперь я двое. — Сумеречный с деланной беззаботностью растирал шею. Выглядел он уже привычно, лишь юлил, норовя ввернуть какую-нибудь шуточку за скромным завтраком. Однако Раджед намеренно не реагировал. Щемящее сердце предчувствие разрослось, точно гигантское древо из семечка. Достаточно заронить лишь призрак сомнения, чтобы пытливый ум сложил пугающую теорию.

— Ты помнишь наш договор? — вскоре сухо оборвал Раджед, опасаясь, что Эльф вновь ускользнет от ответа легким дымком.

— О чем? — играл в непонимание Эльф, однако вновь набросил капюшон, выдавая свое беспокойство.

— О правде! — стукнул по столу Раджед, да так, что рюмки подскочили.

— Ох… Только знай: если я расскажу, то ничего не будет по-прежнему.

Сумеречный замолчал, налил себе еще красного вина высшего сорта, осушил бокал залпом, словно ему водку или чистый спирт налили. Впрочем, страж только играл, тянул время, доводя до исступления янтарного льора, который вскочил с места:

— По-прежнему? Мир рушится на моих глазах! — он указал в сторону затворенного окна, потом махнул на портал. — Я пожертвовал собой, чтобы спасти Землю и Софию! Ты знаешь льоров, которые жертвовали собой хоть во имя кого-то? Нет! Эльф! Ничего уже не будет по-прежнему!

Раджед с глухим гневом опустился на место, стиснув виски, в которых нарастал противный гул. Что-то приближалось, что-то громко печатало шаг, словно полки солдат. И не предчувствие гибели, как раньше казалось. Ворон вновь раскрывал бесконечные гигантские крылья. Он отражался в Сумеречном, сходился с ним единством формы и сущности. Вестник недоброго долго молчал, подбирая слова:

— Я поклялся твоей матери не рассказывать. Но… — он осекся, облизнул губы, глубоко вдохнул и твердо начал: — Похоже, нет выбора. Радж… ты когда-нибудь задумывался, как случилась чума окаменения?

— Об этом все задумывались, — дернул плечами чародей, нервозно лохматя длинные волосы.

— Значит… Пришло время раскрыть тайну. Пока я достаточно смел для этого, — Эльф встал с места, непривычно прямо вытянувшись. — Да, это из-за меня. И тебя.

Раджед опешил, поднимая на собеседника непонимающий взгляд:

— Что? Я здесь при чем?

Над правым глазом резко и отчетливо пульсировала кровь, на лбу вздулась жила, рука же невольно потянулась к талисману — так всегда делали льоры в случае опасности или сомнения, словно обращаясь к мудрости предков. Но ныне они молчали. И Эльф не торопился говорить, губы его кривились, словно наружу рвался неразборчивый вопль. Сорвавшимся голосом он прохрипел, подавившись судорогой: