Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 110

В тот миг безумно хотелось открыть глаза и лицезреть рядом с Эльфом еще Софию. Если уж миловал страшный рок, то, может, и такое чудо реально. Однако в спальне больше никого не оказалось. Лишь медленно колыхались тяжелые золотистые шторы, да потрескивали под потолком светящиеся шары.

— Она же тебя не помнит, — пожал плечами Сумеречный. — Как она могла вернуться? Ты же сам разрушил портал.

Раджед закрыл глаза, тоскливо вздохнув:

— Да, закономерно, закономерно… — Однако горло давил кашель. — Кх… Где там заклинания? Надо заживить эту досадную мелочь.

В иные времена льоры лечили такие ранения посреди поля боя. Им головы почти отрывало, а они самоцветами исцеления их успевали обратно прирастить. Так рассказывали про бравого прадеда Раджеда. Он-то и привел Икцинтусов к настоящему величию. Может, прав был Нармо: все они — жалкие потомки. Впрочем, и мир их сделался лишь слабым отражением прошлого Эйлиса, который поражал красотой пейзажей, буйными красками лесов и полей, гулом водопадов и мягким пением рек, гомоном разноцветных птиц и прекрасных зверей. Природа и ячед обретались в гармонии, льоры же разрушали ее в поисках самоцветов, взрывали горы, разрывали недра. Там, где в иные времена колосились поля и взмывали в вышину великие деревья, нередко зияли кратеры от раскопок. Нармо еще аккуратно действовал, вскрывая гробницы. Впрочем, этому жадному пауку уже ничего иного не оставалось. Все драгоценные металлы и минералы ушли на изготовление талисманов. Выпитый мир, мир-банкрот. Обобранный, оборванный мир, который начал мстить, как обезумевшая вдова, потерявшая мужа и детей.

Вновь Раджед впадал в отрешенность, словно наяву созерцая незримый лик Эйлиса, искаженный мукой и гневом. От такой же безысходности только недавно янтарный чародей сам разрушил портал, лишив себя даже робкой надежды на встречу с той, которую по-настоящему полюбил. Любовь — такая редкость в Эйлисе, особенно, между льорами, будто ее тоже однажды выкрали и вырвали из истощенных недр.

— Вот, держи… — Эльф покопался в шкатулке на столике и скоро вытащил заветный янтарь исцеления, один из последних.

— Ты что такой бледный? — вдруг заметил Раджед, приподнимаясь на локте и торопливо поднося самоцвет к горлу. Страж, наверное, мог бы и до конца исцелить. Но либо не хотел, либо… ему не хватило сил.

Сумеречный выглядел в сто раз хуже, чем в последнюю встречу, будто его кто-то долго пытал, и еще терзали тяжелые болезни. Узкое лицо сделалось землистым, щеки совершенно впали, под покрасневшими глазами вырисовывались черные круги. Бурый доспех из драконьей кожи висел мешком. Ходячий мертвец во плоти!

— Я… — Эльф стиснул пальцы так, что костяшки побледнели. — Я не знал, что случится. Это был пробел в твоей судьбе. Я волновался. Я боялся, что не успею… Я ведь не умею воскрешать мертвых.

Сделавшиеся огромными болезненно распахнутые глаза Сумеречного Эльфа выражали невозможное сожаление и неподдельное участие. Он поборол свою тьму, вышел победителем в своем тяжелом поединке.

— Без своего вселенского знания ты намного приятнее в общении. Да и вообще как личность, — обнадеживающе улыбнулся Раджед. Связки уже вполне слушались, самоцвет приятно согревал, возвращая силы. Вскоре льор уже принялся одеваться, уверенно вставая с кровати. Новый камзол и все остальное оказалось тут же рядом, как обычно.

— Я знаю, но избавиться от него никак не могу. А хотел бы… — Эльф отвернулся, глядя в окно через щель между портьерами, он продолжал нерешительно: — Радж, я тоже хотел бы прожить хотя бы одну нормальную человеческую жизнь. Короткую или длинную, но свою, а не раздробленную на сотни миров, — он стиснул зубы, ожесточенно бросая: — Из нас не получились боги, и как люди мы моральные калеки.

Раджед приблизился, поправляя жабо безукоризненно белой рубашки и застегивая филигранно выделанные узорные пуговицы на жилете. Напоминаний о ранении почти не осталось, даже рубец талисман свел на нет. А ведь людей такие повреждения чаще всего лишали жизни! Хрупкие все же создания, ячед. Но так ли от них отличались льоры? И как это удалось? Что было восемь тысяч лет назад?

Раджед восстановил тело, надел прежнее великолепное облачение. Однако самодовольный покой сонной души уже ничто не возвращало. Ушло губительное чувство превосходства, противопоставление «сиятельного льора» ячеду и другим династиям. Роилось множество непрошеных вопросов. И одновременно взыграло возмущение, разочарование в друге:

— Так ты помог мне сейчас только из-за пробела в своем знании? Если бы его не оказалось, ты бы равнодушно смотрел на агонию? — Раджед непримиримо заставил Сумеречного обернуться. — Что ты вообще за создание такое? Как выбираешь себе «друзей»? Смотришь сначала, какую часть чужой судьбы не видишь и только потом решаешь вмешаться?

Он хотел бы поблагодарить, обрадоваться возвращению, однако объяснения Эльфа рушили все возможные теплые порывы. Слишком сухо, слишком цинично. Неужели не дал погибнуть, потому что не видел до конца судьбы? А сотни других, выходило, запросто отправлял на закланье.

— Фактически так. Хотя я хотел бы помогать чаще, намного чаще, — пробормотал Сумеречный, упрямо глядя в окно, лишь болезненно сцепив за спиной руки. — Но нельзя…

— Проклятье! — Раджед дернул друга за плечо, заставляя повернуться лицом к себе. — Да почему нельзя? Почему ты весь закован в эти треклятые рамки: «не имею права», «нельзя», «не отвечу»? Что тебе мешает поступать по своим убеждениям? Или их вовсе нет? Порой мне кажется, что я общался всегда с каким-то придуманным мною же образом. Может, с Софией так же? Может, вообще ничего не существует, кроме моих фантазий?

Голос прорезался неожиданно звонко, его как будто питало невероятно возмущение. Получить ответы любой ценой — вот, что просило неукротимое сердце. Сомнения и недомолвки омрачали их дружбу с самого момента появления Сумеречного. В чем солгал тогда Нармо? При одной мысли о проклятом враге накатывала мстительная злоба, однако неизменно преследовали его недавние слова. Истина бродила где-то преступно близко, однако таилась тенями средь скал, не желала показывать свое уродство, обрушивать ужас.

— Постой-постой. Нет. Все не так. Но… Я и правда не могу вмешиваться, — тут же оправдался Сумеречный. Однако отворачивался, кусая губы, пока янтарный льор буравил взглядом.

— Почему? Ответь же мне! Ответь, я совсем недавно прошел через смерть, кажется, заглянул за самую ее грань. Меня уже ничем не шокировать! Всюду враги, так докажи, что ты не один из них. Сними эту личину таинственности. А если нет — лучше уходи навсегда, потому что я устал от лжи. Что моей, что твоей. Хватит! Довольно! — воскликнул на одном дыхании Раджед, а потом пошатнулся. Все же исцеление самоцвета не сразу возвращало былую прыть и выносливость. Сумеречный подхватил, однако сам едва не упал.

— Что ж… Может, настало время рассказать, — пробормотал он, опираясь на верный меч, чтобы подняться с одного колена. — Но сначала нам обоим надо отдохнуть.

Раджед кивнул, сочтя, что поторопился с ответами. Возмущение и нетерпеливость вновь сменялись воспоминанием о встречи со всеми покойными предками, для которых время уже не имело значения. Казалось, они смиряли нежданный пыл.

— Не уходи. Располагайся в башне. Отдыхай, сколько потребуется. Только расскажи! Что угодно. Какая угодно правда лучше неведения, — твердо, но радушно проговорил Раджед. Эльф примирительно кивнул, устало массируя лоб.