Мю Цефея. Цена эксперимента - Давыдова Александра - Страница 21

Торн рухнул на траву, дернулся несколько раз, потом затих. Переливы цветов на его коже еще продолжались, но с ней происходило нечто странное: эпидермис словно испарялся, таял в удушливо-влажном воздухе. Секундами позже дерма, размягчившись в кашицу, стекла в траву, увлекая за собой сотни, тысячи крошечных семян.

То же самое произошло со внутренними органами, сухожилиями…

Торн, биодроид «Гриффен-8», разлагался с невероятной скоростью. Когда на траве остался лишь скелет, раздался негромкий хлопок. Кости рассыпались в мельчайший порошок, пыль. Она просочилась сквозь стебли и затем, словно жидкость, начала быстро растекаться — жадно, требовательно проникая вглубь, с неимоверной скоростью напитывая собой биосистему дайсона.

Амм вздрогнул. Потом снова. И еще раз. Спазмы, увеличиваясь в амплитуде и частоте, сотрясали гигантское древо. Утробный рев, глубокий, разрывающий перепонки, перекрывал треск ломающихся корневищ и ветвей дайсона. Толчки, подобные землетрясению, раскалывали астероид. Хавсат вскинулся вверх тысячью щупалец, хватая визжащих мега-тиллусов, затягивая их в пучину, изрыгая взамен жуткую блевотину из полупереваренных тел астоми…

***

…Трентон Хасс, руководитель проекта «Гриффен-8», давно не испытывал такого подъема.

Из информации, полученной от Вилби, Совету было ясно, что развитие колонии на Пеоле, ее подчиненность дайсону-хищнику опасны не только для самого астероида, но и для всей Ассоциации из-за возможного распространения Амма на другие планетные тела Орвудов. Вместе с тем Пеола была нужна Ассоциации как связующее звено с Внешними Объемами, и поэтому физическое уничтожение астероида вместе с дайсоном не решало проблемы. Совет нуждался в нормализации жизни на Пеоле.

Троянский конь Торна Гриффена, новейшего биодроида, сработал блестяще. Важно было вывести Торна к одному из уязвимых мест системы жизнеобеспечения дайсона. В этом помог Вилби — его тело стало маяком для Торна. «Сухие» выполнили посмертное желание амбассадора.

…Дайсон Пеолы агонизировал. Торн заразил его инфраструктуру саморазвивающейся колонией наноботов-убийц. Несметные полчища сентинелов, еще недавно составлявших скелет Торна, методично уничтожали Амм.

I

— Вот там, господин. Вот в той пещере он и обитает… — Крестьянин махнул рукой, опасливо покосившись — туда, где, обросшие снежною шубой, к тропинке клонились кусты. — Оттуда приходит, как проголодается… — Голос его снизился до еле слышного шепота. — Намедни козу утащил… дьявольское порождение преисподней! — Сложенные щепотью пальцы его торопливо коснулись кудлатого края шапки. — Избави нас от него, господин!

Влад осмотрелся. Припушенная порошей, тропинка вилась от подножья горы, вырастая над Владовой головою — точно змей, распластавшийся телом своим по холодным, усыпанным снегом камням. Там, за приземистой горной грядой, хоронилось змеиное логово. И огненноглазый, с глубокой, точно сама преисподняя, пастью — змей ждал его, когтеострыми лапами рыл заиндевелую землю. И белые, точно нестаявший лед, сияли во тьме костяные кинжалы клыков, звали манко — ну что ж, рыцарь, попробуй меня одолеть… пройди свое испытание… а если не сможешь… Змей расхохотался, протяжным, раскатистым эхом, и дрогнули горы, и Влад едва устоял на ногах…

…Сжав крепче поводья беспокойно прянувшего вороного.

— Мой рыцарский долг — защищать обездоленных, денно и нощно сражаясь с врагами веры Христовой, — коротко бросил он. — Я поднимусь на эту гору, старик, и спущусь с нее — с драконовой головою под мышкой. Скажи людям, что скоро их страхи развеются.

…Хруст конских копыт по усыпанной снегом тропе нес в себе вызов драконьему самодовольству. Черное чрево пещеры манило — белесым облачком пара, рвущимся из самых глубин. Дракон был благодушен и сыт… а может, и злобен, всенарастающей голодною злобой. Влад спешился, примотав поводья к корявому толстому пню у привратья пещеры. Тяжелые снегом, беспокойные облака мчались над ним. Влад обнажил меч, подумав, что, может быть, не увидит их более никогда, пещерная тьма прожует его и выплюнет стылые кости, а потом, устыдившись малодушных мыслей, крепче сжал рукоять меча и шагнул в темноту…

…Что тотчас же отозвалась ему звериным рычанием. Он выступил из-за черной стены, преграждая дорогу Владу, — огромный, точно оживший осколок горы, чешуисто-изумрудный, с золотыми, точно плавленые монеты, глазами… из которых сочились мутные слезы.

— А-ур-р… — горестно взревело чудовище. — У-ыр-р… у-у…

И тяжко осело на пол, взметнув за собою лохмотья слежавшейся пыли.

Влад приблизился, охранительно выставив меч перед собою. От взгляда его не укрылась черно-бурая кровь на драконовой лапе с посеревшим от гнили, изломанным когтем и сочащийся болью драконовый взгляд.

— Как видно, здесь уже был рыцарь, ищущий подвига, — пробормотал Влад вполголоса, стараясь напрасно не тревожить драконовы уши. — И мой меч всего лишь довершит начатое, прервет последние муки…

Дракон застонал. Из раззявленной пасти его взметнулся трепещущий красный язык, раздвоенный, точно змеиное жало. Мокрым платом коснулся Владова лба. Задрожав, втянулся обратно.

— А-ур-р…

Влад покачал головой.

— Зверь взывает к моему милосердию, — потрясенно произнес он. — Беспомощный, стоит он передо мной, и жизнь его, богопротивнейшей твари, зависла на острие моего меча. Возможно ли это — в мире, простертом под яростным солнцем и вечно неспящей луною, — чтобы дракон был помилован рыцарем? Чтобы карающий рыцарский меч не отделил от тела драконову голову?

Чудище обреченно замолкло, смежив серые веки, мокрые от гноя и слез. Время словно остановилось, замерло — тягучее, как смола, и мухой, увязшей в золотом янтаре, Влад видел себя с воздетым мечом подле дракона и заиндевелые капли из драконовых глаз, алмазами стынущие в полете.

А потом — меч его рухнул вниз с ужасающим скрежетом, и чудовище взвыло.

***

Взгляд дракона был холоден, точно нестаявший лед, а из черной, оскаленной пасти его вырывалось язвящее жало. Влад коснулся рукою дверного кольца, крепко сжатого зубом железного дракона. И дверь распахнулась, открыв необъятных размеров пещеру тронного зала, и Влад на мгновение замер, словно там, на горе, усыпанной саваном снега, пред убеленным костями входом в логово, а после — шагнул за порог.

— Приветствуем же, достославные рыцари, собрата нашего по вере Христовой — Влада, сына Мирчи, драконьего победителя! — эхом грянуло, отразилось от каменных стен.

Влад склонил голову — перед молниевым взглядом того, кто, опершись на меч, ждал его — посреди зала, в окружении рыцарей, чьи одежды были красны, как драконова кровь, а плащи жгли глаза зеленой драконовой чешуей. Распахнув холщовый мешок, Влад поднял над головою источающую слизь и зловоние сизо-зеленую лапу с бессильно поджатым когтем, и голос его возвысился над собравшимися:

— Мой меч оборвал дыхание сатанинского зверя, и жадность его больше не станет причиною горя людского! — отчетливо произнес Влад. — А в доказательство победы своей — я принес вам драконову правую лапу, ту самую, коей творил он разбой, не гнушаясь ни плотью животной, ни плотью человеческой!

Кровь дракона была черна, точно сама преисподняя, и смрад ее враз наполнил собою воздух, втекавший во Владовы ноздри. Сдержав дыхание, он швырнул лапу на пол. Глухо скрябнув когтями, она подкатилась к ногам — того, чьи одежды, шитые золотом, казались глазу алее, чем прочие, а плащ вился вкруг гордо расправленных плеч, точно драконовы крылья.

— Подойди к нам, Влад, сын Мирчи Старого, великого воеводы Валахии! — пророкотало над залом. — Склони же колени свои перед нами, дабы получить посвящение в рыцари, коего ты сейчас, несомненно, достоин!