Импульс (СИ) - "Inside" - Страница 22

А потом возникает момент, которого она так долго пыталась избежать.

— Тебе нужно купить халат. Никакой синтетики, хлопок и полиэстер, можно лен; но лучше всего, конечно, сатори или экстрафлекс, запомнила, да, сатори, можно лен, халат, значит.

— А из чего сделан халат доктора Кларк? Он такой красивый. — Эмили делает щенячьи глаза.

— Хлопок, шелк, полиэфир, — усмехается ординатор. — Тоже понравился, да? Она его в химчистку сдает каждые два-три дня, да, сам видел, так что проблем с ним очень много, да. Зато красивый. И стоит много, — бурчит Хармон.

— Боюсь, у меня сейчас нет средств даже на синтетику, — вздыхает Эмили.

Хармон вздергивает бровь — очки смешно съезжают с лица — и качает головой: в его понимании, врач без халата — врач без рук.

— Надо сейчас, — говорит он. — Да, сейчас, не завтра, сейчас, потому что Кларк уже хочет после обеда с тобой поговорить, да, а нам еще надо собрать бумажки, значит, нужен халат… Что же делать, да, что же делать… Ладно, подумаю, может, Кларк что-нибудь придумает, да…

Он долго ведет ее запутанными коридорами, пока перед ними не возникает надпись «Медицинский центр для сотрудников». Еще пара дверей, холодный металлический коридор — и Хармон буквально вталкивает ее в узкую комнатку.

У Эмили берут кровь, мазки, какие-то анализы; с ней не разговаривают — пожилая медсестра только ставит галочки и подписывает бесконечные флакончики, ставит печати на бланках, звонит по телефону в лабораторию, диктует данные Джонсон.

Из медцентра они бегут в импровизированный отдел по работе с персоналом, где Хармон долго и витиевато разговаривает с молоденькой девушкой, строит ей глазки, пихает Эмили в бок, чтобы та кивала и улыбалась; а потом наконец получает заветный файл.

— Душечка, — говорит ординатор, — ты мое сокровище, знай, да, сокровище. С меня твой любимый кофе, да, я все еще помню, какой ты любишь. Кофе, значит.

И, снова подхватив Эмили под локоть, несется дальше — этажом выше располагаются финансовый и юридический отделы.

Эмили никогда раньше не была в этой части здания — до этого ее оформляла Мелисса, а больше ей здесь делать нечего. От стерильно-лофтовой обстановки больницы здесь не остается и следа: стены покрыты деревянными панелями, на полу темно-фиолетовый паркет. Вместо жалюзи на окнах тонкие шторы, на каждом углу кулеры с водой, цветы и мягкие диваны. Никаких табличек — без Хармона она бы ни за что не разобралась, где что находится.

Четыре этажа управляющих органов больницы — адвокаты, советы директоров, главврач и его секретари, финансовые отделы, службы работы с персоналом, приемные комнаты, залы заседаний… Эмили стремительно минует одни раздвижные двери за другими, краем глаза видит с десяток сидящих за огромным столом людей, узнает в одном из них Мосса и втягивает голову в плечи.

— Доктор Кларк договорился о том, чтобы ты получила две рабочие карты на руки, — неожиданно ровно говорит Хармон, и Эмили аж вздрагивает — настолько чужими кажутся его интонации без вечных повторений. — По одной ты будешь с записью, по другой — нет.

— Договорился? — Эмили едва поспевает за ним.

Две рабочие карты, ликует она; плевать на стаж, главное, что операционисткой она пойдет без каких-либо записей о профпригодности!

Хармон оставляет ее вопрос без ответа — только забирает две заламинированные, формата А5, карты. Ее собственная рабочая история: принята на работу — уволена с пометкой, принята на работу — работает по текущий момент.

Она все еще не верит в происходящее, даже когда пальцы касаются холодного покрытия, даже когда девушка-секретарь улыбается ей, даже когда Хармон вновь хлопает ее по плечу.

Так не бывает.

Она знает.

Но все еще летит ввысь.

*

Она ударяется о землю через полчаса — когда Кларк молча захлопывает дверь кабинета перед ее лицом, ничего толком не объяснив; Хармон убегает на обед, пообещав, что принесет ей весь пакет документов после него, а сама Джонсон понятия не имеет, что ей сейчас делать.

Средств на обед в кафе больницы у нее никогда не было — за одну чашку кофе нужно заплатить больше десяти фунтов, а о стоимости горячих блюд она даже не думает; поэтому Эмили, решив, что это все равно придется когда-нибудь сделать, отправляется исследовать рабочий корпус.

Вот только ноги сами ведут ее в другой блок — огромная, светящаяся зеленым буква «P» и сотня табличек-указателей под ней. В отделение психологии и психиатрии легко попасть через седьмой этаж: лифт, два коридора, огромный стеклянный свод с наградами и фотографиями, небольшая лесенка. Еще несколько дверей и ярких указателей на стене — и Эмили входит в основную часть блока P.

Они до чертиков разные — неврология и психиатрия. Если в отделении у Эмили все выложено лофтовыми кирпичиками и подсвечено неоновыми лампами, то здесь скорее ботанический сад: темно-зеленые панельные стены, ковролин, повсюду цветы и фонтаны. Коридор сплошной, без ответвлений и окон; только в самом его конце выделяется стеклянная стена, ведущая к основным лестницам, палатам и площадкам.

Здесь кабинеты психиатра и психолога смешиваются между собой, а к концу коридора на дверных табличках появляются надписи «нарколог», «дежурный психиатр», «ведущий психотерапевт»; и Эмили теряется между десятков фамилий, пытаясь высмотреть нужную.

Кабинет Чарли Кларка украшен не только золоченой табличкой, но и знаком отличия — шестиконечной звездой. Эмили роется в памяти — такие вешают, кажется, членам благотворительных фондов.

Почему-то у нее нет никаких сомнений или страха — даже если доктор Кларк занят, то в этом нет ничего страшного, поэтому Эмили поднимает руку и стучит.

Неожиданно женский голос говорит «Войдите», и Эмили распахивает дверь.

Она попадает не в кабинет Чарли, нет; перед ней его приемная: здесь и милая девушка за большим стеклянным столом, и панорамные окна в пол, и успокаивающе журчащий фонтан, и даже гудящая цветастая кофемашина.

— Вы на прием?

Эмили испуганно качает головой: она ожидала чего угодно, но никак не собственного секретаря.

— Я… Я…

Дверь справа от нее раздвигается на японский манер — бумажная отделка с каллиграфией, тонкое дерево, искусные узоры — и показывается голова Чарли: россыпь светлых волос, едва заметные веснушки, серые, как у сестры, глаза.

— Мисс Джонсон! — Он улыбается так, словно видит в ней давнего друга. — Проходите, пожалуйста. Я думал, у вас обед.

— Я не ем. — Эмили говорит это так, словно сидит на жесткой диете всю жизнь.

Кабинет Чарли в два раза меньше его приемной, зато в десятки раз содержательнее и хаотичнее: на стенах мешаются фотографии и дипломы, на большом квадратном столе японский садик с мельницей и водяным колесом; рабочего места как такового у него нет — вдоль всей стены прибита длинная стеклянная столешница, служащая всем и сразу: тут и два работающих ноутбука, и колонки, и кипы бумаг, и чашка кофе. Два кресла — мягких, с подушками в цветных наволочках, с выдвижными подставками для ног; между ними тот самый столик с садом, чуть поодаль еще один с одиноко стоящей чашкой. С небольшой люстры свисают импровизированные хрустальные гирлянды из цветных стеклышек, придавая месту особый шарм; сквозь неплотные шторы виден город — окна выходят на юг, поэтому вдалеке Эмили может разглядеть очертания Лондонского глаза.

— Вам повезло, — улыбается Чарли. — Один пациент не смог прийти, и у меня освободилось время. Говорите, не обедаете? Значит, кофе?

Он не дожидается ответа, приоткрывает дверь, говорит что-то вроде «две чашечки нам, пожалуйста» и снова оказывается возле Эмили.

На Чарли длинный, почти в пол, кардиган-кимоно, расшитый цветными узорами, с огромными рукавами; светлые джинсы и простая черная футболка; ни о каком белом халате не идет и речи — бейджик психиатр прикрепил прямо на карман, и теперь он болтается в районе колен, грозясь слететь в любой момент.

— Я ждал вас, Эмили. — Он мягко садится в кресло. — Нам есть о чем поговорить.