Импульс (СИ) - "Inside" - Страница 20

— Разберитесь, — повторяет Кларк, и глаза ее вспыхивают, — разберите бардак в своей голове. Все эти ваши «невозможно» — ерунда. Херня, если так будет проще. Нет ничего невозможного. Потому что когда ты хочешь — не если, а когда, заметьте, — то даже вода потечет вспять, понимаете? У вас нет времени лежать и выть, вставайте со своих колен-диванов-полов, поднимайтесь — и вперед. Сколько можно не вылезать из этой драмы? Мне хватает Мосса по самую шею, а теперь еще и вы; да от вас разит этим сожалением. Неужели так и не поняли — не за все в этом мире вам будут платить?

— Разберитесь, — нейрохирург в очередной раз щелкает зажигалкой, — чего вы хотите, поставьте себе цель, идите к ней — напролом, по головам. Упали? Поднимайтесь. Вы сломали ноги, а не голову. Ползите, значит, если не можете ходить. Зубами за землю цепляйтесь. Но не жалейте себя, не притворяйтесь невидимкой, потому что вас видно, Джонсон. Потому что я вас вижу за версту.

— Вы же знаете нашу профессию, вы же не просто так в нее шли. Если больно — значит, ты жив. Это вот это делает живой, — она надавливает подушечками пальцев на ее пальто в области сердца, — вот оно. А не страдания, которые у вас в голове. Нравится ходить по краю — идите в хирургию, там таких, как вы, с руками-ногами оторвут. Заканчивайте с этим, Джонсон. Поиграли — и хватит.

Эмили боится дышать, жадно ловя каждое слово, позволяя им оставлять раны-рубцы внутри, выковывать металлические пластины, поддерживающие позвоночник; а Кларк так близко — даже не надо руку протягивать; и Эмили хватает ее за ткань плаща — тонкую и чуть грубоватую, и заглядывает в лицо, спрашивая, повторяя только одно:

— Почему вы мне это говорите, почему мне, почему вы, почему?

Кларк смотрит на нее так, словно все слова пролетели мимо и булыжниками обрушились в реку.

— Ну, вы же так хотели получить плату за свой поступок.

Эмили хмурится, качает головой, подставляет лицо ветру:

— Простите меня. Вы правы. Я слишком много страдаю.

— Драматизируете, — поправляет ее Кларк, осторожно высвобождая плащ из пальцев медсестры. — Прекратите это делать — и жизнь станет другой.

Она делает шаг, второй, третий; разворачивается зачем-то, долгим взглядом смотрит на Эмили, словно сомневается, двигается в такт с ветром, кривит губы с фиолетовой помадой, а потом вздыхает, поворачивается спиной и бросает через плечо:

— Завтра в семь жду вас у себя. И, Джонсон, бога ради, купите себе уже халат по размеру, наконец.

====== 10. Every morning we cast a die ======

Комментарий к 10. Every morning we cast a die Отличным саундтреком выйдет Frigga – Volcano.

сокращается век до камерных «полчаса».

боль меняет походку, отчество и дизайн.

остановится сердце и побежит слеза.

автор чуда себя не выдаст, как партизан.

посмотри, это ты превращаешься в чудеса.

или они в тебя

пре-вра-ща-

ют-

ся?

— Хотел бы я посмотреть на его лицо! — хохочет Гилмор. — Ты так ему и сказала? «Моя личная медсестра»?

— Ну, у меня же должно быть хоть что-то личное, — усмехается Лорейн. — Джонсон, вы что, так и не купили себе халат? Может, мне вам свой отдать?

Эмили стыдливо переминается с ноги на ногу.

В кабинете трое — Кларк-которая-женщина, Гилмор, сидящий на ее столе и поставивший ноги в цветных носках на кресло, и сама Эмили. Часы показывают начало восьмого утра, в больнице вовсю кипит жизнь, за окном непривычное лондонское солнце.

Ощутимо пахнет утром: кофе, чистой одеждой, ночной пылью; на Гилморе ярко-красная майка с желтыми разводами, ну совсем как рассвет; Кларк вся в черном: от футболки до неизменных лодочек, и только белая кожа виднеется сквозь разрез на джинсах чуть ниже колена.

Они ненавидят Эмили — те, другие люди с отделения; это видно в каждом жесте, в каждом взгляде; и самое худшее — все они теперь ее замечают.

Оливия, поджавшая губы, молча оформляющая ей пропуск; Мелисса, попросившая найти другую раздевалку; Мосс, впечатавший ее в стену одним взглядом; другие медсестры, шепчущие в спину и показывающие на нее пальцем.

Только Хармон кладет тяжелую ладонь ей на плечо и произносит что-то вроде поздравлений с возвращением.

Они знают.

Конечно, они знают, ругает себя Эмили; только ту правду, другую, которую им рассказал Мосс — чуть не убила пациента, перепутала препараты, побоялась сознаться.

Но она молча стискивает зубы, приветливо кивает Оливии, извиняется перед Мелиссой, опускает глаза перед Моссом и не оборачивается, услышав смешки.

Чтобы идти не ко дну, а по прямой.

Если бы можно было, она бы написала на себе эту фразу.

— Брось, Лори. — Громкий голос Гилмора отрывает ее от мыслей. — Ты видела, сколько стоит хороший халат? Сотню фунтов, не меньше. А покупать синтетику, в которой невозможно работать — себе дороже.

Лорейн вздергивает бровь:

— Я и говорю — мне отдать свой?

Завязывается спор, в котором Эмили не принимает участия — только комкает в руках ткань болотной безразмерной водолазки и рассматривает свои пыльные черные кроксы, краем сознания отмечая, что следующей ее покупкой будут джинсы — такие же, как носит Кларк: черные, с высокой талией, чтобы тоже можно было заправить футболку.

Да, только вот быть такой, как Кларк, у нее не хватит ни денег, ни времени; Эмили даже боится представить, сколько стоит одежда на ней или вот то широкое кольцо с черным камнем.

Стоп.

Почему она вообще об этом думает?..

Потому что о Кларк нельзя не думать — вот она, прямо перед ней: сидит, касаясь пальцами своих острых скул, улыбается, кривит губы, рьяно спорит, что-то доказывая; круглый вырез футболки обнажает хрупкие плечи с крыльями ключиц; тонкая цепочка браслета мерцает серебряными огоньками.

Гилмор громко смеется, спрыгивает со стола, подхватывает свой халат, хлопает Эмили по плечу и, насвистывая песенку, выходит из кабинета; Кларк вопросительно смотрит на медсестру.

— …документам.

Видимо, нейрохирург понимает, что ее толком не слушали, поэтому повторяет:

— Мне нужно оформить вас по документам. Восстановление, перевод и прочее. Райли поговорит с доктором Хармоном, на какое-то время он станет вашим куратором. Хармон, а не Райли, конечно же. Оформим как операционистку, получите пропуск, нужную форму и даже карточку в кафе.

— Но учебный центр… — заикается Эмили.

— Учебный центр не имеет никакого отношения к нашему отделению, — отрезает Кларк. — Если бы вы это знали, мисс Джонсон, то поняли бы, что Мосс просто пытается вас напугать. На свой экзамен вы, конечно, опоздали, но рассчитывать хотя бы на ненужную бумажку о том, что прослушали курс, можете. А если будете хорошо себя вести, — она усмехается, — то зимой Хармон устроит вам пересдачу.

Ударившись о землю, мячик подскакивает вверх.

Устроит вам пересдачу.

Пропуск, форму и карточку.

Так не бывает, говорит себе Эмили, еще вчера плакать и жалеть себя, а сегодня стоять перед Кларк и чувствовать, как зажигается уже успевшее остыть солнце.

Она знает: доверяться в такую осень — страшно; кругом темнота и холод, да и чудес не существует; но она хочет верить, что все эти последние шансы, все эти волшебные мгновения даются не отважным и сильным, а таким, как она: перепуганным, перебитым, переклеенным.

Заводская поломка.

Снятый с конвейера брак.

— Джонсон? Вы снова в облаках?

— Почему? — вырывается у Эмили.

Кларк смотрит на нее странным взглядом — таким же, как тогда в раздевалке, когда схватила ее за руку.

Ты не можешь меня игнорировать.

Да, так не бывает: вот появляется Кларк, разрывает ее цели и стремления, посылает постулаты к черту; спасает из внутренней персональной бездны, рушит хронологию, вытаскивает из привычного режима. Вот тебе карточка, форма и пропуск, теперь ты та, кем хотела быть, так чем ты недовольна, Джонсон?..

И такое чувство, будто Эмили попала в кино и сейчас ее драма закончится, уступая место плавному повороту сюжета — сейчас случится то-самое-чудо, которого зрители так долго ждали.