Импульс (СИ) - "Inside" - Страница 2

*

— Его привезли ночью. — Тонкая папка ложится на стол. — Хармон сказал, что тут все и без того ясно, но что-то во всем этом вводит меня в… — пауза, — сомнение.

Темноволосый мужчина достает из нагрудного кармана очки в дорогой оправе и тянется к плотному картону.

— Мистер Мосс, — продолжает принесший папку врач, — здесь налицо, то есть на голову, проведенная краниотомия.*

— Что именно вас смущает? — Эндрю Мосс пробегается взглядом по исписанному листку.

— Взгляните на снимок.

Он недовольно поджимает губы: его смена официально еще даже не началась, — но все-таки подходит к висящему на стене огромному негатоскопу и, закрепив небольшую фотографию, включает лампы.

— Вы видите? Вот здесь. — Мужчина, принесший папку, показывает на точку. — Как думаете, что это?

— След от неудачного стереотаксиса?

— Внутри?

— Наш мозг не имеет нервных окончаний, — пожимает плечами Мосс. — Он не может болеть, профессор. Вы и сами это прекрасно знаете. Может быть, это очередная опухоль, которую не увидели, или новообразование, появившееся недавно. Ну, или нам стоит сменить аппарат. В любом случае…

— Мистер Мосс, — на песчаного цвета пиджаке под белым халатом ярко блестит бейджик: Professor M. Higgins, GP, — я проверил его в трех разных аппаратах. Они все показали одно и то же — у пациента нет опухоли, есть только этот дефект. Серое пятно на снимке. Полость, которую словно забыли заполнить.

Марк садится в кресло напротив стола Эндрю и потирает седую бороду.

— Зачем вам мое мнение, если вы уже и так знаете ответ? — хмурится Мосс.

— Вам понравится это. — Марк улыбается уголками губ. — Наш пациент имеет искусственно вырезанный Вернике. Вместо него там пустота. Более того, он остается анонимным до сих пор: у него полностью отсутствует память. Проще говоря, он имеет слишком много дефектов для одного человека. Но тем не менее это очень интересный случай: Брока остается не задетым.

Мосс поправляет идеально отутюженный воротничок дорогой рубашки и выключает настенные лампы. В утреннем свете кабинета отчетливо виден золотой циферблат его «Hublot»: стрелки неумолимо приближаются к семи утра.

— Интересно. — Эндрю складывает пальцы домиком. — Мистер анонимность с вырезанной речью. — Его карие глаза кажутся почти черными, когда он щурится. — Афферентная афазия, стало быть. Напомните, сколько ему лет? Под шестьдесят?

— Ему едва ли двадцать, — качает головой Марк. — Нашли на улице без сознания, доставили сюда. На голове была кровь — заподозрили черепно-мозговую, сделали снимки… А дальше вы знаете. Кто-то сделал ему операцию и просто выбросил, словно ненужную вещь.

— Нужно узнать, была ли у него эпилепсия, — Мосс возвращает папку, — или геморрагический инсульт. Еще нужны анализы на энцефалит, лейкоэнцефалит, тяжелые металлы, белок. Поймем причину — тут и главное следствие недалеко. И нужно показать эти снимки Грейс.

Хиггинс встает с удобного кресла, забирает тонкий картон и, кивнув, выходит, не попрощавшись: у него, как у врача общей практики, смен не бывает; вся жизнь — работа.

После Мосс достает из шкафа идеально выглаженный белый халат, накидывает его на рубашку и, подойдя к столу, берет бейджик — на глянцевой поверхности пластика отчетливо выделяются слова: Andrew Moss, neurologist.

Чертыхнувшись, он сует в карман пачку сигарет.

Над Ройал Лондон Хоспитал постепенно встает солнце.

====== 2. Choking in a large concrete box filled with people ======

Комментарий к 2. Choking in a large concrete box filled with people #np Passenger — Somebody's Love

одевайся, пожалуйста, потеплее, скоро осень, лужи на мостовой, ты же знаешь, мир тебя одолеет, если ты проиграешь себе самой.

Эмили находит «бедолагу» Эвиса без проблем — с метафорой Мелисса попадает точно в цель: высокий и худощавый, Эвис Вуд спит, смешно приоткрыв рот, прямо у приемного отделения. Кто-то заботливо подложил ему под голову термоодеяло и убрал очки в карман.

Эмили легонько трясет его за плечо, и Эвис подскакивает как ужаленный.

— А-а-а?!

— Я от Мелиссы, — терпеливо объясняет Эмили. — Нас направили в неврологию.

— А-а-а…

Он приглаживает растрепавшиеся волосы и кое-как нахлобучивает очки — металлическая тонкая оправа делает его и без того серые глаза почти бесцветными.

— Извини. — Он поднимается. — Я был на сутках, а теперь еще дневную сверху набросили. — Вуд зевает, но двигается уверенно, в отличие от Эмили, не знающей, куда идти — за полгода работы ей еще не доводилось бывать в неврологическом отделении: это противоположный блок.

— На сутках? — Она следует за ним по пятам. — Ты разве не учишься?

— Ага. — Эвис кивает, посильнее запахивая халат. — Я учусь в Уориксе, у нас сейчас каникулы.

— До сих пор? — удивляется Эмили.

— У всех каникулы до октября. — Он придерживает дверь. — Ты разве не знала?

— Нет, я… — Она теряется. — Я просто училась по другой системе, наверное.

Эмили прикусывает язык: это двадцать лет назад было круто обучаться в университете Святого Георга; а сейчас там остаются только те, кому больше некуда податься: на территории огромного госпиталя сбоку примостилась серая постройка — лекторий, гордо именуемый университетом. На деле в ее магнитном пропуске значилось, что она была студентом программы MBBS4 — четырехлетнего курса по медицине, позволяющего продвинуться не дальше чем до старшей медсестры.

Ей еще повезло — после такого слабого обучения редко найдешь хорошую работу; а денег на еще одну квалификацию не хватало, и мечты о повышении были надежно и далеко спрятаны.

Поэтому она опускает взгляд в пол, но Вуд больше не обращает на нее внимания; кажется, ему вообще все равно — он даже не спросил имени, и уж тем более ему наплевать, чем она занимается.

Неврологическое отделение кажется в разы больше, чем привычная ей ортопедия или приемная: за гигантскими стеклянными дверьми — широкий светло-бежевый коридор со множеством ответвлений; здесь, закутанные в рамы из черного дерева, располагаются служебные проходы к операционным и лабораториям.

Повсюду дерево и лофтовая, кирпично-белая отделка; у каждой двери цвета слоновой кости — таблички: невролог, нейрохирург, нефролог, старший ординатор, помещение для младшего персонала. Самая большая дверь, конечно, у кабинета заведующего отделением: приемная профессора Дональда Рэя, гласит позолоченная надпись.

— Пойду найду Джеймса. Подождешь или со мной? — Вуд даже не оборачивается, разговаривая со стеной.

Эмили неопределенно пожимает плечами; Эвис фыркает и, вопреки ее ожиданиям, сворачивает в небольшой коридор на пути к операционным. Приложив бейджик к замку и толкнув едва приметную серую дверь, они попадают в комнату отдыха младшего персонала оперблока.

Джонсон с завистью разглядывает огромную, наполненную воздухом и светом комнату: мягкие диваны, телевизор, небольшая кухня с красной гудящей кофемашиной, большой кулер у стеллажей с книгами; еще одна дверь, ведущая к раздевалкам и душевым.

На темно-синем диване лениво перелистывает страницы справочника темноволосый мужчина. Он показался бы чересчур брутальным — широкие плечи, трехдневная щетина, татуировка выше локтя, — но крошечные круглые очки придают его лицу странное, почти детское выражение.

— Доктор Хармон? — Эвис откашливается, привлекая внимание.

— А, Вуд! — Мужчина отрывается от книги и щурится, словно диоптрий в его очках недостаточно, чтобы разглядеть их обоих. — Храни господь вашу Мэл! У нас сегодня не вышли четверо, и все мэривские! Так что нам нужны новые руки, ха-ха, точно, руки. — Он смеется. — Вот я ее попросил, значит, чтобы она мне помогла, прислав кого-то из своих; может, хоть так справимся. — Хармон говорит так быстро, что Эмили с трудом воспринимает поток слов. — Так что ноги, хи-хи, в руки — и вперед, нужно, хи-хи, разложить наших овощей по полочкам, слава богу, не морга, а только палатным, да, палатным полочкам…