Сияй, Бореалис! Лоскутки (СИ) - "Liz Elzard" - Страница 18

Лица, лица, лица. Равнодушные, насмешливые, укоризненные. Полно незнакомцев, и все они выглядывали из темноты, а во взглядах так и сквозило: «Да кто пустил эту неумеху на сцену?» Пальцы онемели и теперь наугад скользили по струнам, как льдинки. Откуда-то извне раздавалась искажённая мелодия, и пока девочка играла, звук доносился издалека, а взгляд всё рыскал и рыскал.

Там, на последнем ряду, будто белое пятнышко-светлячок посреди чащи…

Привиделось.

Мелодия замолкла, оборвалась грубо и резко, обрушившись куда-то вниз. Едва Лирет закончила, как вдруг голове оттаяли мысли и зашевелились строптивыми змейками. Это ужасное выступление, хуже репетиции. На лицах зрителей отразилось холодное безразличие, и только мамин взгляд был всё так же жив. Девочка не дождалась аплодисментов и убежала за кулисы — не поклонилась и не ушла, а сбежала, как от пожара. Она рухнула на скамейку в самом тёмном углу, стараясь отгородиться от насмешливых взглядов. Ви-Ви лежала на коленях и ловила струнами слёзы. За занавесью волос скрылось покрасневшее лицо.

Карише не пришла. Никто из друзей не пришёл.

Пелену тягостных раздумий развеяло объявление о завершении концерта. Лирет, положив скрипку в футляр, побрела к выходу, на полпути она остановилась. С мамой разговаривал учитель. Слова терялись в шуме, а фантазия играла своё. О чём они разговаривают? Зачем? Девочка вдруг сорвалась с места, растолкав неторопливо шедших людей. Вслед раздался мамин голос. Лирет не стала останавливаться. В полном расстройстве, она ринулась по улице, фонарный свет играл в глазах, как хаотично летящие звёзды. Затем девочка нырнула в зёв метро, взяла билет на электричку и села в полупустой вагон, забившись в самый уголок несущегося по тоннелю зверя. Что-то заставило броситься прочь из теснивших стен музыкальной школы.

Лирет вернулась домой, не чувствуя ног, сбросила обувь и побежала наверх. Она, захлопнув дверь комнаты, бросила футляр прочь, будто Ви-Ви была виновата в сегодняшнем провале. Лирет уселась на пол и уткнула нос в колени, трясясь от рыдания. Извне её окликнул папин голос, но она не ответила. Затем вернулась мама. Следом Барислан. К двери подкрались шаги, и Лирет съежилась, услышав скрип двери.

— Ну и куда мы сбежали? — вздохнула мама. — Не пойму, что трагичного произошло?

— У-у-у, — заглянул следом Барислан. — Гляди, рыдает. А что случилось? Чего ты ревёшь?

— Ничего не случилось! — вскрикнула Лирет. — Ни-че-го!

— Ну, раз ничего, то чего сопли тут разлила? — хмыкнул брат. — Всю комнату затопила, рёва.

— Отстань! — разрыдалась та.

— Лирет, ну чего ты? — мама принялась утешать её. — Разве произошло что-то плохое?

— Произошло! Мои друзья меня обманули и не пришли, а мелодия… она вышла ужасной! Надо мной все смеялись.

— А надо мной тоже смеются и очень часто, — уселся рядом Барислан. — Я же не рыдаю, верно? Не люблю сопли. А друзей таких шли куда подальше пламенным пинком, что ты как маленькая, а?

— Бари, — буркнула мама.

— И что тебе учитель сказал? — утиралась рукавом Лирет. — Сказал, что я ни на что не гожусь? Меня надо выгнать?

— Ты очень старательная, вот что он мне сказал.

— Неправда! Обманываешь! У меня не получается играть то, что они хотят слышать.

— Учитель предложил перевести тебя в другую группу, и это не значит, что всё плохо, просто к тебе нужен другой подход.

— Ложь! Он просто захотел избавиться от меня!

— Лирет, пока не начались курсы симфоники, тебе нужно отточить умения, если хочешь идти дальше, — посерьёзнела мама. — Дальше труднее будет. Нет ничего постыдного в том, чтобы стараться стать лучше.

— Если все узнают, что меня перевели в другую группу, то это будет позором, — всхлипнула Лирет.

— А ты что, ради похвалы туда ходишь или играть хочешь научиться? — изогнул бровь Барислан. — Какой из тебя музыкант тогда? — хихикнул он. — Сопливое царство разводишь.

Девочка друг повалила того и принялась колотить.

— Замолчи, дурак!

— Сдурела! — оттолкнул её Барислан. — Не подходи, ты вся в соплях!

— А ну прекратили ругатню! — мама оттянула обоих за уши.

После тяжких раздумий длинной в ночь и утро Лирет приняла сложное для себя решение: перейти в другую группу по наставлению учителя, раз других вариантов нет. Подходя к музыкальной школе и разглядывая лепнину фасада, считая окаменелых львов, запутавшихся в узорах, девочка внезапно поняла, что не хочет сюда приходить. Эта мысль промелькнула мимолётом, как порывистый ветер, подбрасывающий песчинки. Лирет шагнула в фойе: здесь ещё столбились запахи паркета и торжества, но казались каким-то остывшим и застоявшимся. Извне раздавались стенания фортепиано, в другом конце кто-то распевался невпопад параллельной мелодии. Ви-Ви была за спиной, однако девочка не испытывала ни малейшего желания прикасаться к скрипке — впервые так. Что-то будто выпорхнуло из неё на выступлении и провалилось во тьму. С приближением к классу все начинало погружаться в пелену. Лирет смиренно вздохнула.

Учитель встретил юную скрипачку с равнодушием. Странно, что его лицо совершенно не запомнилось, будто недавний вечер растворил в памяти очертания. Лирет и сейчас не видела учителя. Она чувствовала, как он говорил с нарочитой любезностью — так обычно говорят, когда вот-вот предстоит избавиться от тяжкого груза. Девочка отрешённо кивала. Теперь она в средней группе, теперь не придется обязательно выступать на концертах, а летом ждал дополнительный вечерний курс. В новом году симфоника, напомнил учитель, а там промахи непростительны, ведь придётся иметь дело с чувствами и магией. Искажённая симфоника раздражает душу, терзает слух и погружает во тьму. После этих слов Лирет отправилась в другой класс, в который придётся наведываться летом.

Там её встретила учительница — по росту на полголовы выше девочки, в круглых очках и с каким-то мышиным видком. Представилась Моликой. Коротышка, подумала Лирет. Затем её попросили сыграть что-нибудь из выученных этюдов. Девочка неохотно вызволила Ви-Ви из тёмного плена, подкрутила колки, затем встала у окошка и постаралась забыться.

— Нет-нет, не пойдёт так, — прервала учительница. — Я помню тебя, я видела. Играют твои пальцы, а душа не хочет играть — она отрицает эту музыку, — заговорила она как будто сама с собой.

Лирет подняла взгляд: впервые кто-то заговорил о том, что душа может отрицать чужую музыку.

— Вот что, Лирет, ты должна дать себе отдохнуть, — поправила очки Молика. — Два дня оставишь скрипку в покое и займёшься тем, чем обычно занимаются дети. Ещё два дня ты должна подумать о том, зачем ты играешь, зачем тебе нужно и к чему ты хочешь прийти. Нет-нет, не прикасайся к струнам в тот момент — дай им остыть. А один день не делай ничего, дай себе прийти в норму. Это такое домашнее задание. Придёшь ко мне с ответом, но ты должна сделать всё, как я тебе сказала.

Лирет вернулась домой, устало опустив футляр на пол. У обувной полки нарисовалась чужая пара кед. Девочка изогнула бровь и поплелась наверх. Она подкралась к двери в комнату брата и прислонила ухо.

— …турнир на следующей неделе. С занятий снимут. Я бы пошёл туда в качестве зрителя, а не как оператор, — послышался голос Шинана.

Мальчишки с чем-то возились.

— А что, големные турниры настолько опасны? — между делом спросил Барислан.

— Если повредят спутник у голема, то душа может не вернуться обратно, а я должен буду за этим следить и в случае чего сделать аварийный выброс с помощью пульта, пока Аша пилотирует голема.

— По-моему, странное увлечение для девчонки.

— Обычное. Мне не нравится, что оно опасное, а ещё тот Холин Могута из папиной команды по работе… он мне тоже не нравится. Вечно Аша с ним пересекается: то на конференциях, то на турнирах. Это всё совпадения, конечно, но у меня нехорошие предчувствия. Она везде его умудряется опережать.

— Соперники?

— Аша его стократно превосходит по интеллекту, пускай он и старше. Холин завидует, и то, как он завидует, мне не нравится.