Оковы для ари (СИ) - Чернованова Валерия М. - Страница 44

Хорошо помню, как стояла перед драконом, чувствуя себя по сравнению с ним крошечным насекомым. Стояла, обхватив плечи руками, сжимаясь под проникавшим под кожу, сквозь всю мою суть хищным звериным взглядом. Что-то говорила, убеждала, упрашивала. А потом… Потом навалилась слабость, погребя моё измученное тело, а с ним и сознание, под своей тяжестью. Последнее, что запомнила, — это мужчину, показавшегося из затянувшего мир тумана. Густого, почти непроницаемого. Разглядеть лицо спасителя я не успела, шлёпнулась на землю и отключилась следом за Крейном.

И, наверное, в тот момент это было самое верное моё решение.

А очнувшись, обнаружила себя в незнакомых покоях. На чужой постели, такой огромной, что на ней запросто поместятся несколько Фьярр, уложенных в ровный ряд, а сбоку ещё получится парочку тальденов пристроить. Но вполне хватит и одного.

Отругав себя за совершенно неуместные мысли, решила как можно скорее отыскать ответ на более чем уместный и единственно важный сейчас вопрос: почему я не в Ледяном Логе?

Очередной порыв ветра, ворвавшийся в открытое окно, откинул нежную кисею, и я не сумела сдержать приглушённого вскрика. В глубине спальни под завесой полумрака в кресле сидел мужчина.

Накатило волнение, стремительно перерастающее в панику. Вдруг тот Ледяной — не мой дракон! Вдруг я снова угодила в лапы к какому-нибудь маньяку, утащившему меня в свой замок! С моей-то удачей… И вот сейчас этот маньяк очнётся ото сна. А я… я… Полуголая лежу на его кровати и…

Закончить мысль не успела. Мужчина вздрогнул, разбуженный моим писком, потёр лицо ладонями и хриплым ото сна голосом (таким знакомым!) проговорил, констатировав очевидное:

— Уже проснулась.

Сердце, истерично дёрнувшись, замерло в груди.

И я вместе с ним. Притаилась мышкой, глядя, как тальден выходит из своего укрытия. Одет небрежно — в штаны и рубашку навыпуск. Тёмные волосы стянуты в некое подобия хвоста, на острых скулах щетина, а на губах… На всякий случай ущипнула себя со всей силы. Нет, галлюцинация не прошла. Это действительно была улыбка. Пусть и усталая, едва различимая, но она была! И не было льда в глазах, под взглядом которых я так устала замерзать.

В несколько шагов преодолев разделявшее нас расстояние, Скальде откинул прикрывавшую кровать занавесь и устроился со мною рядом.

— Это всё-таки ты…

— Надеялась увидеть кого-то другого? — иронично заломил брови.

Вот дурачок!

Секунду или две мы смотрели друг на друга, не решаясь преодолеть преграду из обид, ошибок и обмана. А потом я потянулась к нему, понимая, что вот так, как сейчас, без него, больше не смогу. Потянулась, позабыв о слабости, обо всём, что нас друг от друга отделяло. Упала в его объятия, хоть и до смерти боялась, что оттолкнёт, отстранится, снова превращаясь в промёрзший камень.

Но от близости «камня» вдруг стало жарко. Сильные руки тальдена скользнули по спине, запечатывая меня в своём кольце, как в самой желанной западне.

— Я не хотела убегать, — говорила тихо, уткнувшись ему в плечо, вдыхая такой знакомый запах — напоминание о самых холодных и тёмных зимних ночах. Но сейчас рядом с ним холодно не было. Крепче прижалась к Ледяному, хоть прижаться крепче, казалось, уже невозможно, разве что соединиться с ним, став его продолжением. — Ну то есть хотела… Нет, не так! Я испугалась, запуталась, отчаялась. А потом появился Талврин, и… я последовала за ним. Я тогда совсем ничего не понимала, а когда поняла… Оказалось, что я пленница в его замке. Пыталась сбежать — не вышло. Хорошо, Крейн спас… А потом было фальвокрушение и какая-то богом забытая деревня. Два долгих дня пути… И эти жуткие твари… — поёжилась, проронила чуть слышно: — Скальде… Вчера мне казалось, я больше никогда тебя не увижу. Больше никогда не скажу, как сильно…

Запнулась, понимая, что если признаюсь, а в ответ не услышу ничего или же то, что сейчас не готова была услышать — не выдержу, сломаюсь. Подняла на тальдена взгляд, хоть всё ещё боялась порезаться об осколки льда в любимых глазах.

Горячие губы скользнули по щеке вместе с шёпотом:

— Я прочитал твои письма, Аня.

Пи… Ой!

Хотела отстраниться, чтобы спрятать лицо в ладонях (так проще сгорать со стыда), но отстраниться мне не дели. Удержали. Ещё сильнее сжали в объятиях, и, наверное, мне было бы больно, если б вдруг не стало так одуряюще жарко, так… Просто одуряюще.

— Не стоило их сжигать.

Хриплый шёпот проникал глубоко в сознание. От такого слетают предохранители, разрывается в клочья реальность. Губы, властные, твёрдые, почти касались моих, в то время как пальцы жадно сминали сорочку, как будто вплавляясь сквозь неё в мою кожу.

— Я и представить себе не мог, как сильно тебя ранил, — жар его тела втекал в меня вместе с дрожью, рождаемой от одного лишь звучания его голоса. Низкого, глубоко — от него каждый нерв становился натянутой до предела струною.

— А я тебя, — опустила голову. — Мы оба сделали друг другу больно и…

Договорить мне не дали. Тальден коснулся моего подбородка, сжал его между пальцами, заставляя снова посмотреть ему в глаза.

— Я больше не отпущу тебя, слышишь? Ты должна понять это, принять и смириться, — взгляд обжёг ледяным пламенем. — Прекратить от меня убегать.

— Не отпустишь в ближайшем будущем? — уточнила тихо. Он ведь что-то говорил про девять месяцев или девять с лишним…

И чуть не задохнулась, когда в меня вместе с яростным, собственническим поцелуем ворвалось рычание, огнём прокатившееся под кожей:

— Не отпущу никогда!

В кровь плеснуло силой. Его. Моей. Нашей. Холодом, который сейчас казался жарче любого пламени. Наверное, потому с меня содрали ночную рубашку. Чтобы я не сгорела и не расплавилась окончательно. Вот только как не плавиться под потемневшим от желания этим таким голодным взглядом? От прохладного воздуха, протянувшегося по обнажённой коже, от жара сильного тела, в которое меня вжимали, от этого безумного контраста кружилась голова. Я чувствовала себя искрой бенгальского огня, осветившей ночь, застывшую в драконьих глазах.

Ледяной не спешил раздеваться. Дразнил прикосновениями, сводил с ума поцелуями. Шёпотом-напоминанием, что я вся его без остатка. От этого голоса, как от самой откровенной ласки, грудь наливалась тяжестью и низ живота отвечал на него острой, почти болезненной пульсацией.

— Мне не важно, чьё это тело. Твоё, её… Но мне нужна ты, Аня, — на хриплый человеческий шёпот наслаивалось звериное рычание, усиливая раз за разом накатывающую слабость. — Ты одна.

Прохладная ткань рубашки, грубая — брюк… Царапают, щекочут, дразнят… Скользнула по ним… по нему собою, чувствуя, что начинаю падать. Но упасть мне не дали, вновь облекая в тепло объятий. Целуя уже не так жадно, тягуче медленно, сладко, и эта неспешность ещё больше возбуждала.

Реальность стремительно исчезала. Поцелуй, доставшийся мочке уха, смешался с лёгкой болью укуса. Я запрокинула голову, позволяя точно таким же пламенным укусам-поцелуям выжигать из меня последние мысли, взамен оставляя только невыносимо острые, яркие, ослепляющие чувства. Подхватываемая ими, я плыла, покачиваясь на волнах зарождавшегося внутри пламени. В котором сгорали двое: он и я. И снова жадное прикосновение губ… Шея… Грудь… Стянувшиеся в тугие горошины соски… Опаляющий укус…

Я жмурилась от всевозрастающего удовольствия, от дрожи, накатывающей волнами. Вбирала в себя тяжёлое, прерывистое дыхание Ледяного, звучавшее в унисон с моими тихими вздохами. Впитывала в себя его напряжение в том месте, где соприкасались наши бёдра. Чувствовала его возбуждение каждым миллиметром обнажённой, ставшей такой чувствительной кожи. Каждым своим нервом.

— Дважды я отпустил тебя. Больше такой ошибки не совершу. — Ладони мужа нетерпеливо огладили бёдра, сжали их, почти до боли, выбивая из меня не то стон, не то всхлип. А скорее, всё вместе, доводя до абсолютного умопомрачения, до сумасшествия, которое охватило нас обоих, накрыв с головою.