Второй легион (ЛП) - Швартц Ричард - Страница 10

Она склонила голову на бок.

— В это верите только вы сами.

— Мария! — позвал я. — Ещё вина, пожалуйста!

4. О надежде и собаках

— Вы совсем обезумели? — спросил меня Янош, когда я выходил из отхожего места.

Я вздохнул, затягивая пояс.

— Вы хотите взять в привычку подкарауливать меня здесь?

— Здесь вас можно поймать одного.

Я снова вздохнул.

— Составите мне компанию и прогуляетесь со мной?

— Прогуляться? — он подстроился под мой шаг. — Что ж, пусть будет прогулка. Хавальд, я серьёзно. Это безумие.

Мы вышли через кузницу во двор и последовали по вырытой в снегу канаве к павильону с колодцем. Там я прислонился к низкой стене и посмотрел наверх. Вечер пришёл и ушёл, и наступила ночь. На небосводе сверкало созвездие Волка.

— Смотрите, Лиандра не успокоится, пока не попробует всё. Я согласен с вами, в конечном итоге, скорее всего, всё будет бессмысленно. Мы не сможем победить Талака. Возможно, это смогла бы сделать старая империя, но один легион не изменит ситуацию.

— Тогда зачем всё это? — спросил он.

— Ради надежды. Без надежды человек умирает. Вы читали священное писание?

— Я уже раз был в храме, — сухо сказал он.

Я рассмеялся.

— Я тоже. Когда я был молод, я с удовольствием и часто туда ходил. Это был храм Сольтара. Причина, почему я так часто навещал бога мёртвых, была прагматичной: его дом находился по соседству, там было тепло, всегда имелась чистая вода и немного поесть. Один из священников вскоре начал обо мне заботиться. Он научил меня, свинопаса, читать и писать. Он рассказал мне, как боги создали людей. Как вы знаете, мы самая молодая раса. Титаны были созданы первыми богами. Они были большими и сильными, но неуклюжими. Их потребности были ничтожны, они почти не о чём не заботились. Редко почитали богов, только, когда им это было выгодно. Они оставили после себя мало наследия. Подумайте, боги — это создатели, им нравится, что-то создавать. Поэтому они хотели добиться лучшего успеха и создали эльфов. Стройных, изящных, чувствующих природу, обладающих магией и ценящих красоту. Никто никогда не строил более красивых храмов, чем эльфы. Они работали на ними столетия и никогда не завершали до конца.

Лицо Яноша расплылось в улыбке.

— Это я припоминаю. Говорят, что это надоело даже богам, и чтобы подбодрить эльфов, они создали гномов.

— Да. Гномы — практичные строители, и у них почти нет терпения. Они живут всего пару столетий, весёлые и любят смеяться. И им нравится дёргать за острые уши эльфов. Обе расы развеселили богов, мир больше не был таким однообразным. Титаны были забыты, и в какой-то момент последний из них просто лёг и умер. Однако эльфы и гномы продолжали жить.

— Тогда Безымянный создал орков, чтобы внести в общество оживление.

— Правильно. Орков. Умных, нетерпеливых и ужасно выносливых. Только они ничего не строили, скорее наслаждались тем, когда разрушали. Из-за этого другие боги начали жаловаться. «Зачем ты их создал?» — спросили они Безымянного. Он ответил, что для того, чтобы могло возникнуть новое, старое должно исчезнуть. Астарта пожаловалась, что орки нападают на поселения других рас и разрушают их храмы, что они не приносят никаких жертв и не почитают никаких богов. Мы ведь знаем, что для неё уничтожение — это мерзость, а жизнь — свята. Поэтому неудивительно, что это так её рассердило. Безымянный рассмеялся и сообщил своим братьям и сёстрам, что орки почитают его, Безымянного, именно тем, что оскверняют и разрушают храмы его сестёр и братьев. Другие боги озадаченно обратились к богу-отцу Нертону, который удерживает вещи в равновесии и сообщили, что Безымянный поставил под угрозу их творения и посеял между ними раздор. Отец богов сказал, что, видимо, пришло время создать людей. И боги должны создать их вместе, чтобы между ними больше не было раздоров. Все с этим согласились, также Безымянный. Казалось, он даже рад тому, что сможет вместе с братьями и сёстрами оформить новое творение. Астарта дала людям их внешний вид, подобный эльфам, которые ей так нравились. И добавила любовь.

Тимар, бог гномов, дал им усердие гномов, но сократил продолжительность жизни. Чтобы не обделить людей, он также дал им магию. Сольтар дал им душу, чтобы они могли достичь мудрости, хотя их продолжительность жизни была такой короткой.

Борон дал им честолюбие, а Янеас плодовитость. Так все боги способствовали созданию человека. Только Безымянный держался в стороне. Его спросили, что он хочет дать, но тот ответил, что ждёт, пока остальные закончат. Так всё и случилось.

Сильванус тоже долго колебался, но дал им ещё любовь к природе, чтобы они могли ценить творение. Затем все посмотрели на Безымянного. Тот улыбнулся и одарил людей отчаянием и страхом перед смертью. Тогда среди богов поднялось волнение, потому что они все пытались дать людям что-то хорошее или то, что считали хорошим. Некоторое вещи были палкой о двух концах, как изобретательность, но люди всё могли использовать во благо. Но отчаяние? Дав им его, Безымянный всё уничтожил. «Я ещё не закончил», — сказал он тогда. И добавил ненависть. «Так», — произнёс он. «Теперь я сделал свою часть, и человек покажет, что почитает меня больше всего. Он будет плодиться и размножаться, в отчаяние, полный ненависти и с изобретательностью бродить по земле и уничтожит другие расы вместе с их творчеством, а в самом конце и самого себя.» «Но ведь я дала людям любовь, чтобы защитить их от подобного», — крикнула Астарта. Однако Безымянный высмеял её: «Любой знает, что отчаяние сильнее любви. Мы создали поистине великое творение, и я с нетерпением жду их страдания!» «Но ты кое-что забыл» — сказал Нертон, отец богов. «Я решил, что в творении должны принять участие все боги.» «Да», — сказал с триумфом Безымянный. «И они приняли, каждый из них, даже Сильванус, о котором я знал, что он испортит моё произведение, если я не подожду до самого конца. Я был последним и завершил работу!» «Нет», — ответил Нертон. «Я удерживаю равновесие, и ты хочешь сказать, что я не бог?» Безымянный испуганно отпрянул, когда отец богов наклонился вперёд и вдохнул последний из даров: надежду.

Какое-то время мы стояли у павильона с колодцем.

Янош нарушил молчание.

— Я должен с вами согласиться, Хавльд. Надежда сильнее отчаяния. Я всё ещё считаю, что ваш план — это безумие, но, — он широко усмехнулся, показав свои зубы, — я надеюсь, что мы его переживём, — он ударил меня по плечу. — Хавальд, вы странный человек, но вы начинаете мне нравиться.

Затем он, насвистывая, ушёл. Он насвистывал балладу о сэре Родерике, хотя отлично знал, что я терпеть её не могу.

— Ты веришь в эту историю творения?

Я резко повернулся, моя курительная трубка упала в снег. Рука уже лежала на рукоятке меча, другая на груди, где сердце бешено стучало.

— Святые боги, Зокора! Вы не могли бы хоть раз, хоть один единственный раз, перестать так подкрадываться! Вы ещё загоните меня в могилу. Вам всегда нужно меня подслушивать?

— Таким образом можно многое узнать, — невозмутимо ответила Зокора. — Я всегда так хожу. Что я могу сделать, если люди настаивают на том, чтобы шуметь?

Я угрюмо на неё смотрел.

— Чего вы хотите?

— Может быть надежду? Думаешь, история правдива?

— Я не знаю. Что мы вообще можем знать о богах? Почему вы спрашиваете?

— Я не знала, что существует так много людей.

Я заморгал.

— Что?

— Я не знала, что существует так много людей, — повторила она.

— Я услышал вас ещё в первый раз, только не понял смысла ваших слов.