Кавалер в желтом колете. Корсары Леванта. Мост Убийц (сборник) - Перес-Реверте Артуро - Страница 24

– Так-то вот, мой мальчик… А теперь скажи-ка мне – ты и вправду намерен сочетаться с этой барышней узами законного брака, быть с ней в горе и радости, пока смерть не разлучит, и так далее?

Тот выдержал его взгляд:

– Я буду верен ей до гроба и даже после!

– Так много от тебя не требуется… Дай бог, чтоб дотянул земной срок – это и так нелегко. Стало быть, ты ручаешься мне и этим господам своим честным словом?

– Клянусь жизнью!

– Тогда больше и толковать не о чем! – Контрерас удовлетворенно хлопнул ладонью по столу. – Осталось только найти, кто окрутит и вокруг алтаря проведет. Есть у тебя такой?

– Моя тетушка Антония – настоятельница обители Святого Иеронима. Она с удовольствием примет нас. А монастырский капеллан падре Франсиско – духовник Лауры и добрый знакомый сеньора Москателя.

– Если прикормить – станет ручным? Обвенчает вас?

– Вне всякого сомнения.

– Ну а что Лаура? Готова она к такому камуфлету?

За неимением иных доказательств пришлось довольствоваться утвердительным ответом Лопито. Мы выпили за благоприятный исход нашего предприятия, после чего дон Франсиско де Кеведо, по своему обыкновению, скрепил тост стихами, удивительно подходящими к случаю, хоть на этот раз принадлежали они перу Лопе де Веги:

Выпили и по этому поводу тоже, а потом – еще, еще и еще, пока наконец, после восьмого или десятого тоста, капитан Контрерас, слегка осоловев от выпитого, но еще сильней укрепясь в своем намерении, призвал всех придвинуться поближе и, используя стол как рельефную карту местности, а бутылками с бокалами изображая участников операции, вполголоса изложил диспозицию в подробностях немыслимых, но продуманных столь тщательно, словно не дом на улице Мадера предстояло нам брать, а овладевать по крайней мере столицей Алжира – городом Оран.

Дома с двумя выходами – а именно в таком проживал дон Гонсало Москатель – ненадежны. Истина сия подтвердилась двое суток спустя, когда мы, участники заговора – капитан Контрерас, дон Франсиско де Кеведо, Диего Алатристе и ваш покорный слуга, – закутавшись до самых глаз в плащи, собрались невдалеке от парадного крыльца и, прячась в тени соседнего портика, наблюдали за тем, как музыканты при свете фонаря, который держал один из них, занимают свои места под окнами искомого дома, расположенного на углу улиц Мадера и Луна. Наш план был дерзок и по-военному прост: серенада, переполох, более чем вероятная драка и отход к задним дверям. Помимо тактических хитростей, не были оставлены в небрежении и приличия. Поскольку Лаура Москатель не могла ни выбрать себе мужа, ни самовольно покинуть дом, похищение, а вслед за ним немедленное венчание были единственным способом переупрямить несговорчивого мясника. К назначенному часу предупрежденные Лопито настоятельница и капеллан, чью буколическую щепетильность удалось поколебать с помощью известной суммы в четверных дублонах, будут ожидать в монастырской часовне, куда и надлежит доставить невесту для проведения надлежащего таинства.

– Славное будет дело, небом клянусь! – придушенно бормотал капитан Контрерас.

Он, без сомнения, вспоминал свою грозовую молодость, когда подобными делами занимался часто. Капитан стоял, прислонясь к стене, между Алатристе и Кеведо, закутанными в плащи так, что виднелись одни глаза. Я вел наблюдение за улицей. Чтобы хоть немного успокоить дона Франсиско и соблюсти приличия, все решено было представить так, будто мы вчетвером, проходя по улице, случайно оказались на месте происшествия. Даже бедные музыканты, нанятые Лопито де Вегой, не подозревали, что́ должно случиться. Им заплатили и сказали, что надо, мол, в одиннадцать вечера дать серенаду под окном некой дамы – притом вдовы. Музыкантов было трое – гитара, лютня, бубен, – а самому юному из них перевалило за пятьдесят. Тут как раз они забряцали струнами, а тот, который держал бубен, завел без предупреждения знаменитое:

Стихи, как сами можете судить, были более чем так себе, однако распевались в Мадриде на всех углах. Впрочем, осталось неизвестным, как там дальше развивались события в этой балладе, потому что по завершении первого куплета в окнах показался свет, послышалась замысловатая брань дона Гонсало Москателя, а потом в дверном проеме возник и он сам: в руке шпага, а на устах – клятвенное обещание сейчас же зарезать, как каплунов, и музыкантов, и тех, кто их нанял, ибо не ко времени затеяли они услаждать слух почтенных граждан. Мясника сопровождал – надо полагать, серенада прервала дружеский ужин – прокурор Сатурнино Аполо, вооруженный длинной шпагой, а щит заменивший крышкой от большого глиняного кувшина. Одновременно с ними еще четверо со зверскими, насколько можно было разглядеть в полутьме, рожами выскочили из ворот и набросились на музыкантов, так что те – не пито, ни едено – оказались под градом оплеух и зуботычин.

– Наш черед, – молвил капитан Контрерас, предвкушая удовольствие.

И мы вышли из-под портика, делая вид, что сию минуту вывернули из-за угла и увидели перед собой побоище, причем дон Франсиско философически бормотал себе под нос:

Несчастные музыканты были уже притиснуты к стене наемными молодцами, инструменты их разбиты в щепки, а дон Гонсало, схватив с земли фонарь и высоко подняв его над головой, подступил к бедолагам со шпагой в другой руке и грозно вопрошал, кто, как, где, когда и сколько заплатил им за то, чтобы принесла их нелегкая не в добрый час? В этот самый миг, нахлобучив шляпы на брови, а лица прикрывая плащами, мы выдвинулись к месту происшествия, и капитан Контрерас громовым голосом осведомился о причине такого столпотворения и выразил пожелание, чтобы всякая шваль и мразь, загородившая улицу, так что нет возможности пройти, немедленно убралась к чертовой бабушке. Не знаю насчет бабушки, но не иначе как сам внучек ее в тот вечер дернул Москателя, в свете фонаря оглядывавшего волчьи морды своих головорезов, свиное прокурорское рыло и перекошенные ужасом физиономии музыкантов, оказать сопротивление. А потому он, явно не узнавая никого из нас, в крайне неучтивой манере посоветовал дону Алонсо де Контрерасу не лезть не в свое дело, а идти своей дорогой или, если угодно, – в задницу, ибо в противном случае он, беря в свидетели всех святых, сколько ни есть их в календаре, отрежет ему уши. Вы сами понимаете, господа, что подобное нелицеприятное высказывание как нельзя лучше отвечало нашим намерениям. Капитан Контрерас расхохотался в лицо Москателю и с полнейшим спокойствием отвечал, что хотя он не ведает причины потасовки, но решительно не согласен, чтобы над ним производили вышеуказанное действие, и со своей стороны рекомендует своему собеседнику, если уж так неймется, отрезать уши потаскухе, произведшей его на свет. Произнеся эту диатрибу и не переставая хохотать, он сверкнул шпагой, умудрившись при этом не открыть лица. В тот же миг Алатристе, вытянувший свой клинок из ножен, нанес один удар малому, стоявшему ближе прочих, а другой – почти тем же движением, успев, однако, повернуть шпагу плашмя, – Москателю, который выронил фонарь и отпрянул, как если бы его укусил тарантул. Оказавшийся на земле фонарь потух, во тьме мелькнули тени порскнувших, как зайцы, музыкантов, показалось жало кинжала, и началась форменная Троя.