Желтый дьявол (Том 3) - Мат Никэд - Страница 2

Один в генеральской форме, другой в форме поручика. Оба русской армии. Немного дальше автомобиль. Вокруг него возится шофер…

— Впустите! — распоряжается человек за столом. Немая мумия, сидящая в углу комнаты, оживляется, принимает вид китайца и бесшумно выскальзывает из комнаты.

У дверей генерал Розанов и его личный адъютант. На дверях крошечная дощечка. Черным по белому:

Доктор медицины Мак-Ван-Смит.

— Я имею удовольствие видеть доктора Мак-Ван-Смита? — спрашивает генерал.

С неприязнью, смешанной с любопытством, он осматривает вставшего к нему навстречу среднего роста человека с желтым, застывшим лицом.

— Это я! Вы только что прибыли ко мне на автомобиле фирмы «Бенц». Передний фонарь автомобиля разбит.

— Позвольте, каким образом? — вне себя от удивления восклицает адъютант.

— Для дедукции нет ничего невозможного! — отвечает Мак-Ван-Смит. Пристальный взгляд его серых глаз пронизывает кончик генеральского сапога.

— У вашего шофера красный нос: вероятно, много пьет; сегодня у него флюс и завязана щека.

Генерал с недоумением смотрит на свой сапог.

— Простите, но я очень тороплюсь, и дело у меня неотложное.

— Я вас слушаю.

— На меня готовится покушение. Я получил это…

Генерал подает доктору скомканный листок.

— Ого! — восклицает Мак-Ван-Смит. — Я берусь за это дело. Разрешите несколько вопросов.

— Пожалуйста.

— Что вы пили перед тем, как получили записку?

— To есть как? — Генерал с трудом припоминает события того утра. — Кажется, коньяк.

— Марка?

— Три звездочки… Не помню!

— Гм… Так… Сколько вам лет?

— Сорок пять!

— Гм… Странно!.. Скажите, чем занималась ваша мать до вашего рождения?

— Простите, но…

— Ваше превосходительство! Только от точности данных ответов зависит успех дела.

— Но я не понимаю, какое отношение?..

— Для дедукции нет ничего невозможного!

— Простите, но…

— Это пока моя профессиональная тайна.

— Ну, хорошо, если это так необходимо, я вам скажу… Э… э… — генерал нерешительно мнется. В сторону адъютанта: — Господин поручик, не угодно ли вам сказать шоферу, что мы скоро поедем.

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

Поручик удаляется.

Генерал с достоинством поворачивается к Мак-Ван-Смиту:

— Моя мать занималась искусством… Ммм… Изящным искусством… Ммм… В области, как бы вам сказать…

— Благодарю вас! Вполне достаточно. Бумажку оставьте здесь. Также попрошу вас…

Мак-Ван-Смит делает какое-то движение. Слышен сухой щелк в черной камере, стоящей на треножнике около стола.

— Благодарю вас!

— Что вы сделали? — с любопытством спрашивает генерал.

— Снимок вашего носа на фоне лица, — отвечает Мак-Ван-Смит.

— Это… это тоже нужно? — с удивлением спрашивает генерал.

— Безусловно! Теперь все в порядке.

— Но я хотел, чтобы вы мне помогли уехать.

— О, вполне! Отправляйтесь на вокзал завтра вечером. Ваша жизнь в полной безопасности.

— Вы так уверены, мистер Смит?

— Безусловно! Для дедукции нет ничего невозможного. Послезавтра преступники будут в наших руках. До свидания, господин генерал.

Мак-Ван-Смит встает и кланяется.

Когда дверь за генералом закрывается, Мак-Ван-Смит потирает руки.

— Мистер Сандорский, а мистер Сандорский! — зовет он кого-то.

В соседней комнате из-за стола, заваленного ретортами и химическими приборами, поднимается молодой человек, с энергичным, жизнерадостным лицом.

— Я слушаю вас, учитель! — говорит он, входя в комнату.

— Заведите еще раз валик, который я принес вчера.

— Сейчас.

Через минуту из трубы фонографа раздается гулкое шипенье:

— …Шшшшшшшш… слушайте. Это нужно сделать в пятницу. Тюки на товарной станции… Шшшшшш… Чалл члл… За ваше здоровье, господин Клодель… Шшшшшшш… по дороге вдоль кладбища в кладовку лаборатории. Смотрите… Шшшшшшшш…

— Прекрасно, прекрасно, — потирает руки Мак-Ван-Смит. — Мистер Сандорский, вы будете иметь маленькое поручение… Это очень веселое дело.

— Слушаюсь, учитель.

В городе — безвластие: гарнизон восстал. Розанов скрылся. Партизаны окружают город.

Серый вечер заволакивает город. И в сером вечере напряженность. Слухи:

— Скоро…

— А ты откуда знаешь?

— Да так… слышал. «Орел» грузится.

— Ну-у-у?

Действительно, на пристани большое оживление. На «Орел» поднимаются тюки с вещами. По льду суетятся гардемарины.

— Собираются в путь, что ли? — пытается выяснить какой-то представитель неизвестно какой власти у часового, стоящего внизу трапа.

— Не знаю, обратитесь к капитану.

«Представитель» направляется вверх по трапу, но навстречу ему грузная фигура моряка. Тяжелый бас:

— Куда прешь?

— Попрошу вас выражаться повежливее и позвать ко мне капитана.

— Я капитан! Проваливай! Не мешай!

Здоровенный кулак моряка, придвинутый к самому носу робкого «представителя», комментирует сказанное. «Представитель» спешит скрыться.

Паххх… паххх… паххх… паххх… паххх… паххх… — Отдельные отрывистые выстрелы. Ненужные, впустую, в серый туман утра.

Земля, залитая тонким слоем законсервированной изморозью воды, и небо мутное смотрит глазами невыспавшегося дня, и залив застыл над сизым льдом.

И давит небо волнами тумана, двигающимися на город с моря, через бухту.

…Бамбадрамммтам бамбадрамммтам бамбам бамбам бамбамба…

Пехотный полк крепости целует подошвами булыжник мостовой.

За ним по Алеутской и через главную улицу проносятся грузовики санитарных отрядов рабочего Красного Креста.

…А еще дальше серой лавой полушубки, патронташи, с винтовками за плечами, с знаменем впереди — партизаны с Фроловки, из Шкотова, с Сучана — партизаны из сопок в своих легких и мягких улах.

Штаб крепости уже захвачен, и там заседает только что организовавшийся Военный Совет.

Штерн председательствует.

Обсуждение текущих вопросов в полном разгаре, когда врывается рабочий Матюшин:

— Позвольте мне, товарищи, сказать. Сейчас только что «Орел» снялся с якоря и уходит с гардемаринами.

— Безобразие! — восклицает Сибирский. — Они хотят улизнуть…

— Остановить их! — твердо произносит Штерн. — Немедленно послать на Русский Остров кого-нибудь из наших и встретить батареей…

Решают послать Адольфа Крастина.

Площадь у штаба крепости постепенно наполняется живой массой. Рабочие, служащие, учащиеся сплотились тесными группами вокруг деревянной трибуны.

В толпе несколько алых плакатов:

ДОЛОЙ ИНТЕРВЕНЦИЮ!

ДА ЗДРАВСТВУЕТ СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ!!!

Вдруг кто-то восклицает:

— Он!

По толпе пробегает точно какая-то волна. И как будто инстинктивно поняв, кого подразумевают под этим словом, тысячи глаз устремляются на трибуну.

На нее входит Штерн. Высокая фигура с гордо откинутой головой. Вошел на трибуну, застыл как изваяние, гипнотизирует толпу одним своим видом.

Настроение приподнятое. Все ждут. Около трибуны Иван Грач, Ветров, Новиков и другие известные всему Дальнему Востоку партизаны.

Здесь, на этой же трибуне, в 1918 году говорил Костя Суханов. Говорил о перевороте. Теперь опять они говорят о том же.

Что ждет их впереди?

Земцы и эсэры, сформировавшие правительство, разве дадут рабочим волю?

Но вот партизаны!.. Красная армия близка…

И надеждами полнится грудь. Взоры, устремленные на трибуну, ждут. На нее вошел строгий, твердый человек, знающий пути завтрашнего дня. Человек-вождь — Штерн.

— Где снаряды? Скорее! Вот он уже. На виду.

Адольф взволнован. На Русском Острове паника. Артиллеристы растеряны.

— Стреляйте, чорт вас возьми! Скорей! Вы их упустите. Берите прицел!