Лезвие власти (СИ) - Гальперин Андрей Борисович - Страница 22

— Кто возглавил нападение?

— Как вы и предполагали, господин канцлер, нападение возглавил некто Юзеф Трендорра, торговый посланник Объединенных Мануфактур Могемии и Боравии в Норке.

— Кто-то из наших людей встречался с ним на ярмарке в Маэнне в позапрошлом году. Найди и выясни все об этом Юзефе... Кстати, он остался жив?

— Да, господин канцлер, его схватили живым, но он умер, не выдержав пыток...

— Король мог бы найти палачей и получше... Что там прайды?

— Огры перемещаются по территории королевства, утоняют стада, разоряют мелкие поселе­ния. Королевская армия висит у них на хвосте, но никаких успехов пока не имеет. Крестьяне Боравии в ужасе разбегаются по лесам, бросая насиженные места...

— Гм… Король ослабил свои границы. Придворные нашептывают Императору, о том, что самое время напасть на королевство... А я так и вижу, как чья-то настырная рука хочет в втянуть Им­перию в затяжную войну. Нас подталкивают, прямо-таки волокут за нос к этой войне! Но не я не позволю кому-то манипулировать целой Империей... Кстати, выяснили, кто убил наших людей в Тарре?

— Пока, есть только подозрения, господин канцлер. Патта Москит создает новую схему скрыт­ности и перепроверяет своих людей. Одновременно устранить всех шпионов Империи, Короле­вства, Аведжии и еще пары государств, такое под силу разве, что долгорским монахам, имей они такое желание...

— Вряд ли здесь замешана обитель, не их круг интересов… А это значит, что в Норке имеется си­ла, способная толкнуть нелюдей на тропу войны и отследить сеть разведок нескольких мощных держав... А не был ли случайно в Тарре в это время некто, по имени Птица-Лезвие?

— Нет, господин канцлер! След Аттона Сорлея затерялся…

— Странно, мой друг… Странно… Мне надо переговорить с Императором. Но для начала, нужно посоветоваться с Патео и Корроном. Ландо, передай Джемиусу, пусть утроят бдительность. Винтирцы выби­вают Сухарика из Киры, поэтому оставьте там только самых необходимых, всех остальных в Бадболь, Прассию и Данлон. У этого дракона мы увидели, лишь, краешек хвоста. Голова, я так ду­маю, появиться именно на юге...

30.

В мерцающем свете факелов, старик, с черной повязкой на лице, сидя на каменном троне, выс­лушивал своих подданных. Временами он опускал сухую руку в чашу с водой и смачивал лицо под повязкой.

Покушение на короля не удалось. Но был позитивный момент. Его люди доложили о том, что чудовище в замке действительно существует. Слепой страшно улыбнулся, и нашарив в склад­ках мантии каменную фигурку, поставил её на край чаши.

Аттон. Аттон сделал все, чтобы приблизить этот момент. Мальчишка так походил на своего отца… И это становилось опасным. Посылая его к ограм, он знал, что никто лучше него не справится с этой задачей. Даже его отец, отправляясь к нелюдям, заметно трусил. А Аттон — ска­ла. Он безукоризненно выполнил свою часть работы. Но, у него появились сомнения... Как когда-то, они появились и у его отца. Слепой знал это, он чувствовал эту семью, как само­го себя. Оставалось еще одно, самое важное дело.

Он вытащил из мешка связку тонких кожаных шнурков и бросил на пол пещеры перед тро­ном.

— Возьми это послание, — Слепой обратился к стоявшему рядом человеку, — Отправишь это в Виест. Птица-Лезвие будет в городе через десять-двенадцать дней. Проследи за связным. Он знает, что к нему направляется человек из Норка. Особо не вы­совывайся, это территория Гайсера. Проследи, чтобы Птица-Лезвие получил послание лично в руки. Отправь послание Монтессе, чтобы подготовил бумаги, для беспрепятственного прохода через Бадболь. Все... — старик сошел с трона, поднял с пола приготовленный мешок с едой, и направился в глубь подземелий...

31.

В ближайшем городишке, Аттон купил лошадь, теплую куртку и посетил цирюльника. Цирюльник долго и без умолку болтал, рассказывая о пришедших с востока новостях. Аттон, расслабившись в бадье с теплой водой, внимательно слушал. Из рассказов цирюльника выходило, что нелюди уже вырезали половину королевства и вот-вот будут в Бадболе. Впрочем, сам он свято верил в несокрушимость дружины своего славного герцога, и поэтому не собирался бежать в бо­лее спокойную и удаленную Прассию. Когда Аттон, не спеша покидал городок, поглаживая ладонью по гладко выбритым щекам, его нагнал мальчишка.

— Господин цирюльник велел передать! — оборванец кинул ему кожаный мешочек. Аттон заглянул внутрь, и бросил мальчишке медный карат.

— Передай господину цирюльнику, что его брат открыл торговлю сукном, прямо у дома градоначальника в городе Маэнна, и приглашает его в долю... Запомнил?

Мальчишка закивал головой и прижимая к груди монету, побежал, насвистывая, к городку. Аттон вытащил из мешочка бумаги, внимательно просмотрел их и улыбнулся. Потом поднял голову и оглядел хмурое осеннее небо. Нужно было торопиться.

Форелнский тракт заполняли крестьянские и купеческие повозки. Холодная осень подгоняла людей промозглым ветром и на разбитом тракте возникали ссоры и драки. Аттон спешил прое­хать сцепившиеся колесами телеги, вокруг которых, в грязи и навозе, обильно покрывающих дорогу, барахтались выясняющие отношения караванщики. Порой тракт перекрывали беско­нечные стада овец и коров, и тогда приходилось пробираться краем, сквозь густой мокрый под­лесок. Двигаться в одиночку было намного быстрее, а полученные от цирюльника бумаги существенно облегчали продвижение, когда приходилось натыкаться на разъезды бадбольской дружины. Имея на руках торговые поручения в банк Сигизмунда Монтессы, подписанные са­мим герцогом, можно было, не опасаясь продвигаться до самых границ с Прассией. К вечеру, Аттон, разогнав кнутом стадо худых, грязных овец, заполонивших дорогу, а заодно и треснув по зубам здоровенного пастуха, выбрался к небольшой деревеньке и сразу же наткну­лся на постоялый двор. Почистив и накормив коня, он вошел в мрачный, закопченный зал, и с блаженством вдохнул запах готовящейся пищи. Он не ел толком уже так много времени, что перестал даже обращать внимание, на ноющую боль в животе.

— Великий Иллар! Зайчатины и побольше! И пива! И что там у вас еще есть...

Он швырнул пару медных колец в хозяина, и спихнув на пол какого-то замызганного бродягу, уселся за скособоченный грязный стол. Хозяин поймал на лету монеты и тут же бросился на кухню. Аттон внимательно осмотрел зал. Несколько крестьян и небогатых купцов спешно отводили глаза, а сидевший в углу здоровенный детина, по виду наемник, покосился на стояв­ший в рядом боевой топор. Один из пустующих столов и часть стены были залиты чем-то темным и вязким, по-видимому кровью. Крови было много, даже на потолке. Кое-где были видны следы тряпки, так, словно кто-то пытался навести порядок, но раздумал и бросил безнадежное занятие. Хозяин, плешивый и кривоногий, с огромным синяком на скуле, поставил перед Аттоном блюдо с дымящимся мясом и бадью с пивом. Аттон кивнул в сторону кровавых пятен:

— Что же это, у тебя милейший, не трактир, а бойня какая-то... Ты, что, подлец, барана здесь разделывал?

Хозяин беспокойно вращая глазами развел руки.

— Здеся, господин, вчерась душегубство страшное произошло...

— Душегубство, говоришь... Что же тут, пилой человека кромсали, что ли?

— Нет, господин. Пришел вчера странник, с тракта... По виду монашек, невысокий такой, щуплый, в балахоне... Рыбы, значиться, заказал — Хозяин опасливо покосился на огромный боевой нож, которым Аттон разделывал мясо. — А там, — он показал на залитый кровью стол, — си­дел господин купец Теуш Гонза, по кличке Пробка, шибко, значит, богатый купец. Сидел он там со своими ребятами, эти так, плюнуть только — вор на воре, зарезать за здрасьте могут. Пробка, он Пробка и есть. Как эти места проезжает — пьет, как джайлларский свин, упокой его грешную душу. Говорил, значит он много, это... Ну… Богохульствовал очень... Он, пьяный, стра­сть какой ругатель. Мы, это, девок своих попрятали, от греха подальше... Ну, он это, дал мне в морду, ну еще крестьянину Сычу рубаху порвал... А потом заметил монашка и говорит: «Же­лаю, значить, святой церкви своего пинка дать, под самую её святую задницу» И велит, значить, своим ребятам монашка хватать, чтобы при всех пинка ему отвесить. Ну и... — хозяин замолчал, потрогал здорово распухшую скулу и уставился на окровавленную стену.