Желтый дьявол (Том 2) - Мат Никэд - Страница 27

— Ну, идем, идем.

Она сама бы не прочь кричать, чтобы слышал весь Владивосток:

— Штерн жив!

Подбоченился, заломил шапку, оперся крепко на берданку и затянул Грицко…

…Затянул, заходил заунывную про вольную волюшку Каспия, про золото степей, — да про Дон, да про ратную Сечь…

…И поет, катится бархатом тенор Грицко — все про вольную Сечь, да про вольную вольницу.

…Весело, удало, хорошо партизану Грицко, опершись на берданку, козырем выводить, запевать перед дивчатами, перед хороводом.

…И плачут, и разливаются по вишневым кустам, вишневыми пахучими голосами дивчата в деревне Вишневке…

Уже давно ночь. Но крепок смоляной запах тайги, и вечеряют партизаны с дивчатами деревни Вишневки.

Кругом, хороводом ходят… А то вон сидят на поляне кружками и поют, поют…

Дивчата вплели в волоса веночки и скалят белые зубы-смехом вкрадчивым, задорным дышат их пунцовые раскрытые, жадные губы, — блеском серых глаз заволакивает партизанское сорвиголовье, сердце ухарское, парняцкое…

И ребята не остаются в долгу — крепко мнут медвяную, таежную, упругую девичью грудь… Партизанской хваткой берут они дивчат и весело до утра, до белесых туманов на сопках они целуются по кустам… И смехом медвяницей шумят вишневые кусты в деревне Вишневке, завороженной круторогим серебряным месяцем.

Это партизанский отряд отдыхает между боями — гуляет…

Но заставы чутки по-прежнему и не гуляют…

Там идет тихий разговор, простой, крестьянский:…вот победим, а там отдых и спокойная своя жизнь, и на свободной земле, и свой легкий и радостный труд…

— Но чу?.. — насторожилась застава.

… — По переду Дорошенко…

И топот копыт вместе с голосами доплыл.

— Э-э!.. Наши из-под Черниговки… — Начальник заставы спокойно опять ложится в кучку партизан и продолжается разговор.

Это возвращается Иван Шевченко со своей кавалерией с лихого набега.

И оттуда слышно — все ближе и ближе доносится:

… — А по…

… — А по заду Сагайдачный…

Что им до жинок, когда здесь так много дивчинок — и всякая — крепкая, как репка… таежная, смоляная… Одно слово — партизаны, вольница!..

И тянет с сопок и дышит смоляными запахами ночь — таежная, густая, звучная… Такая же звучная, как меткий выстрел партизанского карабина.

Далеко за полночь.

Шамов заканчивает последнюю фразу воззвания к колчаковским солдатам:

«…бросайте свои гарнизоны — идите к нам в сопки… в раздолье полей… по селам и деревням вас ждут здесь наши девушки, чтобы петь вам про свободную, крестьянскую, смоляную, таежную жизнь… А парни — наши партизаны, ждут вас в свои отряды, чтобы с вами, плечо к плечу биться за волю и землю — за свободную крестьянскую и рабочую жизнь…»

Встал, расправляет, вытягивает свои отерпшие руки — хрустят суставы.

Зевнул — спать пора.

В штаб — стуком винтовки и двумя парами ног… входят…

Партизан к нему:

— Товарищ Шамов, с заставы послали — вот проводить в штаб… говорит — партизан… Из-за Амура… кивком головы на приведенного.

Шамов к тому — смотрит, ждет…

— Да, товарищ!.. — Тот просто и прямо на Шамова — из Мошковского я отряда, для связи послан к вам в Приморье.

— Что-нибудь есть у вас?..

— Как же, товарищ… — И новый партизан низкого роста, уже пожилой, в бороде и усах, живо сел и начал разматывать онучи… размотал, покопался что-то и…

— Вот, товарищ!..

Шамов взял лоскут белой материи, на которой была печать и явка Мошковского отряда.

— Липенко — ваша фамилия?..

— Да, Липенко! — И маленькие охотничьи глазки Липенко сверкнули весело, — Липенко, товарищ!.. Амурский партизан… Вот к вам пришел посмотреть, как вы здесь живете, воюете…

— Ничего, не плохо… — Демирский вышел на разговор…

А потом и Марченко — фельдшер, и машинист штаба, и начхоз фронта, — все повылезали — захолонуло партизанское сердце: связь пришла, из-за Амура!.. Вот откуда идут!.. Значит, наши дела не плохи… — Каждый думает. И все с любопытством глазами в маленького невзрачного Липенко. Кто он? Крестьянин или рабочий? А больше подойдет — охотник, а еще лучше — настоящий амурский партизан, — хорошо и легко по-таежному одет— все как-то крепко и аккуратно прикручено на нем.

— Партизан — одно слово, таежник!..

И вот, когда его покормили, Демирский не выдержал…

— Ну, товарищ Липенко…

Тот улыбнулся спокойно, набил свою носогрейку, зажег, затянулся — причмокнул сладко и начал ровно, не торопясь, по-таежному серьезно и крепко свой рассказ, как они там воевали с колчаками и японцами, там, далеко за Амуром…

…Всем партизанским командирам Амурской области.

Мошков.

И все.

Много пакли намотано в шпалы, в кладку под мостом… облито керосином, нефтью — все это.

— Ну, живей там!.. — С полотна дороги начальник команды лыжников.

Чирк! — спичка и огонь. Охватило все шпалы, загорелась пакля…

А кругом — снег… и тихо…

И черный густой дым скоро заволакивает всю кладку, и большим костром горит деревянный временный мост из шпал.

— Готово!..

Весело потрескивает костер.

Команда лыжников уходит дальше к следующему такому же мосту…

Это амурские партизаны, в белых халатах, в белых гольдских унтах.

Они неслышно скользят вдоль Амурки и зажигают мосты…

А по станциям железной дороги: д-дуу-ду-ду-ду… ду-ду-ду… ду-ду-ду…

Гудит фонопор, мечутся японские коменданты:

— Аната, оой![12]

Но нет ответа — порваны провода.

Горят мосты.

Начальники японских отрядов лишены связи и возможности передвижения, разделены… как в ловушке.

Они тревожно насторожены и посматривают в синь тайги… А оттуда, с сопок двигаются партизаны.

Горят мосты — нельзя подать помощи японским гарнизонам, разделенными между собой.

Благовещенск.

Мечется по кабинету начальник 14-ой дивизии генерал Иши-Зо.

— 317 мостов!.. 317 мостов в одну ночь! Проклятые!.. — кричит он по-японски. И не выдержав: — Сворочь!.. Боршуика… Мошинка!..

Холодная амурская ночь.

На синем бархате вселенной мириады звезд, близкие, белые, огромные, как глаза, которые смотрят на землю и что-то ждут…

Тайга молчит. Лишь изредка треснет где-нибудь столетний дуб, разодранный морозом.

Вот какой холод в амурской тайге.

Пах-пах-пах… чак-чак… чок-чок…

И опять: та-та-та-та-та… тарррр… та-та-та — пулеметом в ответ по невидимому неприятелю, по снежным сопкам.

И дальше идет японский батальон… Третьи сутки уже идет он, все глубже, все глубже в тайгу.

Это по плану начальника 14-ой дивизии Иши-Зо стягиваются кольцом в глубь тайги японские войска для окружения и разгрома партизанских штабов и отрядов.

Двигается японский батальон по снежной целине тайги. А вокруг — редкой цепочкой по флангам идут партизанские отряды лыжников. И не видно их, и везде они… Идут и постреливают. А ночью не дают зажигать костров.

Мерзнут японские солдаты.

А партизаны все постреливают…