Нейро-панк (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич - Страница 20

Баросса покачал головой.

- Что толку?

- Не знаю.

- Даже если ты найдешь таинственного похитителя, Эмпирею Тодду это уже не поможет. Он ушел туда, где нейро-модули отбирают на входе.

- Он ушел. Но тот, кто обрек его на смерть, остался. А значит, преступление может быть раскрыто.

Баросса внимательно вгляделся в лицо Соломона. Кажется, увиденное его не обрадовало – на пиратском лице с ухоженными усами появилось выражение легкой тревоги.

- Что это ты так, старик? У самого-то все в порядке?

- В полном, - сказал Соломон с усмешкой.

Но провести Бароссу искусственной улыбкой было не проще, чем всучить прожженному корсару фальшивый дублон.

- Дома? – только и спросил он, сам мрачнея.

Старенький «Бейли» не был приспособлен для игры на тонких струнах. Это была простая, проверенная временем модель, с которой Соломон сроднился, как с «Лексусом-Москвичом». Если ты – «Бейли» - ты априори немного простодушен и прям. Многозначительные улыбки, ловкие смены темы, филигранно-отточенные жесты – это все тебе недоступно, если ты любишь старомодные вещи и безапелляционно-устаревшие нейро-модели. Соломон почувствовал, что не сможет ни отшутиться, ни смолчать.

- Дома, - неохотно сказал он, - Ничего, ерунда. Это Анна…

- Она опять заставляет тебя выкинуть на помойку ту помесь асфальтового катка со стиральной машинкой, которой ты пугаешь людей на улицах?

- Если бы. В этот раз она поставила себе «Солнечно-лиловый бархат».

Баросса щелкнул пальцами.

- Это из «Весны любви нашей»? Смотрел. Довольно миленькая лента. А "Бархат" видел у пары знакомых девушек, смотрится весьма свежо. Правда, на черном рынке уже десятки подделок. И «Солнично-леловый бархат» и «Солнячно-лиловый бархот»… Подделку, как ни крути, сразу видно. Например, у некоторых вдруг начинают ни с того, ни с сего косить глаза. Забавно выглядит. Коротышка Лью как раз вчера рассказывал про одну девицу, которая поставила себе дешевый «Бархат» с черного рынка… Польстилась на цену. После этого стала общаться исключительно на мандаринском диалекте. Вдобавок стала феминисткой и немного расисткой. Вот что бывает от контрафакта… Стой, а что твоя Анна?

- В норме, - сказал Соломон вяло. Он и чувствовал себя сейчас как вялая сморщенная рыба, пролежавшая два дня на прилавке, - Мы с Анной когда-то смотрели этот фильм, нам обоим нравился. Но я не думал, что она решится ставить нейро-модуль сама, не посоветовавшись со мной!

- Это же ее модуль.

- Но отношения-то - наши! Нельзя же просто так взять и...

- Женщины! – сказал Баросса убежденно и так веско подмигнул Соломону, словно это слово само по себе означало что-то важное.

Соломон в задумчивости уставился на газету, тоже желтую и полуистлевшую, забытую, наверно, в архиве кем-то из его предшественников. Она возвещала премьеру нового фильма с Керти Райфом и Джули Хоа и пестрела изображениями пистолетов, курящихся сигар и старомодных шляп. Насколько помнил Соломон, Керти Райф умер более пяти лет назад. Заголовок на первой полосе обещал, что уже в этом году гражданам Фуджитсу будет доступен нейро-софт нового поколения, дающий контроль над новым спектром эмоций и чувств, не имеющий аналогов.

- Я просто был немного не готов, наверно, - сказал Соломон, откладывая никчемную газету в сторону, - Ну это как… Как сменить прическу, например, или цвет волос. Непривычно и смущает поначалу.

- У нее теперь улыбка и страстность от Виктории Фукс, старик, а это что-то да значит! Мне было бы приятно, встречай меня кто-то после службы с подобным темпераментом.

- Да фильм-то хороший, - с досадой сказал Соломон, - Только я-то не из фильма. Всякий раз, когда Анна изображает эти фирменные приемчики звездной актрисы, мне постоянно кажется, что адресованы они не мне, а какому-то кино-персонажу. Словно я случайно занял чье-то чужое место на экране.

- Поставь себе «Твид, табак и страсть», - предложил Баросса, - Только и всего.

Соломон скривился.

- Чтобы научиться говорить с пафосом «Я давно ждал этого разговора, госпожа Пять, и настроен я тоже очень серьезно!». Умоляю тебя! Каждый раз, когда я видел этого типа на экране, мне казалось, что у него расстройство желудка и гайморит одновременно. Я не хочу уметь говорить подобные глупости! И ладно бы, это было просто лицемерие… Но это, в конце концов, просто отвратительно! Я не хочу быть таким, как этот хлыщ из кинофильма!

Баросса мягко улыбнулся, что было ему не свойственно – его собственная нейро-модель располагала к хищным и хорошо очерченным улыбкам, которые сложно не заметить. Такими улыбками обычно улыбаются акулы.

- Но твоя жена, видимо, хочет. Ну нравится ей этот фильм, так пойди ей навстречу. Не самая ужасная жертва, согласись. Будете идеальной парой.

- Но она – не Виктория Фукс, а я – не Рейт Бади! И мы живем не в кинофильме, - Соломон с раздражением встал и прошелся по комнате, огибая пыльные стеллажи, - К тому же эта сцена жутко искусственна и фальшива! Я не верю, что любящие супруги могут так вести себя друг с другом!

- Кинофильм, не кинофильм… Все вокруг нас условно. Сам же знаешь, после нейро-коррекции тебе покажется, что нет ничего естественнее и приятнее, чем это трогательное единение двух любящих сердец.

Соломон остановился посреди комнаты. Он только сейчас почувствовал, до чего же душно в этой пыльной каморке, где хранятся пожелтевшие документы – слепки с давно умерших и никому не интересных людей. Набрать бы полную грудь воздуха… Рука дернулась к шее, чтобы ослабить галстук, но на полпути вспомнила, что галстука на шее нет.

- Просто если я научусь говорить подобную глупость и, главное, считать ее естественной и нормальной, это будет значить, что эта частичка меня – уже не вполне я. Неужели не понимаешь? Это будет не просто обычная нейро-коррекция. Одно дело – получить вместе с инъекцией в мозг повышенное внимание или смелость или терпение – это контролируемое развитие личности и ничего более – но осознанно давить собственные чувства!..

- О, - брови Бароссы взметнулись вверх двумя косыми парусами, - Кто это говорит? Неужели сам Соломон «Стук Закона» Пять?

- Ай, брось… Не надоело еще, за столько лет?

- У тебя просто хандра на фоне неудачного дела, вот что. Ты устал и выжал сам себя, как белье. Настоящее, не настоящее… Как можно определить, что из ощущаемого нами настоящее, а что нет? Как можно мерить чувства математическими мерками, исчисляя их единицами и нулями? К примеру, в детстве тебя напугал рыжий человек – и ты всю жизнь будешь с опаской относится к рыжим? Истинно ли это чувство?

- Да, - помешкав, сказал Соломон, - Потому что оно природно, дано мне…

- Кем? – прищурился Баросса, - Небом? Великим Макаронным Монстром? Тобой самим?

- Нет. Скорее, обстоятельствами. И еще генами.

- Послушайте его! Поборник природности! Что такое обстоятельства, если не цепь событий? Что такое гены, если не примитивный механизм передачи данных? Человек с самого своего появления только и занимался тем, что подстраивал под себя обстоятельства и ломал гены. Ему не нравилось то обстоятельство, что ночью темно – и он придумал огонь, а затем – электричество. Ему не хотелось болеть наследственными болезнями – и он принимал лекарства, безжалостно подавляя перхающий сквозь столетия голос предков.

- Всегда можно провести линию между исходным и наносным.

- Продолжай в том же духе, и сам не заметишь, как запишешься в секту Природников. Отключишь все нейро-модули и станешь распевать гимны храму человеческого сознания, сидя где-нибудь на обочине шоссе.

- Я никогда не боялся нейро-софта, - твердо сказал Соломон, - Более того, я охотно устанавливал софт, который, как мне казалось, усиливает отдельные стороны моего характера или компенсирует врожденные слабости. Но тут другое. Это не просто необходимая модификация психики, это насильственное замещение одних представлений другими. И не моими, а совершенно чужими. Скажи, только я чувствую себя неуютно, когда думаю об этом?