Древний род: Сотый Богомир (СИ) - Погонин Евгений Юрьевич - Страница 4

Такое напутствие, да еще и перед вступлением в ряды доблестных защитников нашей родины, где без подчинения никак, меня, мягко говоря, ошарашило. Но спросить, что либо, я не успел, из дверей казармы, как по команде, появился Степан Матвеевич, который занимался со мной джигитовкой.

- Хлопцы, ну, сколько можно, трубы уже горят.

Мне до сих пор непонятно, как с таким ростом, а Степан Матвеевич чуть выше полутора метра ростом, можно выполнять различные кульбиты на коне и под ним, особенно прием с пролезанием под брюхом коня на ходу. Сам я, так и не смог его освоить, из-за того, что не мог дотянуться до противоположного стремя, а Матвеевич, который почти на голову ниже меня, делал это с легкостью.

- Матвеевич - отец только его называл по отчеству и не только потому, что он был старше Отца. Но и по той причине, что это человек единственный, кто не уступал и даже превосходил отца во время тренировок, правда, только в своей дисциплине - еще сутки гулять, успеешь трубы смазать.

- Эх, молодежь, учишь вас, учишь, а толку нет, - Матвеевич покачал головой из стороны в сторону - что будет с вояками к вечеру, если они уже подогретые?

Мы с отцом переглянулись, разом повернули головы к Матвеевичу и спросили в один голос.

- Что?

Матвеевич, с видом профессора и поднятым вверх указательным пальцем правой руки, пояснил.

- А то, что вечером они уже не смогут двигаться, - и спросил - вывод?

Мы снова переглянулись и молча уставились на джигитовщика, ожидая, какую на этот раз, 'умную' мысль, он озвучит.

- Нужно их напоить до обеда, - Матвеевич продолжал делать, не свойственное ему, умное выражение лица - к вечеру они проспятся и тогда ночь, будут гулять, как положено.

Не знаю, сколько, мы с отцом тогда смеялись, помню лишь, что я чуть не припал задней точкой к земле, от смеха.

Матвеевич вообще человек с юмором и все свои занятия со мной, он проводил в таком же духе и я к этому привык. Но в данный момент его логика, оказалась запредельной и кроме смеха, ничего не вызывала.

- Иди сын, помоги своему наставнику, а я, через минуту, приду вам на помощь - вытирая слезы, выступившие от смеха, сказал отец.

Я выбросил ватку в урну, которая стояла у входа в казарму, и повернулся к отцу.

- Ты сказал, что меня ждет самый трудный экзамен, какой?

Отец, все еще улыбаясь, ответил.

- 'Зеленый змей'.

- О-о-о - подал голос Матвеевич, качая головой из стороны в сторону - это такая скотина, что прямо жуть. Но! - встрепенулся он - я знаю, как с ним бороться.

Я не был трезвенником, да и отец никогда не запрещал, а только говорил, что во всем нужно знать меру, особенно в употреблении спиртных напитков. А утром, когда у меня было самое похмелье, поднимал на тренировку, на полчаса раньше, чтобы, как он говорил, выгнать из организма все спирты до основной тренировки.

- И как? - спросил я тогда у Матвеевича, хотя уже знал ответ на свой вопрос.

- Нужно его уничтожить путем распития - ответил тот, полностью подтвердив мою догадку.

Проводы в армию прошли, как и положено, с танцами, драками и тому подобным непотребством. Сам я, не смог справится, не столько с 'зеленым змеем', сколько с Матвеевичем, который буквально заставлял, меня и всех остальных, 'убивать' эту гадину. В итоге, я отключился раньше вояк, а проснувшись вечером, до утра старался избегать Матвеевича.

Утром, в районный военкомат, приехали на шести автобусах, всем составом, за исключением некоторых 'уничтожителей зеленного змея', в числе которых был и джигитовщик.

Сам военкомат, еще никогда не видел такого количества пьяных военных в парадных мундирах, обвешанных наградами, в большинстве своем, боевыми. Хорошо, что в этот день, в армию провожали только меня, так как прощание затянулось на несколько часов.

После того как меня, на руках, внесли в ворота военкомата, остальные ринулись следом и пьянка началась прямо во дворе военкомата. И мои наставники начали спаивать работников этого учреждения. Начальник военкомата, толстый и не высокий полковник, был, мягко говоря, не в восторге, от такого. Но услышав заверения от полковника Мамедова, который учил меня выживанию, в различных ситуациях, у которого на груди не было свободного места от наград, включая звезду героя России, что, если тот не исчезнет, то тогда исчезнут зубы начальника военкомата, тот дал добро.

Пили до тех пор, пока кто-то, не предложил везти меня, в краевой распределитель, самим. И самим же проследить, чтобы я попал в достойную военную часть. На том и порешили. Заехав, по пути, обратно на полигон и забрав всех, кто не смог ехать в военкомат, не обращая внимания на их состояние, кто не мог идти тех заносили в автобусы, и отправились в Омск.

Благо, что отец позвонил одному из своих знакомых и попросил выделить нам полицейский эскорт. Чему все были только рады.

Так с включенными мигалками полицейских машин и частыми остановками по нужде, меня только к вечеру довезли в распределитель. Я думал, что наконец-то все закончится, но я ошибался. Все закончилось только через три дня, пока из Севастополя не приехал знакомый Мамедова, командовавший бригадой ДШБ и не забрал призывника, то-бишь меня, само собой с согласия всех учителей.

Служба в армии, как и сказал отец, была для меня отдыхом. Но я все равно старался нагружать себя тренировками, но с таким графиком, получалось не очень. По моему мнению, у солдат слишком много свободного времени.

В военной части, отношение к моей персоне было не однозначным. Кроме командира части, генерал-майора Евсеева, меня никто не любил. Офицеры не любили, за то, что во время учений и тренировок давал советы. Хоть они и были правильными, но мало какому офицеру понравится, что его учит простой срочник.

Сослуживцы не любили, за то же самое, из-за меня им приходилось то отжиматься, то совершать марш-броски в полной экипировке. Что никак не способствовало дружеским отношениям. Один раз даже пытались приструнить, но после того как я 'наковылял' десятерым дембелям, смирились.

Больше всех, меня не любил старшина роты, мичман Шубодеров. Как то, во время выдачи сигарет, а тем, кто не курит, сахара, я отказался от своего сахара, по той причине, что хранить его негде.

В прикроватной тумбочки, нельзя хранить съестные продукты, там должны находиться только письменные принадлежности с письмами и 'мыльно-рыльное': зубная щетка, паста, бритва и т. п.

Шубодерову не понравилось, что я отказался от пайка, так как, из-за этого, ему пришлось-бы заниматься бумажной волокитой. И после того, как я стал настаивать на своем, мичман попытался ударить меня в лицо. Я легко уклонился от удара и подтолкнул старшину в спину, придавая ему ускорение. Мичман с силой врезался в стену и разбил нос.

Если бы я тогда знал, к чему это приведет, я бы ни за что не отказался от сахара.

На девятом месяце службы, когда я бегал на плацу, по разрешению командира роты, с вещь мешком набитым песком, я услышал звук приближающегося, со спины, УАЗа. Но не придал этому значения, по плацу периодически кто-то проезжал в сторону КПП и обратно.

Я слышал, как звук нарастал и думал, что водитель просто спешит. И только, когда звук стал совсем близко, я повернулся, но было поздно.

Мне ампутировали левые руку и ногу, удалили часть левого легкого. На правой руке осталось только три пальца: большой, указательный и средний и все это, не считая мелких травм, порезов и ушибов, из-за сахара. Из-за него случился конфликт с мичманом, который не выдержал насмешек за своей спиной. Из-за него мичман напился и решил отомстить срочнику, который его унизил. Из-за него я стал инвалидом, и все мои мысли стали сводится к тому, как покончить собой, так как теперь, я сам даже по нужде сходить не могу.

Но осенью, все изменилось, и у меня появилась надежда, на нормальную, полноценную жизнь.