Девочка. Книга вторая (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 106

Знакомство и общение с гостями происходило в стремительном темпе, как и все, что делал Барретт. Помимо лиц, уже упомянутых Алеком, в числе приглашенных были гости не только из Бангкока, но и Сингапура, Малайзии и Китая. Я протягивала руку банкирам и адвокатам, финансистам и трейдерам, нефтяным и строительным магнатам.

Я попала в стремительный и живой мир Барретта, где крутились большие деньги частного бизнеса и транснациональных корпораций, где на ходу обменивались визитками и заключались негласные сделки, где давались советы, основанные на многолетнем опыте, и зарождались новые совместные проекты. Здесь велись разговоры обо всем: политике, бизнесе и экономике, динамике индекса Доу-Джонса и скачкАх на фондовом рынке, новых бизнес-проектах и удачных вложениях.

Публика, несмотря на формальный стиль, была самой что ни на есть разнородной: помимо азиатов, здесь были европейцы, американцы и русские, возраст гостей, как и национальность, был самым разнообразным и варьировался от тридцати до семидесяти. Воистину, "Violator" был нарушителем: он объединял в себе несоединимое — традиционный Восток и прогрессивный Запад, старшее умудренное сединами поколение, устоявшееся в своей бизнес-нише, и напористую молодежь, продвигающую новые технологии и открывающую перспективные направления. Я всматривалась в эту черно-белую толпу, вслушивалась в космический электронный ритм, больше похожий на музыку будущего, и на фоне лазерного футуристического шоу передо мной внезапно встала яркая картина, где "Violator" с его гостями вдруг превратился в живую бизнес-акулу, некоего гражданина мира, впитавшего в себе знания всех континентов. В этом Космополите мудрая опытность старшего поколения переплеталась с дерзкими инновациями молодого, и я внезапно ощутила себя неотъемлемой частью души этого кита бизнеса по имени "Violator", кроваво-красной каплей в его сердце.

Здесь и сейчас я осознала одну из причин, почему Барретт принял решение взять меня на яхту. Он показывал мне свой мир, но мне не стоило обольщаться, он так же легко мог меня из этого мира вывести: с его стороны это было не знаком доверия, а проверкой, его личным экзаменом — как я справлюсь, смогу ли я стать частью его мира, удержать эту ношу. Барретт был жестким учителем, его школу нельзя было назвать институтом благородных девиц, его обучение напоминало жестокую Спарту — живи или умри. Здесь и сейчас все зависело только от меня. Если я провалю это испытание, значит проиграю.

И я включилась, я хотела победить. Я чувствовала себя на сцене в главной роли, а весь партер с замиранием смотрел на меня, чтобы либо освистать, либо утопить в овациях мой дебют. Но я не боялась этой публики — для меня она была неважна. В этом воображаемом театре со мной на сцене я видела лишь одного человека, который восседал в центральной ложе и ждал моего выступления. Барретт с непроницаемым видом смотрел на сцену, освещенную софитами, и, казалось, был равнодушен ко всему происходящему. Но это была лишь маска — я знала, чувствовала, что Ричард внимательно следит за каждым моим словом, жестом, поступком, оценивая игру. И не было суда требовательней и придирчивей, чем его — как истинный Хищник фальшь он чувствовал нутром.

Немного сориентировавшись, я стала присматриваться к гостям. Толпой они смотрелись, как стая улыбающихся масок, но стоило немного их приблизить, взять отдельно кого-нибудь из массы, и становилось очевидным, что это обычные люди, каждый со своим характером, желаниями и пристрастиями. Я внимательно следила за их разговорами, шутками и даже жестами, искренне пытаясь понять, чем они живут, мысленно снимала с них маску и смотрела на них настоящих. И если мне удавалось увидеть суть человека, прикоснуться к его душе, я выходила на передний план.

Знакомясь с гостями, я с интересом ждала, кем меня представит Барретт, и слышала лишь свое полное имя. Сами гости называли меня обворожительной спутницей или Девушкой мистера Барретта, и он не возражал — вероятно, статус этого гала-вечера предполагал, что все приглашенные будут со своими "половинами". Барретт хоть и не подавал вида, но внимательно следил за мной, как я говорю, что я рассказываю и чем интересуюсь у гостей. Он не перебивал, но когда считал нужным, брал инициативу в свои руки, и в этот момент мне казалось, будто мы с ним составляли две половины одного целого — Разум и Душу, которые в совокупности давали некий безупречный механизм.

— Ричард, сынок, разве можно вытаскивать на такие мероприятия такую старую черепаху, как я, — к нам подходил азиат далеко за шестьдесят, а то и за семьдесят, но выглядевший подтянуто, равно как и его ухоженная дама приблизительно того же возраста.

— Это и было моей целью, — приподнял уголок рта Барретт, здороваясь с гостями.

— Признаться, только твое появление после долгого отсутствия в наших краях заставило меня вылезти из своего панциря на радость моей Пхатеп, — между тем продолжал мужчина и мягко улыбнулся своей молчаливой жене.

Дама держалась скромно, в тени своего мужа, но то ли ее прямая осанка, то ли спокойная улыбка и вдумчивый взгляд говорили о том, что она знает путь к сердцу своего хищника.

— Об этот панцирь не одна акула скрошила зуб, — иронично продолжил Ричард.

— Не хотел бы мой панцирь столкнуться с твоим молодым зубом, мой мальчик, — растянул в улыбке сухие губы азиат и внезапно перевел глаза на меня.

Он зорко скользнул по мне взглядом, будто оценивая мои возможности, что подтверждало слова Барретта — этот мужчина, несмотря на свой возраст был умен и жёсток, хищник и в старости оставался хищником.

— Представь нас твоей обворожительной спутнице.

— Мисс Лилит Ева Харт, — представил меня на европейский манер Барретт, а я, услышав фамилию из списка Алека — мистер и миссис Чоенг — вспомнила: "глава совета директоров одной из самых крупных нефтеперерабатывающих корпораций в Таиланде, его жена из очень богатой тайской семьи".

Внимательно присматриваясь к этой паре, я заметила, что на плечи миссис Чоенг была наброшена черная с белым узором накидка из тайского шелка, и мне показалось, что она была не просто антуражем, красивым аксессуаром — эта женщина с глубоким уважением относилась к традициям и искренне любила Таиланд.

Я поклонилась в уважительном вае, как меня учили, что незамедлительно оценил мистер Чоенг.

— Как приятно, когда иностранная молодежь чтит традиции страны, в которой пребывает.

— Таиланд и его многовековая самобытная культура покорили меня, — улыбнулась я, и это была правда.

— Да, нам есть, чем гордиться, — произнес с достоинством таец и тут же, на мгновение прищурив глаз, спросил: — Хочу спросить у вас, как у американки: как вам Город Ангелов? Мне кажется, что он стал шумным и грязным.

Меня немного удивил вопрос о Лос-Анджелесе, но я, вспомнив слова Алека "этот человек очень любит ставить незаметные ловушки", интуитивно поняла, что в его словах был подвох: мистер Чоенг имел в виду совсем не Лос-Анджелес.

— У меня с этим городом особые отношения, — уважительно произнесла я, — я влюблена в Бангкок, в его контрасты и сумасшедший ритм. Мечтаю прикоснуться к Изумрудному Будде и покататься по кхлонгам Чао Прайи.

Мистер Чоенг довольно посмотрел на Ричарда и, судя по его лукавому взгляду, перешел ко второму вопросу в экзаменационном билете.

— Так почему покорил?

И я поняла, что просто красивыми словами о Таиланде этого азиата не пронять. Он требовал факты, подтверждающие мой искренний интерес к его стране, которой он гордился и любил. И спасибо моей любознательности на острове, где у меня была возможность много читать о культуре и истории Таиланда, я была немного, пусть и не столь глубоко, но подготовлена к этому экзамену. Улыбнувшись, я кинула взгляд на Ричарда, который спокойно смотрел на меня и, казалось, тоже ожидал, как я пройду очередной тест.

— Потому что "Земля Свободных", — уверенно произнесла я.

— Так ли мы свободны на самом деле… — скептически повел подбородком таец, будто возражая, но я чувствовала его цепкие глаза — это была очередная ловушка.