Дикарь (СИ) - Суржевская Марина "Эфф Ир" - Страница 23

– Α здесь? - шепнул ей в ухо, поглаживая кончиками пальцев шею и двигаясь ниже. – Здесь можно целовать?

Она сдавленно вдохнула, а потом неуверенно кивнула. Я опустил голову, скрывая улыбку. Как будто остановился бы, скажи она нет… или остановился? Не знаю. Пальцы почему-то дрожали, когда я расстегивал все эти пуговички на ее лифе. И зачем они там? Хотелось дернуть, чтобы они отлетели разом, но я сдержался. Потому что медленно открывать эту конфетку хотелось тоже. И то, и другое,и много-много раз…

За зеленой тканью показалась светлая нижняя рубашка со шнуровкой, ее развязывал уже зубами. Рыжая коротко и жарко вздохнула, когда я наконец добрался до ее бледной кожи… Такая нежная, тонкая... Лизнул мягко. Языком от шеи до сладких ямочек у ключиц. И ниже. До края кружева. До момента, когда рыжаянапряглась и почти испугалась…

Накрыл ее губы, уже распухшие. Мягко, но и жадно тоже. Кровь стучала в висках и в паху, спазмы уже закручивались жгутами. От ощущения ее губ и теплого рта мне казалось, что кончу раньше, чем раздену эту горячую крошку. Наслаждение - рубиновое, горячее,терпкое - разливалось внутри дорогим вином, будоражило и кружило голову. Я с ума сходил от ощущений. От нежного тела, что вдавливал в шкуры. От пухлых губ, от тонкого аромата, от пушистых прядей, что наматывал на палец. Так много образов,и все такие настоящие.

– Надо остановиться… – ее шепот легче дуновения ветерка.

– Зачем? – мой голос хриплый и сдавленный. - Я хочу любить тебя. Никогда и никого так не хотел…

В полумраке ее глаза кажутся темными.

– Это неправильно…

– Не уходи, – я готов сказать что угодно, лишь бы она осталась. - Это только сегодня… Завтра я ничего не вспомню…

– Ничего? – встрепенулась девушка.

Я мотнул головой и снова лизнул губы…

Опустил руку, не прерывая поцелуй, который уже причинял мне боль. Наслаждение и боль от желания большего… обвел затвердевший сосок через ткань ее нижней сорочки. Погладил, ощущая, как дрожит рыжая и как дрожу я. Непроизвольно толкнулся бедрами, вжимаясь в ткань ее юбки, в тонкое девичье тело.

Останавливаться не хочется… и голова такая тяҗелая. Я закрываю глаза…

–Хенсли?

Я ошалело моргнула, поняв, что дикарь заснул. Заснул? Серьезно?! Я тут, понимаешь ли… а он! Осторожно выползла из-под тяжелого тела, косясь на мирно сопящего мужчину и все еще не веря, что он просто напросто отключился! Кто сказал бы – не поверила.

– Эй, ты издеваешься?

Я, можно сказать, нарушила все мыслимые и немыслимые правила, позволила запретное, даже не сопротивлялась, а он… заснул! Οставив меня растерянной, смущенной, и что скрывать – возбужденной.

– Думаю, вас все-таки стоит придушить,истрХенсли! – возмутилась я, во все глаза глядя на дикаря. Он поморщился и блаженно засопел, обняв подушку.

Сдуреть можно. Спит. Посапывает даже! Мерзавец!

Со вздохом я легла на бок, пытаясь не думать о том, что только что произошло. Что он говорил и делал. Никогда бы не подумала, что этот ужасающий ШерхХенсли окажется таким. Таким… снова покраснела, вспомиңая его слова. Губы, кажется, распухли от поцелуя. Поцелуев. От самых порочных поцелуев в моей жизни. И плевать, что я была замужем. Γордон никогда так не целовал. Долго, грешно, влажно. У дикаря сухие обветренные губы и впалые щеки, но целуется он так, что я чуть имя свое не забыла.

Или забыла?

Мозги я свои забыла, вот что!

Растерянно осмотрела спящего мужчину. Похоже, мерзнуть он перестал. Но я все равно накрыла нас покрывалом и шкурами. И уставилась в лицо, освобожденное от густой и спутанной растительности. Без нее он был гораздо моложе. Сейчас, когда не видно темных радужек, лицо расслаблено, а уголки губ чуть приподняты, словно дикарь улыбался во сне, он выглядел совсем не страшным. И волосы у соседа не черные, а скорее темно-каштановые, волнистые. И мне было очень весело его брить. Οн так смотрел на меня: снизувверх, слегка улыбаясь, что я чувствовала себя нужной. А ещё красивой.

Я стукнула себя ладонью по лбу. И о чем только думаю?! Снова покосилась на Хенсли. Шрам остался на месте, понятно, но уже не пугал так, как в первые дни. Да и вообще… После сегодняшнего дня уже трудно вспомнить, за что я так ненавидела его.

Почему я позволила все это?

Может, потому что он сказал, что не вспомнит? Интересно, если о произошедшем помнит лишь один участник событий, можно считать само событие наполовину… незначительным?

Вздохнула, усмехнувшись. Все дело в том, что мне понравилось. Вот и все. Понравилось лежать в этом коконе из одеял и меха, понравилось ощущать тяжелое тело дикаря, его свежий запах, его губы… Или в том, что в истреХенсли не было ни капли агрессии и жестокости,когда он целовал меня. Напротив… Он был так нежен, что хотелось расплакаться.

Нежный, чувственный,такой…

Я прикрыла глаза, подбирая слово. Какой?

Возбуждающий. Точно. И самое поганое, что, не отрубись дикарь, неизвестно, как далеко мы зашли бы.

И как?

Я закусила губу, пытаясь ответить себе на этот вопрос. Скривилась. Οтвет мне не понравился.

– И кто же вы такой, ШерхХенсли? - прошептала я, хмурясь. Он беспокойно дернул рукой, словно услышал. Дикарь спал на животе, повернув голову на бок и подложив под щеку локоть. Волосы растрепаны, и я тронула их пальцами и тут же отдернула руку,испугавшись. Что я творю? Что вообще со мной происходит?

На мужской спине темнел знак, как раз между лопатками. Рассмотреть его в полутьме было трудно, я провела пальцем по круглому рисунку. Что это? Кончики пальцев кольнуло холодом.

Магия?

В Кронвельгарде были популярны охранные символы. Их наносили заказчику маги-защитники, стоили такие знаки довольно дорого, но защищали своего владельца от разных напастей. У того же Гордона было куча знаков - на груди, на плечах, даже на ногах. От несчастного случая, от болезни, от огня, от воды… Мой бывший муж очень ценил свою жизнь. Такие метки со временем теряют свою силу, и их необходимообновлять. Но я ниқогда не чувствовала холода от прикосновения к ним. Напротив, защитные рисунки были слегка теплее остальной кожи.

Снова прикоснулась к круглой печати. Словно лед тронула.

Все же жаль,что я не закончила академию. И так много не знаю… Лишь схватилаверхушку, самые азы, а большего и не успела. Не удержалась, снова провела ладонью по щеке дикаря, не понимая, что со мной. Вот права была истра Элеонора - неприличная я особа. Зря я на нее обижалась. Видимо, рассмотрела она во мне это неприличие еще тогда,когда я ходила по Лангранж-Холлу, опустив глаза и боясь дышать. А сегодня вот лежала на этой постели, в мехах, позволяла незнакомцу себя целовать. От отвращения не орала, не вырывалась. А самое страшное - что не испытывала никакого отвращения. Наслаждение я испытывала. От сухих губ, от тяжелого тела, от порочных слов.

На редкость неприличная особа. Во всем королевстве таких неприличных ещё поискать.

Я хихикнула. Ну и дура к тому же, потому что вместо того, чтобы расстроиться, я,кажется, обрадовалась. А что, приятно оправдывать возложенное доверие. Меня так часто обзывали, что даже хочется соответствовать.

Ну и потом… Мне действительно понравились поцелуи.

Вот только не знаю, что делать со всем этим дальше.

Я слезла с этой невиданной кровати, еще раз укатала Хенсли покрывалом и вздохнула.

– Думаю, с отъездом я повременю,истрХенсли. Α то вдруг вы снова решите тут замерзнуть. Меня же потом совесть замучает. Знаете ли.

И, улыбаясь, я отправилась на свою половину.

***

На этот раз очнулся от тошноты, подкатывающей к горлу. Открыл глаза, мėтнулся в ванную комнату, где стояло ведро. Еле успел. Вывернуло меня так, что показалось - все внутренности в ведре остались. В голове били барабаны. Помню, в детстве я читал книгу о диких пустынных людях, что вызывают дождь, колотя в барабан. Похоже, сегодня в моей голове собрались все пустынные племена и решили выпросить у небес потоп.