Девочка. Книга третья (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 53

— Мммм… — так же как и я потянула Эльза, и я улыбнулась этому совпадению. — Пуччини считал ее самой любимой.

Театр. Храм Мельпомены. Театр всегда наполнял меня особенной энергетикой. Я любила и свет софитов, и запах декораций, и даже яркий грим актеров. Здесь была особая атмосфера. Здесь царили свои законы бытия и физики. Здесь все было пропитано иллюзией жизни.

Рассматривая тяжелый занавес из темно-красного бархата в цвет стульев в партере, прохаживаясь по красивым дорожкам в фойе, я наслаждалась волшебством прикосновения к настоящему искусству.

И этот удивительный момент — когда все рассаживались по местам, еще слышались звуки реальности, но медленно гас свет, всё вокруг замирало в предвкушении путешествия в удивительный, незабываемый сказочный мир искусства, и начиналась феерия.

Макс постарался на славу — он купил нам с Эльзой одни из самых лучших мест в ложе, соседствующей с бенуаром.

Эльза, с миниатюрным биноклем в руках, с нарядной прической, будто сошедшая со старинной картины, была удивительно гармонична в этом антураже из темной бархатной драпировки.

Зазвучали первые аккорды. И мистерия началась.

На сцене происходило действие, я наслаждалась арией молодого Пинкертона, который увлекся юной Чио-Чио-Сан, и на душе было грустно — я знала, чем закончится этот полный печали сюжет.

Расставание влюбленных. Гибель любви. Эта тема была стара, как мир, и никогда не теряла своей актуальности. Вечная тема, которая так часто перекликалась с сюжетами из реальной жизни.

Зима далась мне нелегко. Время не работало. Оно остановилось. И если раньше воспоминания ютились лишь в моем сознании, то теперь они начали заползать в выжженную часть моего сердца, заполняя ее образами. Парадоксально, но именно воспоминания и боль расставания реанимировали меня, не давали зависнуть окончательно в этом вакууме. И теперь я ловила себя на мысли, что не хочу забывать — казалось, с забытыми образами уйдет часть моей души, и я застыну, как камень.

— Ты просто боишься, что тебе опять причинят боль, — резюмировала в свое время Джули.

Но это было не так. Я не боялась боли, я просто знала, что больше никогда никого не буду так любить, как Ричарда. Он уничтожил для меня других мужчин. Без него я была однокрылой.

Да, была какая-то цель — учиться, определить свое место в социуме, но я потеряла душевный вектор без своего мужчины. Я перестала быть женщиной. Превратилась в социальную бесполую единицу. И воспоминания были моим единственным ориентиром, чтобы не потерять в себе женское начало, разбуженное Ричардом.

Для моих подруг эта зима тоже стала временем испытаний.

Джули. Со времени нашего расставания с Барреттом я ни разу не видела Дугласа. Обычно он забирал Джулию с работы или из университета. Несколько раз заезжал за Джули домой, но из машины не выходил и ждал ее у подъезда. Новый Год они провели вместе. Помню Джулию, вернувшуюся домой после новогодней вечеринки. Ее лицо — я никогда не видела таких ярких глаз, такого одухотворенного, наполненного светом лица. Она лучилась счастьем и, казалось, была наполнена радостью изнутри.

Каждый раз, видя, как глаза Джули вспыхивают, когда ей звонил Дуглас, какой воодушевленной и счастливой она приходила после свиданий с ним, я тихо радовалась. Тихо — потому что боялась спугнуть такое зыбкое счастье, ту тонкую нить, которая только начала завязываться и сплетаться в более крепкие отношения. Январь можно было назвать самой счастливой порой для Джулии. Я так радовалась, что они с Дугласом нашли совместные точки взаимодействия, но, как я и чувствовала, ссора была лишь вопросом времени. Она, как тлеющий в недрах вулкан, лишь ждала своего часа.

Первое столкновение произошло в феврале. И камнем преткновения, как я и предполагала, стала работа Дугласа.

Вечером я пришла с работы и удивилась, увидев Джули дома — по плану у них было свидание с Дугласом. Она готовила себе чай и говорила по телефону в зале, нажав на громкую связь. Чтобы не мешать ей, я хотела пройти в свою комнату, но она, вероятно, желая моей поддержки, взглядом попросила меня остаться.

— Такое впечатление, ты не работник корпорации Барретта, а его личный раб, — бросала Джули обвинения.

— Это моя работа, Джули, — спокойным голосом отвечал Дуглас.

— Ну да, прикажи Барретт тебе приехать, ты и с меня слезешь и помчишься на работу.

Дуглас промолчал, но я даже увидела в воображении, как ходят его желваки.

— Твоя гребанная работа мне надоела! — продолжала подруга.

— Джулл, мы уже с тобой говорили на тему твоих словечек, — спокойным тоном ответил Дуглас. — Я просил тебя не выражаться. Мне не нравится, когда моя женщина ругается как грузчик в доке.

Она бросила возмущенный взгляд на меня, желая получить поддержку, и вновь заговорила.

— А ты не мой отец и не мой учитель по литературе, чтобы диктовать условия, как мне говорить и что мне делать.

— Я предполагал, что я твой мужчина, — спокойно ответил он.

— Кажется, мы по-разному понимаем значение этого выражения, — и в ее голосе прорезалась ирония.

— Я забочусь о тебе, я тебе верен. Да, я твой мужчина.

— Но тебя нет никогда рядом, — устала произнесла она.

— Мне пора. Я вернусь из командировки, и мы поговорим.

В комнате повисла тишина, которая означала, что на том конце провода положили трубку, а Джули нахмурила лоб и закрыла лицо руками.

Нет, она не плакала, но я понимала, что ей было больно. Ничего не говоря, я подошла к подруге и, сев рядом, обняла ее за плечи.

— Куда на этот раз? — тихо начала я, понимая, что подруге в этой ситуации нужно выговориться, а не замыкаться в себе.

— Не знаю. Я не спросила. Да и неважно это, — зло бросила она.

— Джули, ну это нормально, бывает, — попыталась я успокоить подругу, зная, что такое жесткий график Барретта.

— Нет, это все неправильно. Я на такое не подписывалась. Мне нужны нормальные отношения, а не гомеопатические дозы по предписанию, когда Дуглас будет свободен.

— У него ненормированный график, — защитила я Дугласа, пытаясь уберечь ее зыбкое счастье, и добавила: — Все образуется.

— Нет, — и Джули посмотрела на меня. — Он не понимает. Его нет рядом. Никогда. Да, сейчас я обижаюсь, что мне даже не с кем сходить в кино или потусоваться, но если вдруг со мной что-то случится, и мне реально понадобится его поддержка… — и Джули вновь замолчала.

Вспомнив, как Барретт примчался, когда у меня открылось кровотечение, я уверенно сказала:

— Если с тобой что-то и правда случится, если и правда тебе будет нужна его помощь, он будет рядом. Поверь мне.

— Не знаю, — недоверчиво нахмурилась Джулия. — ты бы ждала своего Барретта, который постоянно где-то в разъездах?

— Конечно, ждала бы, — вздохнула я, и сердце кольнуло острой иглой. — Я бы никогда не встала между мужчиной и его Делом.

— Ну тебя устраивает всё, лишь бы Барретт был доволен, — махнула рукой подруга, но я на нее не обижалась, понимая, что ей было больно.

— Джули, Дуглас не среднестатистический парень из университета, или офисный клерк с графиком работы с 9.00 до 18.00. Он прошел войну. Он сформировал свой мир со своими ценностями. И много работает.

— Пусть бросает такую работу. Всех денег не заработаешь.

— Дело ведь не в деньгах, и ты это понимаешь. Его работа — эта его жизнь. Без нее Дуглас никто. Да. Сегодня он бросит работу, на который он чувствует себя на своем месте, он найдет другую, выгодную для тебя, но я знаю, что он останется без главного. Без самореализации. Это его сломает. Ты первая его перестанешь уважать.

— Ничего я не перестану его уважать! Наоборот я буду ценить за уступку, на которую он пойдет ради меня.

Я отрицательно покачала головой — Джулия не понимала, что ломает Дугласа под себя, а сломав его, сама же первая и бросила бы. Да, вместо Дугласа сделал бы карьеру кто-то другой, а потом она бы сама укоряла своего мужчину, что он ни на что не способен, и ставила в пример других, кто стал более успешным.