Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис" - Страница 47

— Хватит, Намджун, — устало произносит Чонгук, поднимая на него измученный взгляд.

— Только попробуй. Я…

— Довольно, — сердито произносит врач, отступая на шаг и пропуская Чонгука внутрь. — Ты в моей больнице, сынок. И если мне будет угодно, я попрошу выставить тебя на улицу. Это ясно?

Намджуну ясно. Он пятится назад, пряча глаза, присаживается на диван рядом с Сокджином и обещает себе дождаться, когда к Юнги пустят, чтобы хотя бы попытаться поговорить с ним о случившемся.

—

Палата светлая, полностью белая, и синие волосы Юнги выделяются на её фоне ярким пятном. Тот, свесив с кровати ноги и сжавшись практически вдвое, сидит в бежевой больничной пижаме, за воротником которой видно белую повязку, смотрит в пол безучастным взглядом и надрывно, сипло дышит, шмыгая время от времени носом. Вся скопившаяся боль, которую так боялся услышать Чонгук, выливается на него не первой фразой, а взглядом нездорово бледного Юнги. В этом взгляде столько страдания, муки, горести, что у Чонгука подкашиваются ноги, пока он подходит ближе, и едва не останавливается сердце, когда он тормозит в паре шагов от него, ещё лучше видя всю эту необъятную скорбь.

— Ты всё знал, да? — хрипит Юнги и смотрит на него покрасневшими, влажными глазами. — Ты ведь всё знал, Чонгук…

— Юнги… — умоляющим тоном произносит тот.

—

Врач встаёт напротив Намджуна и Сокджина, смотрит на них по очереди, убирая руки в карманы халата, и тяжело выдыхает.

— Вы здесь впервые?

— Да, — кивает ему Сокджин, нервно теребя ткань на своей футболке.

— Что с ним произошло?

— Я… — Намджун отворачивается от него. — Я потерял контроль.

—

— Как ты мог? — у Юнги срывается голос, и слёзы окончательно заполняют глаза. — Как у тебя ума хватило…

— Я не думал, что это когда-нибудь случится. Не думал, что Намджун позволит тебе пережить это, — оправдывается Чонгук, усаживаясь на пол, прямо перед ним, на колени и поднимая на него голову. — Я хотел сказать, Юнги, просто… — его фразы становится тише. — Просто не успел.

—

Доктор оглядывается по сторонам, проверяя, не слышит ли их кто-либо, подходит ещё ближе и с сожалением отводит взгляд.

— Это проявляется, когда человек находится на грани смерти. Точнее, когда начинает верить в то, что через пару минут умрёт, — он поджимает губы, подбирая нужные слова. — Болезнь, катастрофа, авария, драка, — выделяет последнее слово врач. Намджун зажмуривает глаза. — Неважно. Как только он чувствует настоящую угрозу жизни, он окончательно осознаёт, кого любит.

Сокджин опускает потяжелевшие веки, начиная растирать ладонями лицо, молчит какое-то время, обмозговывая услышанное, а потом всё же решается задать специалисту интересующий вопрос.

— На что это похоже?

— Будто швейные иглы глотаешь, — с состраданием в тоне отвечает доктор. — Порциями по двадцать штук.

—

Юнги плачет громко. Хватает ртом воздух, мычит сквозь слёзы и отпихивает от себя руки Чонгука, который пытается его успокоить. Чонгука, который не его предназначенный. Юнги не знает, как ему жить с этим дальше. Как просыпаться по утрам, понимая, что человек, которого ты любишь невообразимо сильно, без которого буквально задыхаешься, тебе не соулмейт. Что у вас нет и не может быть будущего. Лучше умереть, умереть прямо здесь и сейчас, чем представить себе жизнь, в которой его не будет рядом.

У Юнги вдребезги разбивается сердце. Каждый миг его никчёмного существования был посвящён Чонгуку, был ради Чонгука и для Чонгука. А теперь он будет захлёбываться кровью всякий раз, стоит ему только вспомнить, как Чонгук обнимал его с трепетом, как касался его голой кожи, позволяя покрываться мурашками от макушки до кончиков пальцев, как целовал его нежно, сладко, давая возможность утонуть в своих чувствах. Как заставлял видеть звёзды. И самое страшное в том, что Чонгук тоже будет. Тоже будет глотать эти иглы, которыми изувечит его горло, тоже будет страдать каждую секунду, которую посвятит воспоминаниям о них. И тоже даже пытаться не станет склеить своё разбитое сердце. В нём было место только для одного человека. Для Юнги.

На мокрой от слёз щеке чувствуется тепло ладони. Юнги поднимает на Чонгука, всё ещё сидящего перед ним на коленях, взгляд, видя в его глазах не меньше боли, и не может подавить в себе истерику, которой накрывает с новой силой. Как же им быть теперь друг без друга? После всего, через что они прошли вдвоём, после всего, что между ними было. Кому молиться за то, чтобы память прекратила их ранить? Юнги не в состоянии выносить это в одиночку. Поэтому и глотает солёные слёзы, смотря на Чонгука, его родного, мудрого, заботливого, самого красивого на свете Чонгука, и у него не выходит перестать разрушать себя перед ним и собраться хотя бы на секунду.

— Поэтому ты скашливал кровь, когда Намджун избивал тебя в последний раз? — дрожащим голосом спрашивает Юнги. — Потому что думал обо мне?

— Да, — тихо говорит Чонгук, вытирая его щёку большим пальцем. — Я только из-за этих мыслей и выжил.

Юнги вспоминает момент, когда Чонгук, избитый и покалеченный, упал на асфальт без сил, а Юнги подхватил Намджуна за руку и ушёл вместе с ним с заднего двора, оставив Чонгука валяться в грязи, задыхаясь от боли. Чонгук тогда впервые смотрел на него так. Никогда раньше он не просил Юнги ни о чём и никогда не умолял вернуться. Это было до тошноты невыносимо – видеть его таким крохотным, сломленным и отдаляться от него, зная, как сильно он нуждается в поддержке и помощи. Как он бредит про себя и повторяет «Не уходи, не уходи, не уходи», пытаясь крикнуть это одним лишь взглядом, и как никто его внутренний крик не слышит.

— Поэтому ты простил меня за то, что я ушёл к Намджуну? Поэтому не потребовал даже объясниться? — Юнги крепко сжимает челюсти, пытаясь подавить в себе вой, рвущийся наружу.

— Я надеялся, что ты сможешь разглядеть в нём своего предназначенного и навсегда забудешь обо мне.

Юнги кашляет, давясь слезами, зажимает ладонью рот, когда Чонгук укладывает голову на его колени – больше не может смотреть на него такого, и хочет удавиться насмерть, когда тот крепко обнимает его за ноги, успокаивающе гладя по икрам ладонями, и молча слушает, как его разрывает от боли. Юнги никогда прежде не чувствовал столько отрицательных эмоций разом и никогда не молил высшие силы дать ему хотя бы маленький шанс всё исправить: перенестись в прошлое, найти Чонгука и сбежать с ним ещё до поступления в университет, в котором они встретили Намджуна. Тогда всё сложилось бы иначе. Тогда Юнги не ощущал бы, как разъедает его душу от дум о том, что он всё-таки был прав. Любовь – это боль. Нестерпимая адская боль.

И кровь во рту, и изрезанное, исцарапанное горло не было для Юнги мукой. Мука для него началась с приходом Чонгука. Чонгука, который вновь поднимает голову и взглядом просит прекратить рыдать хотя бы на пару минут. У него сильные руки, а в глазах море отчаяния, и он тянет Юнги наверх, поднимаясь на ноги, чтобы обнять его, что есть сил, уткнуться губами в его яркую макушку и начать шептать, что он не знает, как быть, что не хотел, чтобы так получилось. И все эти слова будто летят в пустоту, потому что в них нет никакого смысла. Всё случилось так, как случилось. И никто уже не сможет этого изменить.

— Поэтому ты сблизился с Тэхёном? — бубнит Юнги, вжимаясь в его грудь щекой.

— Я не знал, что мне делать, — дышит ему в макушку Чонгук. — Я не мог есть, спать, учиться, работать. Первые три дня были сущим кошмаром.

— И как ты справился?

— Я не справился.

Юнги горько усмехается. Тэхён рассказывал ему про нелегальный обезболивающий препарат с наркотиком в составе, который может на время притупить приступы. Юнги тогда спросил, почему же Тэхён не принимает его, хоть и догадывался, что Тэхён ответит. Препарат дорогой. Но Тэхён не завёл речь о деньгах. Напротив, сказал, что это как раз-таки не имело бы значения. Что нельзя сказать о побочных эффектах.

— Зачем нужен мир, в котором… — Юнги приподнимает голову и утыкается лбом в его шею. — Любовь превращает людей в наркоманов?