Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис" - Страница 40

В Юнги бушует лютая злость, ему хочется дробить, кромсать и ломать всё, что попадётся под руку. Он мечтает разбить парочку тарелок и кружек, разнести эту чёртову гостиную, разбить все до одной лампочки. Намджун заявил, что Юнги не имеет права принимать такие решения в одиночку, что его тело принадлежит не только ему одному и распоряжаться тем, следует ли на нём появляться татуировкам, будет он, Намджун. Юнги выразил несогласие. Но, как оказалось, выражать несогласие он тоже не имеет права.

Будущее видится тюрьмой, в которой каждый неосторожный шаг будет караться моральным расстрелом. Юнги не хочет выливать свои переживания и негатив на Чонгука, пусть и нуждается в его поддержке сейчас, как никогда, и не хочет просить у него совета в ситуации, у которой нет никакого решения. У Чонгука и без этого проблем хватает. Ему явно не до нытья.

Юнги кладёт свою ладонь на его колено, прижимается щекой к его бедру ещё сильнее и старается сосредоточиться на том, что происходит сейчас, а не на том, что будет с ними в будущем. А сейчас Чонгук рядом, даже несмотря на то, что не был дома целые сутки, сейчас он сидит здесь вместе с Юнги, хоть и дичайше устал, и у Юнги нет к нему никаких вопросов. Одна сплошная благодарность за то, что он не бросает в одиночестве, наедине с самыми худшими мыслями, и позволяет отпускать хотя бы часть своей боли.

Хочется уснуть у него на коленях, а проснувшись, увидеть, что он не оставил. Что так же уснул в жутко неудобной позе, заранее зная, как отекут потом ноги, спина, шея, что совсем не выспался из-за того, что Юнги ворочался во сне, видя кошмары, и заставлял о себе беспокоиться. Юнги почему-то уверен, что всё так и было бы, живи они вдвоём. Они приходили бы с работы поздно, садились на маленький диван в своей маленькой квартире, включали дешёвый телевизор с плохими динамиками и, смотря на экран, наслаждались поддержкой друг друга и взаимным спасением от усталости. И Юнги был бы действительно счастлив и доволен такой жизнью. Ему было бы достаточно просто знать, что Чонгуку ничего не угрожает, что они никому не нужны и оба в полной безопасности. Но кому есть дело до желаний Юнги?

Сон испаряется у обоих, когда главный герой красиво признаётся в любви и, улыбнувшись героине, целует её, а она ему отвечает. Юнги чувствует в своих волосах пальцы Чонгука и зажмуривает крепко глаза, стиснув зубы и стараясь заглушить в себе внутренний вой, которым хочется разразиться на весь этот дом. Потому что это становится невыносимо терпеть. Потому что нахождение рядом с Чонгуком по-настоящему лечит, позволяет перевести дыхание и на время избавиться от ярости, но времени, которое выпадает им, чтобы побыть вдвоём, всегда слишком мало. Чонгук гладит по голове нежно, ласково, будто успокаивая и обещая, что всё пройдёт, что завтра будет легче, а Юнги от его прикосновений становится только хуже, больнее. И у него уже нет никаких сил на то, чтобы бороться за завтра и верить в то, что когда-нибудь всё наладится. Юнги реалист и прекрасно знает, что ничего не наладится.

— Это нормально, что я хочу поцеловать тебя? — хрипит он, прикрывая глаза, и чувствует, как перестаёт двигаться ладонь Чонгука в его волосах.

— Нет, — тихо отвечает тот и тянет к Юнги свободную руку, позволив сцепить их пальцы в замок.

«Но я тоже», — остаётся неозвученным.

*

— В спальню, — слышит сквозь сон Юнги и уже в следующий миг ощущает, как кто-то грубо хватает его за руку и тянет наверх. — Быстро.

— Намджун, — обеспокоено произносит подбегающий Сокджин. — Полегче.

Намджун и полегче – несовместимые понятия. Спросонья Юнги смутно понимает, что происходит, трёт только глаза, оказавшись на ногах и увидев перед собой Намджуна и Сокджина в костюмах, и искренне не догадывается, почему Намджун опять зол на него. Ведь он не выходил из дома, не делал больше татуировок, не подходил к…

— Чонгук, — язвительно усмехается Намджун, ослабляя галстук. — Тебе жить надоело, да? Или тебе нравится, когда тебя бьют? Так ты скажи прямо, я ведь всегда готов сделать тебе больно.

— Намджун, — говорит уже Юнги, делая шаг в его сторону и вставая у него на пути. — Ты в своём уме?

— Отойди.

— Иначе что? — давит тот.

— Хочешь узнать? — нахально вскидывает бровь Намджун.

— Ты неуправляем, — серьёзно отвечает Юнги и смотрит не со злостью, с тревогой. — Тебе помощь нужна. Тебе лечиться надо.

— От чего? — выплёвывает тот. — От любви к тебе?

— Посмотри на себя, — Юнги не проявляет агрессию, не пытается вывести Намджуна, напротив, хочет достучаться, поэтому и говорит спокойно, с волнением в тоне. — Тебя бросает из одной эмоции в другую, твоя психика не защищается. Сейчас ты готов вспороть мне грудную клетку ногтями, а через минуту ты прижмёшься ко мне и подумаешь о том, что не хочешь вновь делать мне больно, — Юнги делает шаг вперёд, смело смотря ему в глаза. — Ты нашёл объект и сконцентрировал на нём свою одержимость, ты превратился в морального насильника и обесценил любовь как чувство.

— Что ты несёшь? — в Намджуне кипит ярость, но он этого не показывает. — Я ничего не обесценивал.

— Ты – пустышка, Намджун, — с сожалением звучит Юнги. — Твоя модель поведения основана на притворном проявлении чуждых тебе чувств. Ты пытаешься внушить себе, что способен на любовь, но это не так, и ты это знаешь.

— Ещё умные мысли будут? — ухмыляется Намджун.

— Он прав, — встревает Сокджин. — Сколько бы ты ни бесился, скольких бы людей ни сломал и ни подчинил, это не изменит твоё состояние.

— Прикажете страдать и плакаться по этому поводу? — Намджун надменно смотрит на Сокджина, и во взгляде его одна лишь темень.

— А ты и не сможешь, — тихо отзывается Юнги. — Тот, кто не умеет любить, боль тоже не чувствует.

Из-за спины слышится, как Чонгук поднимается с дивана и, прошагав разделяющий их метр, встаёт у Юнги за спиной. Становится не так страшно. Намджун скалится, смотря на него, словно хочет сломать все кости в его теле, изувечить его на глазах у Юнги, который и любить умеет, и боль чувствует, но почему-то не нападает. Наверное, выжидает время. Но Чонгуку хватает ума додуматься, что если Юнги не оттащить сейчас от Намджуна, то именно он поплатится за всё, что позволил себе наговорить.

— Раз ты такой тонкий психолог, — кидает Намджун, облизывая губы и приближаясь к Юнги. — Значит, должен понимать, что мне и на это всё равно.

Чонгук отключает голову и шлёт всё к чёрту: резко хватает Юнги за руку, срываясь на бег, тащит его, запинающегося, за собой в сторону выхода, мысленно прося прощения у Сокджина, которому приходится удерживать обезумевшего от злости Намджуна, и суетливо ищет в кармане куртки связку ключей, пока догадавшийся обо всём Юнги натягивает на себя кроссовки и пулей вылетает из дома. Сокджин физически сильный, намного сильнее Намджуна, и он, держа его крепко, видит во взгляде обернувшегося напоследок Чонгука благодарность и мольбу дать шанс спасти Юнги хотя бы на этот вечер. Ведь уже завтра Намджун остынет, с ним всегда это происходит. Они все давным-давно поняли, что самое главное – переждать момент, когда Намджун переживает очередной всплеск отрицательных эмоций, и не показываться ему на глаза в это время. Никакого другого варианта, кроме как спрятаться от него в этот момент, просто нет.

— Успокойся! — кричит Сокджин, стараясь утихомирить рвущегося к захлопнувшейся двери Намджуна.

— Я не позволю ему уйти… — бубнит тот. — Не позволю…

— Это я его попросил, — врёт Сокджин и ощущает, как Намджун перестаёт дёргаться.

— Что? — морщит лоб Намджун.

— Я попросил Чонгука изолировать Юнги от тебя хотя бы на день, — Сокджину бы в актёры. — Ты второй день на него срываешься. Он не железный. Хочешь угробить своего соулмейта?

Намджун тоже хороший актёр. Талантливый и очень умный. Он вдруг начинает убедительно играть растерянность и смятение, поникает головой, прошептав дикое для него «Я просто боюсь его потерять», и Сокджин наивно верит ему, думая о том, что Намджун вновь встрял в ту самую стадию несуществующих нежных чувств к Юнги и что вновь начал переживать за свои прошлые деяния.