Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис" - Страница 39

Голова начинает болеть с новой силой. Юнги тошнит не то от боли, не то от беспомощности из-за услышанного. Чонгука срочно нужно вытаскивать из этого состояния, иначе он застрянет там и не выберется. Иначе придётся очень постараться, чтобы помочь ему в последующем оправиться.

Юнги видел, как закрываются люди. Как медленно они избавляются от всех, кто им дорог, как сосредотачиваются на мысли, что никто им не нужен. Как теряют всё и всех, оставаясь наедине со своей болью, и как ломаются на крошечные куски, из которых уже невозможно собрать себя заново. Юнги не хочет, чтобы Чонгук раскрошился. Нельзя позволить этому случиться. Он обязан придумать что-то, помочь, найти выход. Потому что он эгоист. Он думает только о том, что не сможет протянуть без Чонгука и минуты.

— Надо поговорить с ним, — озвучивает очевидное Юнги.

— Поэтому я и рассказываю это тебе. С тобой он поделится.

— Со мной? — усмехается Юнги. — Это вряд ли.

— Но ты всё равно попробуй, ладно? — Сокджин поджимает губы и встаёт из-за стола. — Я почему-то уверен, что ты найдёшь способ вытащить его оттуда.

Юнги, смотря на сокджинову спину, думает, что да, он в любом случае попробует.

Просто потому, что другого выхода у него сейчас нет.

* end of flashback *

— Это… — Чонгук замолкает, вновь опуская взгляд на ладонь.

— Ключи, — кивает Юнги. — В моей квартире не так много места, да и обстановка так себе, но… — он смущённо улыбается, засовывая руки в карманы. — Это же лучше, чем ничего?

— Да, — тихо отвечает тот, перебирая ключи пальцами. — Лучше.

У Чонгука бегущая строка в глазах – «Господи, за какие подвиги я заслужил тебя?», но он не торопится благодарить и просить прощения за то, что из-за него Юнги подвергает себя опасности. Наверное, попросту не может подобрать нужных слов. Юнги и не требует. Ему хватает того, что Чонгук принял его помощь.

— Что ж… — решает он нарушить затянувшуюся тишину. — Мне, наверное, пора.

Юнги мнётся на месте, переступая с ноги на ногу, и больше всего на свете мечтает остаться с Чонгуком, но позволить себе этого сейчас не может, потому что дома его ждёт Намджун, который точно будет недоволен, если заставить его ждать.

— Тогда до встречи? — с надеждой в голосе говорит Чонгук.

Юнги бы всё отдал, лишь бы Чонгук никогда не прекращал говорить такие банальные фразы, от которых сердце начинает колотиться как бешеное. Это даёт шанс почувствовать себя живым, ощутить себя важным для него. А Юнги необходимо это, особенно учитывая, в каких условиях он вынужден сейчас жить: как ему приходится притворяться, чтобы не задохнуться от отвращения к самому себе, укладывающемуся под Намджуна, как приходится уживаться с человеком, который присвоил себе самое ценное – Чонгука. И именно в такие моменты, будь то обычные смски с незаурядным «Спокойной ночи, Юнги» или сказанное на прощание «До встречи», Юнги по-настоящему освобождается от тяжести, от внутреннего разрушения, и именно в такие моменты хочет дальше жить.

— До встречи, Чонгук, — улыбается он, начиная пятиться назад, и уже через пару секунд вылетает в холл, а потом и на улицу.

Считается признанным, что люди привязываются к тем, кому они помогли, вспоминает Юнги, быстрым шагом отдаляясь от салона. Это говорит о доброте природы: способность любить – вот поистине заслуженная награда за благое дело.

*

— Я бы спросил, где ты был целые сутки, — тянет Сокджин, когда не предупредивший о своём исчезновении Чонгук входит в дом. — Но ты вряд ли мне правду скажешь.

На Сокджине новый красивый костюм, у него шикарно лежат волосы, а лицо выглядит отдохнувшим. Наверное, он собирается на встречу с отцом, поэтому и борется так упорно с галстуком, которые он, кроме как на ужины с семьёй в ресторане, никуда не надевает. У Чонгука спадает с плеча рюкзак, и он тут же бросает его на пол, скидывая с себя кроссовки и поправляя свой чёрный свитшот. И, раздумывая над тем, что они живут в совершенно разных мирах и что, кроме любви к искусству, у них в действительности мало чего общего, подходит к Сокджину со спины, чтобы взглянуть ему в глаза, пусть и через отражение в зеркале, и промолчать о том, что он прав.

— Ничего, Чонгук, всё в порядке, — грустно усмехается тот, поворачиваясь к нему лицом. — Помоги лучше с узлом.

— Я был в студии. С Хосоком, — тихо говорит Чонгук, набрасывая широкий конец галстука на тонкий. — Можешь посмотреть по камерам.

— Тебе нужны деньги? — аккуратно интересуется Сокджин.

— Что? — Чонгук поднимает голову.

— Раньше ты не работал по ночам, — у Сокджина во взгляде беспокойство. — Если у тебя какие-то проблемы, ты…

— Нет, — мотает головой Чонгук, слабо улыбаясь. — Я всё решил.

— Чонгук, — Сокджин кладёт ладони на его плечи. — Тебе не обязательно работать сутками. Ты можешь попросить у меня любую сумму.

— Я уже разобрался с этим, — поправляя воротник рубашки, произносит тот и отступает от него на шаг. — Готово.

Сокджину немного не по себе. Он поворачивается обратно к зеркалу, избегая столкновения взглядами через отражение, поправляет и без того идеально уложенные волосы и застёгивает одну пуговицу на пиджаке, тут же переключая внимание на часы. Голоса со второго этажа вновь становятся громче, и Сокджину очень не хочется видеть в этот момент выражение лица Чонгука, но он вынужден взглянуть на него и объясниться, ведь тот должен знать правду, а рассказать её ему больше некому.

Намджун кричит на Юнги озверело, слышны падающие со стеллажей книги и звон разбившегося о пол стекла. Эта ругань – не та, что обычно происходит между сводными братьями, это настоящая перепалка с матом, рукоприкладством и взаимными оскорблениями. Чонгук стоит, запрокинув голову и уставившись в потолок, и, кажется, свирепеет с каждой секундой всё больше: у него сильно сжаты челюсти и кулаки, а на лице – «Только тронь его, и я тебя уничтожу». И ситуацию несомненно пора спасать, думает Сокджин, иначе она неизвестно чем может закончиться. Для всех них.

— Они ругаются с тех пор, как Юнги вернулся домой, — осторожно поясняет он. — Они орали вчера вечером, потом ночью, потом утром и днём. Часов в пять вечера вроде закончили, и вот опять.

— А вам не пора с Намджуном уходить? — цедит сквозь зубы Чонгук.

— Пора. Ужин в семь, — Сокджин подходит к белому столику с вазой, берёт лежащий на нём телефон и набирает брата. — Не хочу подниматься и встревать.

— Удобная позиция, — недовольно бурчит Чонгук, разворачиваясь, и шагает прочь.

— Чонгук…

— Забей, — он включает телевизор в бесшумном режиме и падает на кожаный диван, безэмоционально уставившись в загоревшийся экран.

Легко сказать.

У Сокджина окончательно падает настроение. У Намджуна, вылетевшего из спальни с приказом сидеть дома до тех пор, пока он не вернётся, оно, кажется, ещё хуже. Он настолько погружён в свои мысли, что, спускаясь по лестнице вниз и надевая по пути пиджак, не замечает присутствующего в гостиной Чонгука и включенный телевизор. Лишь выталкивает из дома Сокджина под недовольные возгласы, сильно щёлкает по выключателю, чуть не сломав его, и захлопывает с размаху дверь, оставляя за собой темноту, освещённую лишь экраном, и тишину.

Руки сами тянутся к пульту: Чонгук прибавляет звук, закинув на подлокотник руку и подперев ею голову, и устремляет пустой взгляд на идущую по телевизору дораму. В этом доме, оказывается, тоже можно почувствовать спокойствие, и для подобного нужно всего лишь одно условие – отсутствие двух хозяев. Чонгук с тяжестью выдыхает, замедленно хлопая ресницами, смотрит на главных героев, которые свободно гуляют по рынку, покупая кучу ненужных вещей, и выглядят при этом самыми счастливыми, и мысленно переносит себя в другой мир, другую жизнь, где он мог бы быть таким же беззаботным и радостным, как они.

Хочется прикрыть глаза и уснуть прямо здесь, под красивую медленную музыку, которая играет в серии фоном, но звук приближающихся шагов даёт понять, что поспать не удастся. Юнги молча падает на диван, сложив голову Чонгуку на колени, укладывается поудобнее, поджав под себя ноги, и так же, как и Чонгук парой секунд ранее, тяжело выдыхает, одаривая взглядом экран телевизора.