Черная царевна - Глазнева Оксана - Страница 34

— Это обручи? — спросила Надя. — Те, что на сердце?

Роджер громко расхохотался, не искренне, но обидно. Далеко в небе ударил гром. В воздухе запахло грозой и мокрой травой.

— Что ты знаешь о моих обручах? Что знаешь о любви? Глупая, маленькая девочка, падкая на броскую внешность и псевдотаинственность. Найди себе странствующего барда, благородного разбойника или зачарованного принца! Я — Смерть. Мне не нужна любовь. У меня другая роль, дурочка! Я пришел к тебе из пустого любопытства. Подумал, что в тебе должно быть что-то великое, если Мокошь решила сосватать нас, но ты оказалась не интересней стрекозы: забавная, яркая букашка. Как ты смеешь предлагать мне свою любовь?

Надя вздернула подбородок. Каждое его слово било наотмашь, но, возможно, это последняя их встреча, и она не имеет права отступить.

— Моя любовь не стеклянная бусина, Анку!

От звука собственного имени, чужого для ее губ, он напрягся, дрогнули ресницы.

— Не отмахивайся от нее и не обесценивай просто потому, что она тебе не нужна. Я не спрашиваю твоего разрешения, а лишь хочу, чтобы ты знал о ней.

— Ты дура, девочка? — уже спокойней переспросил бог. — Ты понимаешь, кому и что говоришь? Мое лицо — одна из масок. У меня их тысячи. Не страшно признаваться в любви богу-мертвецу? Анку и Роджер — не две личности в одном теле. Нет Роджера-человека и Анку-бога. Я — Антака. Я — Дит. Я — Эрлик. Ты не можешь влюбиться лишь в одно из имен и лишь в одно из лиц.

Небо над ними стремительно темнело, наполнялось водой и бурей.

— Я — Смерть, девочка. Зачем ты мне? Хочешь стать богиней? Этого не будет. Чтобы быть равной мне, недостаточно глупого предсказания. Думаешь, ты первая или последняя, кто мне был предназначен? Сотни женщин были до тебя и сотни будут позже. Царицы, полубогини и чародейки. Кто ты? Не самая красивая, не самая умная и не самая смелая.

— У меня есть время стать кем-то, на кого ты захочешь посмотреть, — тихо, но твердо ответила Надя.

Он презрительно усмехнулся, покачал головой.

— Живи своей жизнью, девочка, я не приближусь к тебе. Это ценный подарок, будь благодарна за него и не прыгай в окна. Я больше не буду тебя ловить.

— Я не возьму своих слов назад, Роджер.

— Поступай как хочешь. Это лишь слова.

Он растворился в воздухе, а Надя оказалась на садовой дорожке перед домом госпожи Ван Варенберг.

Далеко на юге, за Цветным морем и архипелагом островов Марины, стоит Серая Завеса. Вокруг — ни души, лишь волны робко облизывают подножье скалы, и висит высоко в небе одинокая чайка. Когда-то здесь был материк, но сейчас от него остался лишь кусок скалы с вырубленными в камне ступенями — Последняя Лестница. Она поднимается из моря и упирается в плотный серый туман, который ничто не в силах развеять. Это и есть Завеса. От морского дна до небес поднимается она, отсекая половину Яблоневого Края, растворяя ее в Царстве Мертвых.

На верхней ступени Лестницы появился мужчина. Старомодный кафтан из голубой парчи, белая рубаха, черные кожаные штаны и красные сапоги. Голова непокрыта. Ветер развевает длинные русые волосы и гладит окладистую, густую бороду. На вид мужчине около сорока, но глаза у него серые, ясные, веселые и молодые.

Марк, Великий Полоз, Притви, Гефест и Ард — бог-кузнец, господин и царь земных недр не часто покидает свое каменное царство, его раздражает морской простор за спиной.

— Я здесь, — сказал он негромко. Голос у него хриплый и глубокий.

Серая Завеса расступилась, открывая узкий бесконечный коридор. Марк сделал два шага и вдруг оказался в большой комнате с книжными полками, уставленными песочными часами.

— Спасибо, что пришел, — сказал Роджер, поднимаясь из кресла навстречу брату.

Бог-кузнец сдержанно кивнул в ответ.

— Что с тобой приключилось? Как ты мог сломать обручи? Три тысячи лет не требовалось починки.

Роджер поморщился.

— Ярок был прав. Не стоит иметь дел с людьми, — уклончиво ответил бог мертвых.

Помолчали. В руках Марка появились железные обручи, которые он стал не спеша раскладывать на столе.

— Как он там? — спросил Роджер.

— Плохо. Ярок перестает узнавать окружающих и горит все ярче. Что-то здесь не чисто!

— Почему? Отец и мать тоже в конечном счете перестали быть личностями и слились с Космосом. Это естественно для высших богов. А Хорс как раз из таких. Просто время настало.

— Может, и так, — покорно вздохнул Марк.

— Что тебя смущает?

Бог-кузнец посмотрел на него из-под бровей.

— Мелкие боги все наглее. Обманщик ходит, распустив хвост, Юрист и Банкир вообще говорят, что мы с тобой слишком велики, чтобы ходить по земле, что наше место на небе и в книжках по истории.

Роджер рассмеялся.

— Хамство, но забавное. И с чего они такие самоуверенные?

— Не знаю. И это меня беспокоит, Роджер. Твой меч ведь при тебе? Береги его.

— Само собой, брат.

Роджер снял пиджак, шейный платок и жилет, расстегнул рубашку. Великий Полоз пригладил русые усы.

— Я не очень умный, ты же знаешь, Анку. Это вы с Хорсом у нас умники, вот и подумайте вместе, что к чему. Или просто детишки распоясались, или посерьезней чего…

— Посерьезней? — Роджер усмехнулся, положил рубашку на стол. — Что они могут? Не переживай, брат, сиблингам это не к лицу.

Роджер задержал дыхание и впился пальцами себе в грудь. Глубже и глубже. Полилась кровь. Он разорвал пальцами кожу и плоть. Обнажились кости грудины. Роджер ударил по ним костяшками пальцев, и грудина треснула. Морщась, но не проронив ни звука, бог мертвых достал пальцами до ребер, раздвинул их, словно распахнул книгу. В груди, в паутине из лопнувших обручей, билось сердце.

Марк осторожно, один за другим, достал искореженные полосы железа, освобождая место для новых.

— Никогда не видел ничего более мерзкого, — заявил Эол, появляясь в дверях.

— Не помню, чтобы тебя звали посмотреть, Легкокрылый.

— Да я и не напрашивался. Совпало.

Марк достал последний из обручей, бросил на окровавленный пол, и бережно вставил новые. Все двенадцать, один за другим.

Эол налил себе вина и уселся в кресло.

Марк вытер окровавленные руки о забрызганный кровью кафтан и отступил в сторону.

Роджер сам сдвинул назад ребра, две половины треснувшей грудины и накрыл все кусками кожи. Кости, мышцы и кожа начали срастаться и спустя несколько мгновений тело было в порядке, даже следа не осталось.

Марк бросил на Эола недовольный взгляд и пропал.

— Какие новости? — спросил Роджер. На кресле рядом с окном появилась новая одежда: белая рубашка, серый жилет и темно-серый костюм.

— Твоя невеста должна мне имя! Кто будет отдавать долги? Ты или она?

Роджер застегнул пуговицы на воротничке и оправил манжеты.

— Я предупреждал ее, чтобы не раздавала обещаний. Пусть разбирается сама. И она мне не невеста.

— Она тоже так сказала, а колечко носит!

Роджер бросил на Эола сердитый взгляд.

— Мне не страшно, — улыбаясь во весь рот, заявил Легкокрылый. — Беспокоишься о ней? В самом деле влюбился или это как с котенком? Приручил и теперь чувствуешь свою ответственность?

— Если не прикусишь язык, лишишься последнего имени!

— Хорошо.

Эол замолчал и пропал.

Роджер тяжело опустился в кресло, растирая грудь. В воздухе повис тонкий металлический звон, и бог мертвых громко выругался.

Осень закончилась. Началась странная приморская зима. Потускнели, выгорели до охры листья на кленах и тополях, высохла трава, и начались дожди. Вода лилась с неба день и ночь. Похолодало. Надя купила себе калоши, дождевик и зонт, но без надобности старалась из дома не выходить: улицы Морин-Дениза превратились в реки, трамваи не ходили.

Дни шли за днями. Закончился первый месяц зимы, начался второй. Снег так и не выпал, только дни стали короче и во влажном климате Побережья зимний холод был особенно пронизывающим и неуютным.