Римская рулетка - Ярвет Петр - Страница 56

• Предыдущая
• 56/77
• Следующая

– Однажды ночью исчезли. Просто растворились в воздухе, все сорок четыре здоровенные молодые бабы. После этого из человеколюбия камеры в коридоре, провалившемся над ручьем, без особой необходимости не использовались.

– В ваших катакомбах, как я мог заметить, – не без яда проговорил Андрей, – водятся политики, заговорщики и даже кесари. Какая еще гадость может выползти из подземного ручья?

– Ровно год назад, – не обращая внимания на иронию Андрея, продолжал Феодор, – после предыдущего праздника Плодородия, тюрьма, как обычно, переполнилась. Поэтому, когда у берегов Антильи взяли на абордаж пиратское судно, разбойников было просто некуда девать. Все они были парни отчаянные, бывалые и, будучи заперты вот в эти самые камеры, только хохотали, а ночью, видимо, надумали бежать. Во всяком случае, наутро замки были взломаны теми отмычками, которыми привыкли орудовать финикийцы, а сами они… – Феодор сглотнул, – а сами они лежали по всему коридору, до провала, а кто-то внизу, поперек ручья, насколько хватило света смолистых веток, брошенных вниз. Они уходили вглубь, туда, где не было стражи, и, клянусь Афиной победоносной, это был самый пагубный выбор, потому что копья легионеров иногда можно пройти, а вот подземный ручей… И почти ни у кого из них не осталось ни рук, ни ног, ни…

– Ты подозрительно хорошо знаком с историей здешней тюрьмы, – не дослушав, перебил Андрей. – Феодор, ты часто посещаешь знакомых узников с ободряющими речами?

Седобородый богач обиделся. Он сверкнул глазами и зашагал прочь, наверх. А Саня остался стоять, держа в руке наполовину обгорелый факел. Глядя куда-то мимо Андрея, он пробормотал:

– Нашим чего-нибудь передать?

– «Нашим» – это кому? – уточнил Андрей Теменев. – «Зенит» – чемпион? Анатолий Белаш? Или профсоюз ростовщиков города Рима? Кому ты хочешь передать привет от политзаключенного мента, Саня?

– Иди ты в пень! – в свою очередь ощерился подросток. – Я с ним по-человечески, а он тут воспитывать меня будет!

– Саня! – прокричал откуда-то сверху голос Феодора. – Указания трепаться не было. Было указание светить! Я тут сейчас шею сверну, и не будет тебе завтра никакого увольнения до двух дня, уж будь спокоен!

– Короче, вот, – коротко буркнул Саня, просовывая руку между прутьями решетки. – Это когда мы с шефом заходили к Внутриннию, на столе лежало. Я не знаю, может, тебе и пригодится, что ли. Или можешь меня заложить, и будем квиты.

С этими словами бывший скин, бывший карманник, а ныне стажирующийся факелоносец Саня шмыгнул по склизким камням наверх, унося вместе с собой отблески смолистого, потрескивающего огня. А в наступившей за этим тьме Андрей разжал руку и ощутил на ладони увесистый бронзовый ключ, какими обычно запирают крупные замки на тюремных решетках. А потом в негустозаселенном тюремном коридоре над провалом у подземного ручья установилась полнейшая тишина.

CARPE DIEM [27]

Утренние птахи как раз прочищали горло на карнизах городской стены, поглядывая, как желтеет на востоке полоска рассвета, как желтое сменяется красным, будто в слой сливок добавили кайенского перцу. Вот небо бледнеет, словно снятое молоко, вправо и влево протянулись облака, похожие на ручки корзины молочницы.

Кто знает, что такое эти облака? Виднейшие ученые умы расшибали себе лбы об эту простую на вид, но неразрешимую задачу, и сам великий Аристотель в одном из застольных, или, как прикалываются в штудиях школяры, «загробных», разговоров наотрез отказался комментировать моду, женскую логику и все виды небесных тел, включая кометы, тучи, туманы и прочие болотные испарения. Короче, утренние птахи терпеливо дождались, когда край солнца полезет из-за горизонта, прокашлялись и затянули каждая свое.

Именно в этот момент в Алармские ворота (выйдя из которых и идучи прямо, не сворачивая, можно попасть прямиком в Сардинию), прозванные поэтому в простонародье Разбойничьими, застучали дробно и часто, явно рукояткой меча, а то и не одной, а несколькими. Если вам в дверь когда-нибудь стучали рукоятками мечей, вы наверняка замечали: размеренные и тяжелые удары звучат грозно, предвещая неизбежную расправу, то ли ваше вероисповедание в очередной раз отклонилось от генеральной линии, то ли муж вернулся из командировки. Частая же дробь, да еще в несколько рук, вызывает тревогу по иной причине – подобно учащенному сердцебиению, предвещая нечто грозное типа стенокардии и инфаркта, пожара или залитых этажом ниже евроремонтных соседей. Так или иначе, открывать на подобный стук никому никогда не хочется, тем более что делать это все равно всегда приходится.

– Ну что? – спросил у напарника назначенный сегодня в караул у Разбойничьих ворот Коллагенус. Ночь выдалась спокойная, экзема почти не мучила, и вот, надо же, чтобы за час до смены у кого-то снаружи руки зачесались.

– Есть же предписание, – пожал плечами его похожий на хорька напарник, разливая остатки пива по кружкам, – до первого луча солнца город закрыт.

– Это-то я помню, – почесал подбородок Коллагенус. – Меня волнует, открывать ли, когда оно взойдет?

Небо совсем уже посветлело, верхний карниз расположенного на холме храма древней богини Кибелы, недавно переименованный в портик Дианы, порозовел. В ворота стучали, в промежутках налегая плечом, да не одним, а несколькими.

– Ради Юноны златокудрой! – слышалось сквозь дубовые доски.

Коллагенус без спешки отодвинул длинный засов и осторожно выглянул в зарешеченное окошечко. Снаружи к решетке прижалось перемазанное сажей пополам с кровью лицо.

– Шпартак шпушкаетша с Вежувия! – со знакомой шепелявостью, которую на сей раз легко можно было объяснить выбитыми зубами, сообщило лицо и сплюнуло красно-белой мешаниной.

– Пессимий? – удивился Коллагенус.

И впрямь, не далее как два дня назад именно из этих ворот вышла облаченная по-походному сотня хорошо обученных воинов: центурий Пессимия. Накануне Лулла заявился в сенат, причем прихватил с собой найденного на какой-то улице осла и сардонически спросил, не расширить ли законодательный орган за счет привлечения свежих кадров. «Где наша прославленная армия, покорившая полмира от Британии до Персии?» – спрашивал он с горькой для присутствующих усмешкой. Почему до сих пор не поймали этого так называемого Спартака, устроившего дебош на последнем представлении, а теперь ушедшего выше линии снегов? Почему следствие топчется на месте? Что значит «один раз уже ловили»? Кто ловил? Пессимий? Вот пусть поймает еще раз, если тут все такие умные.

Пессимий не возражал, опасаясь, что, как всегда, окажется не многим красноречивее длинноухого претендента на сенаторскую должность. Но, выходя позавчера утром из ворот, осмелился на краткую речь:

– Один раз мы его уже ловили! Ничего сложного. Вор должен сидеть в тюрьме, а раб в цирке, в крайнем случае – на галере. Ну, в общем… Военною рукою… В тлен… В прах… В морду…

– Гладиаторские орды! – стонал теперь центурион, сползая по дубовой створке Разбойничьих ворот, пока ее отодвигали в сторону. Остальные трое легионеров в порубленных доспехах и изодранных плащах уже лежали поперек дороги в тяжелом беспамятстве. – Грязных варваров стада!

Не успел еще похожий на хорька часовой плеснуть ему в лицо пивом, а новость уже поползла по городу, будто ее могли нашептать спугнутые с карниза городской стены птахи.

– Спартак спускается с Везувия!

Торговцы садились торчком на брачных ложах и, не обращая внимания на вопросы дородных жен, морщили лбы, прикидывая выгоду сделок, которые можно провернуть в условиях военного времени и, возможно, даже осады. Владельцы лавок спешно прятали в погребах сандал, аконит и огнива – наиболее дефицитный товар в экстремальных ситуациях. Однорукие инвалиды зловеще кивали головами:

– Все полегли на вулкане, все девяносто шесть. Я точно знаю, потери замалчиваются, но, может, там и два центурия было. По ним били дротиками из засады. Я рассказывал, где моя левая осталась?

• Предыдущая
• 56/77
• Следующая