Римская рулетка - Ярвет Петр - Страница 55
- Предыдущая
- 55/77
- Следующая
– И этого заберите! – рявкнул вдруг диктатор. – Очень неприятный голос, достало уже слушать! Ну что, граждане, я пошел. – Он обвел взглядом прижавшуюся по стенам толпу. – Как говорится: гаудеамус игитур!
Сосновый факел коптил, пламя лизало потрескавшиеся камни свода тюремной камеры, оставляя лапчатые пятна, похожие на гротескно выросшие следы пригорелых к побелке спичек где-нибудь в подъезде Петроградской стороны. Саня нес факел, вытянув руку вертикально вверх, а идущий впереди Феодор ворчал:
– Не ленись, освещай, как следует, а то мы тут не только твоего соотечественника не найдем… – Саня не понимал, почему нервничает неустрашимый старик, пока из-за решетки одной из похожих друг на друга, будто клетки в зоопарке, камер не высунулась рука, синеватая, холодная, покрытая словно бы склизкой шерстью, и без малого не ухватила грека за край хитона. Хриплый и какой-то бесцветный голос проговорил вдогонку:
– Расскажи обо мне солнечному свету…
– Они тут все с ума посходили, – ответил на застрявший в горле у Сани вопрос Феодор. – Некоторые сидят еще за покушение на дедушку кесаря, которого сменил богоспасаемый Лулла. Уже не только дедушки, уже внуки его повымерли до седьмого колена, а предварительное следствие только-только входит в заключительную фазу.
Подземные коридоры ветвились и петляли, то и дело дорогу перебегали желтоватые сколопендры, слепые от рождения, ориентирующиеся по запаху и бегущие от любого излучающего тепло объекта, превышающего их габаритами. Однако, заглянув в одну из камер, Саня увидел худого человека, облепленного ползучими тварями, который кормил их хлебным мякишем с руки, приговаривая: «Птички, птички». Саню замутило, и он поспешно перевел взгляд на соседнюю решетку, за которой кто-то, щурясь от непривычного света факела, совершал ритмичные движения обеими руками, вцепившимися в прутья решетки. «Танцует», – подумал Саня.
– Неужели они его на Дальний Край упрятали? – сам у себя спросил Феодор, качая головой, как будто не желал соглашаться с вероятностью собственного предположения.
Они спустились в еще один провал известковых, желтоватых, как прогорклый сыр, скал. Здесь дул сквозняк, и шаги гулким эхом отдавались невдалеке, как будто там был провал еще глубже. За одной из ближайших решеток, подложив под голову свернутую рулоном красную тогу, спал Андрей Теменев.
Он проснулся, лишь только на лицо упал свет факела, тихо, словно вышколенная собака. Эта привычка у будущего сотрудника спецслужб выработалась в школьные годы, как единственный способ избежать омерзительного звонка будильника, напоминающего о существовании средней школы. Лучи рассвета заглядывают в окно, Андрюша Теменев высовывает руку из-под одеяла, тянется к стоящему на подоконнике будильнику, глубоко, до самых стрелок, вдавливает кнопку звонка и, перевернувшись на другой бок, натягивает подушку на голову.
– А вы тут что забыли? – удивился он вместо приветствия. – Вы вроде бы не готовили военный переворот против любимого кесаря. Или на полставки баланду разносите?
– Не надо сердиться, Дюша, – озабоченно сдвигая брови, проговорил Феодор. – Как только я узнало постигшем тебя несчастье…
– Угу, – мрачно кивнул Андрей. – Как только твой драгоценный друг Лулла сказал тебе, что собирается меня упечь…
– Если бы дело было только в нем! – воскликнул горестно Феодор. – Твое положение серьезнее, чем тебе кажется!
– Век воли не видать? – уточнил Теменев. – Дык заговор-то был на славу! Мы, северяне, такой отпетый народ, нам палец в рот не клади, сразу власть сменим.
– Дело не только в доносах, которые написаны на тебя, – махнул рукой богач, оглядываясь, не слушает ли кто. Ближайшие камеры были пусты, если не считать низших членистоногих. – Может быть, тебя утешит, что именно доносчиками, а не тобой занимаются сейчас пыточные мастера там наверху.
Искушенный в местных обычаях богач говорил истинную правду. В настоящее время молодой плебей, лишенный уже ремня с форменной пряжкой, ползал по каменным плитам в рабочем кабинете Внутринния Делла и сквозь выбитые зубы объяснял:
– Сам слышал, собственными ушами. Было у него оружие, было. Угрожал он нам, как пошли мы играть, так и угрожал он нам, Юпитером Статором клянусь. И дерется он не по-людски, на рынке сам видал. И в собаку обращаться умеет, в черную, а уши белые…
– Ты ври, да не завирайся, – брезгливо отмахивался от него стеком советник по безопасности. – Чем он вам угрожал?
– Я запомнил! – искренне обрадовался подследственный. – Стриптизом он нам грозил. Кто не будет правила соблюдать, тому стриптиз! Я сразу смекнул, дело нечисто!
– Стрип-тиз, – по складам произнес Внутринний и обернулся к сидящему рядом со стилосом Фагорию: – Вы это записали? М-да… Как, по-вашему, какое оружие может носить такое название?…
Мудрец-эрудит прикрыл глаза. Точнее, он их и не открывал на допросах с пристрастием, оберегая чувствительные нервы изобретателя.
– Пожалуй, название бактрийское, – высказал он предположение. – Вероятно, речь идет об одной из страшных тайн седой старины. Когда-то в пустынях северной Персии была цветущая страна, затем погибшая без следа… Может статься, что ее погубил, – он приоткрыл левый глаз и прочел написанное, – ее погубил именно стриптиз.
– Они понимают, Дюша, – со всей возможной проникновенностью говорил Феодор, – что ты не отсюда. Не делай удивленных глаз, прошу тебя! Ты человек не нашей эпохи, не нашей цивилизации, боюсь, что вообще не нашего мира. Откуда ты? Я не знаю, не знают ни Лулла, ни Внутринний. Но они, как и я, ощущают: наш мир может пошатнуться даже от одного такого гостя. А если вас, так называемых северян, больше? Если отрок, держащий для меня факел, может рассказать о том мире, где легионеры зовутся «ментами», а кесари «буграми»? Если, в конце концов, на Везувии сейчас обучает разноплеменный сброд рукопашному бою не простой варвар, а подобный тебе гость из неведомой бездны? Не на краю ли этой бездны окажется в этом случае вся империя?
Саня старался случайно не встретиться взглядом с Андреем. Даже когда он, будучи вызван в пятом классе к директору, рассказал, на какой именно пивной фестиваль сбежали с урока мужества одноклассники, а потом сам же обвинил в стукачестве робкую девочку, и без того страдающую аллопецией, даже и тогда он не ощущал себя предателем в столь полной мере, «Разболтал, – думал он, чувствуя, как уши наливаются факельной краснотой, – все разболтал, как дурак, и про Батю, и про Андрея, и Айшатку теперь, наверное, тоже заберут. И что я буду тут один делать? Факелы таскать?»
– Сам я только что от Внутринния, – видя, что собеседник молчит, продолжал богач. – И подозреваю, что дело твое незавидно. Или ты не видишь, где тебе отведено место? Ведь ключи от этих камер уже долго лежали без дела. «Неужели ты запрешь его на Дальний Край?» – спросил я советника по безопасности. «Я уже сделал это», – сказал он мне и бросил бронзовый ключ на стол! Дюша, этим ключом запирали эту камеру за теми, кто ушел навсегда!
– Это камера смертников, что ли? – удивился Андрей, с новым интересом оглядывая зарешеченную клетушку три на два метра. От решетки дуло холодом по ногам.
– Десять лет назад, – понизив голос до шепота, сообщил Феодор, – в этих камерах содержались обычные жулики, разбавлявшие фалернское вино кабларским. Как-то, незадолго до вынесения приговора, они пожаловались на ночные шорохи, якобы доносящиеся оттуда, где подземный коридор провалился над подземным ручьем. А наутро все лежали в своих камерах тихонькие и дохленькие.
– Ничего себе, – усмехнулся Андрей, – пионерлагерь какой-то. Красная рука, зеленые глаза…
– Вот-вот, – часто закивал Феодор, – точно также смеялись над ночными страхами весталки, которых бросили в тюрьму, когда началась чистка религиозных орденов. Они нарочно попросили поместить их сюда, где по ночам пахнет разбавленным фалернским и человеческой кровью. Тебе как спалось?
– Что весталки-то? – заинтересованно осведомился Андрей.
- Предыдущая
- 55/77
- Следующая
