Чары Клеопатры - Головнёв Леонид Петрович - Страница 27

— Нет, жди меня в машине.

— Ты надолго?

— Нет, я скоро, — ответила Клеопатра и вышла из машины.

— Ну, дела… — неопределенно протянул водитель «мерседеса», протирая тряпкой левое боковое зеркало.

— Ты когда узнал о несчастье? — спросил его Алексей.

— Так по радио передавали. В семь тридцать утра.

— По местному радио?

— Ну.

Клеопатра вернулась через четверть часа.

— В больницу, — бросила она водителю.

Машина развернулась и помчалась на окраину Бронниц, где располагались корпуса новой больницы.

— Что узнала? — не выдержал Ильин.

— С Палычем худо, — ответила Клеопатра.

— А что митинг?

— Сотрясение воздуха, — махнула рукой она, — выборы состоятся. Жди здесь.

Клеопатра направилась к центральному корпусу.

В коридоре, еще пахнущем масляной краской, было многолюдно. Люди, разбившись на кучки, тихо шушукались, ожидая известий. Клеопатра подошла к ним, выразила соболезнования родным и близким.

— Я убеждена, эта беда произошла неспроста, — убежденно сказала она. — Конечно, это дело рук бандитов.

— Как это могло произойти? — возмущался пожилой мужчина с седой бородой. — Ведь на виду у всех…

— Только из-за слабости и попустительства властей! — ответила Клеопатра.

— Значит, их можно рассматривать как пособников? — спросил кто-то из родственников.

— Более того — как соучастников! — припечатала Клеопатра.

— Ну а милиция куда смотрела?

Проведя этот короткий импровизированный митинг в коридоре больницы, Клеопатра возвратилась к ожидавшей ее машине.

— Давай обратно, в штаб-квартиру, — бросила она водителю и обратилась к Алексею: — В связи с последними событиями нам необходимо выработать новую тактику. Девочки должны обзвонить всех…

— И Люсинда? — неожиданно вырвалось у Ильина.

— Конечно, и Люсинда, она моя надежная помощница, — подтвердила Клеопатра. — Разве ты ее знаешь?

— Видел на собрании избирателей.

— Хорошая девочка. Только экспансивная немного.

— Мне тоже так показалось, — кивнул Алексей.

В штаб-квартире, как пышно именовалась скромных размеров комнатка, яблоку негде было упасть. Люди сидели даже на подоконниках.

При виде Клеопатры все встали. На лицах было написано тревожное ожидание. Беспрерывно звонил телефон. Дежурная растерянно отвечала: «Не знаю. Ничего не знаю».

Клеопатра коротко, на сей раз без эмоций, проинформировала собравшихся о происшествии, о состоянии здоровья Пал Палыча.

— Наша главная задача остается прежней, а вот тактика меняется, — произнесла Клеопатра.

Ильин скромно притулился в уголке, недалеко от входа. Он оказался неподалеку от Люсинды, которая бросала на него недоуменные взгляды.

— Прежде всего необходимо максимально усилить агитацию, это понятно само собой. Но вот главные тезисы из предвыборной программы Пал Палыча мы должны включить в свою программу.

По комнате прошел шепоток удивления.

— Я не оговорилась, — произнесла Клеопатра. — В программе Палыча много ценного, немало людей ее поддерживают, и грех этим не воспользоваться.

«Да, Клеопатра — баба не промах», — подумал Алексей.

— Будем ковать железо, пока горячо, — говорила Клеопатра. — Буду диктовать вам тезисы. Записывайте, не полагайтесь на память.

— И текст предвыборной листовки меняется? — спросил кто-то.

— Обязательно.

Она принялась громко диктовать текст новой листовки.

«Боже мой, что за чушь она несет», — мелькнуло у Алексея. Потом понял, что она говорит как бы от лица Пал Палыча, причем его же языком. Получалось, что она как бы приняла из его рук знамя КПРФ и от его имени призывает избирателей голосовать за Зулейку Ивановну Ильину. Но ведь это подлог. Как можно делать такое?

Кончив диктовать, Клеопатра приказала одному из помощников:

— Доставь листовку Турсункулову. Пусть срочно отпечатает в типографии. А вас всех, дорогие друзья, прошу разнести эти листовки по домам избирателей в почтовый ящик каждой квартиры.

Не зря говорится: у победы много друзей, а у поражения — ни одного.

Справедливость этой истины Зулейка Ивановна Ильина почувствовала уже на следующий день после выборов, когда был опубликован официальный отчет областной избирательной комиссии. Она вновь и вновь с волнением, которого давно не испытывала, перечитывала этот отчет, в котором, собственно, ее интересовала только одна цифра: З. И. Ильина — пятьдесят два процента.

И сразу же появились они — друзья победы. В ее избирательном штабе телефон трещал не умолкая, — так же, как и ее мобильник. Звонили не только друзья — совсем незнакомые люди поздравляли с победой, иные предлагали различные прожекты, набивались в помощники.

Клеопатра решила отметить свою победу сразу же, как только стали известны результаты выборов… Пир она закатила знатный, аборигены долго его потом вспоминали. Шампанское лилось рекой, водки было — море разливанное. А закуска — чего душа пожелает.

Когда Чернов зашел в кабинет Ковалева, тот разговаривал по телефону.

Чернов уселся за приставной столик, открыл папку и один листок из нее протянул полковнику.

— Вот донесение Голубевой. Она называет два адреса, где может находиться лаборатория.

— Ну-ка, ну-ка. — Ковалев внимательно прочитал донесение. — Твои соображения?

Прежде чем ответить, Игорь достал из папки другой лист бумаги.

— Это анализ наркотика, изъятого в Санкт-Петербурге и его окрестностях. Состав этого зелья несколько отличается от того, что распространяется в Подмосковье, а теперь и в столице.

— И что из этого следует?

— Из этого следует, что мы имеем дело с преступной организацией, имеющей разветвленную сеть лабораторий. Мне думается, что в листвянском пионерлагере «Дружок» — своя лаборатория, в Парголове — своя. Где-то есть еще одна, которая производит совершенно новый наркотик под названием феня.

— Хорошо, разрабатывай эту версию дальше, — сказал Ковалев. — А что по Фоме?

Чернов ждал этого вопроса и боялся его. Прежде всего потому, что сам еще толком не разобрался, что произошло со старшим лейтенантом Андреем Голобородько. Сообщение Елены Голубевой о том, что Фома жив, здоров и занимает высокую должность на базе труда и отдыха «Странник», которая располагается на территории бывшего пионерлагеря «Дружок», его обрадовало и насторожило. Хорошо, что жив, плохо, что переметнулся в стан наркодельцов. Хорошо, что не сдал Лену, плохо, что не объяснил, как оказался в лагере, где действует наркомафия…

— Выводы пока делать преждевременно, — ответил Чернов. — Но кое-что уже можно объяснить.

— Слушаю.

— По-видимому, Голобородько провалился и его пытали. Не выдержав пыток, стал работать на мафию…

— Значит, переметнулся?

— Выходит, что так. Но что-то человеческое в нем еще осталось…

— Не выгораживай предателя, Игорь. Давай по существу.

— Можно и по существу. — Чернов протянул начальнику еще один лист. — Здесь отзыв на Андрея Голобородько из Кировского УВД. Парень уже там был замечен в употреблении наркотиков. Видимо, эта страсть и привела его в стан врага.

— И что дальше?

— Голубева вспугнула его, и он попытается исчезнуть из нашего поля зрения. У него родня в Запорожье. Может податься туда. Может скрыться и в дальнем зарубежье. Скажем, на Кипре, где он отдыхал два года назад…

— Логично, — кивнул полковник. — Представьте мне план действий по задержанию Голобородько-Фомы.

— Пока он находится в пионерлагере. Врываться туда сейчас никак нельзя. Можем все дело загубить. Если Фома сам выйдет из него — задержим.

На обратном пути из пионерлагеря в машине Клеопатры долгое время царило молчание. Сидя на переднем сиденье, она перебирала в памяти неотложные дела. А дел у нее накопилось, как говорится, выше крыши. Депутатские дела. И вот что ее удивляло: так называемые общественные дела, которые казались прежде неинтересными и бесполезными, вдруг начали все больше увлекать ее. Ей стало нравиться помогать конкретным людям, своим избирателям. Кому квартиру пробить, кому помочь с ремонтом, кому с пенсией. Но особенно близко к сердцу она, лишенная радости материнства, приняла судьбу детдомовских детишек…Как знать, может быть, кто-то из них когда-нибудь назовет ее мамой?