Расколотая - Терри Тери - Страница 30

Мы идем к дереву, вытаскиваем ножи, но вместо того чтобы вернуться назад, она садится, прислоняется к стволу и закрывает глаза. Я следую ее примеру. Она молчит.

— Тори?

— Ты не должна называть меня здесь этим именем. Я больше не она. Слишком много всего плохого с ней случилось. Я решила оставить ее в прошлом.

Девушка наклоняется вперед, срывает травинку и разрывает ее на полосочки.

— Начало тебе известно. Меня забрали ночью, когда я спала. Уволокли лордеры. Даже не объяснили почему. — Она вздыхает. — Привезли в какое-то место, где были другие Зачищенные. Нас было человек шесть. Там было так страшно. Никогда не слышала, чтобы так много «Лево» жужжало одновременно. Один из лордеров заявил нам, что мы нарушили наши контракты, но что-либо ответить не позволили. А потом...

Она смолкает, лицо ее искажается.

— Не рассказывай, если не хочешь.

— Их всех убили, — шепчет Тори.

— Что?

— Умертвили. С помощью инъекций. И свалили в яму, как мусор. Конечно, к тому времени, когда первый из них был мертв, большинство уже потеряли сознание и потому так и не поняли, что с ними случилось.

Одно дело — догадываться, что происходит с людьми, которые пропадают, но услышать об этом от того, кто знает, кто видел собственными глазами? Мне делается плохо.

— А ты? Как тебе удалось выжить?

— Я была последней. Я не потеряла сознание, хотя потом и жалела об этом. — Она слабо улыбается. — Мне сделали укол. Я вырывалась и брыкалась, но мне все равно вкололи дозу. Но это было не то лекарство, которое ввели другим. Это был «эликсир счастья».

— Что? Не понимаю...

— Я тоже не понимала. Потом один из лорде- ров увез меня в своей машине.

Спасена лордером? Невероятно. Но когда она это сказала, глаза ее сузились.

— Почему?

— Вначале я думала, что его замучила совесть, и он решил спасти меня, хотя почему именно меня, а не кого-то другого, мне было непонятно. Он спрятал меня у себя в доме, привел врача и снял с меня «Лево». Это было так здорово! И купил мне разные вещи — одежду, всякую всячину. Обращался со мной как с дочерью. — Она отворачивается. — Но все это было ложью. Он оказался извращенцем. Настоящим уродом. То, чего он хотел от меня... — ее передергивает от отвращения, — брр... какая гадость. И чем дальше, тем хуже. Я не стану тебе рассказывать, не могу.

Ох, Тори. Ее лицо даже сейчас, искаженное ненавистью, безупречно. Но эта красота, из-за которой, по-видимому, мать и вернула ее, принесла ей столько горя, что даже выразить невозможно, и мне даже думать об этом невыносимо. Я протягиваю руку, и она стискивает ее. Держит крепко.

— А потом как-то раз я воспользовалась шансом. Перестала сопротивляться. Притворилась, что согласна. На все, чего он от меня хочет. И когда он... отвлекся, убила его.

Она выпускает мою руку, берет один из ножей и проводит пальцами по лезвию.

— Тот был не таким острым, как этот. Обычный кухонный нож. Вышло грязно и медленно. Он страдал, а я радовалась. — Она поднимает глаза. — А потом убежала. Не думала, что смогу далеко уйти, но мне было все равно. Собиралась убить себя, чтобы они не могли сделать это со мной сами, когда поймают. Лишить их этого удовольствия, понимаешь? Но потом осознала, что, прежде чем умереть, я хочу видеть Бена. — В глазах у нее стоят слезы.

У меня сводит все внутри. Если она узнает о моей причастности к исчезновению Бена, то не преминет воспользоваться ножом еще раз. Она стискивает рукоятку так крепко, что костяшки пальцев белеют.

— Я не хотела говорить об этом. Знаешь, почему рассказала тебе?

Во рту у меня пересохло, тело готово отреагировать, защищаться, если потребуется.

— Почему?

— Меня об этом попросил Нико.

Я немного расслабляюсь. Не по этой ли причине он привез меня сюда? Но для чего ему это?

— Мне пришлось ему все рассказать, — продолжает Тори. — Он настаивал, что должен узнать, что произошло со мной, если я хочу, чтобы мне позволили остаться. Вытащил из меня такие подробности, которые я даже не думала когда-нибудь произносить вслух.

— Это он умеет, — говорю я.

Она кивает, на губах возникает легкая полуулыбка, когда она думает о Нико и его методах. В душу заползает ревность.

Потом улыбка ее угасает.

— А он, в свою очередь, рассказал мне, что Бен срезал свой «Лево» и что его забрали лор- деры. Я опоздала. Вероятно, он уже лежит в какой-нибудь яме вместе с другими Зачищенными.

Тори опускает голову на колени, крепко обхватывает руками колени. Тело ее сотрясается от рыданий, и я обнимаю ее за плечи. Мне следовало бы сказать ей, что Бена видели, но я молчу. Не из-за того, что это пока не точно, что это может быть не он. Чтобы защитить Эйдена? Или по какой-то другой загадочной причине? Сама не знаю.

Она поднимает голову, вытирает лицо рукавом и улыбается.

— Но теперь я здесь и намерена продолжить убивать лордеров. Вот почему мне тут нравится. — Она вскакивает на ноги. — Пошли. Мне нужно тренироваться.

И она тренируется, не жалея сил. У нее меткий глаз, а душа жаждет крови.

Тори держит пистолет обеими руками. Осторожно прицеливается, нажимает на спусковой крючок. Раздается грохот взрыва, руки ее дергаются от отдачи. Она победоносно вскидывает кулак.

— Наконец-то!

В стрельбе из пистолета Тори не такая собранная и естественная, как в метании ножа, и тренировка выходит долгой, не слишком удачной и временами опасной.

Мы обе, смеясь, оборачиваемся и видим стоящего неподалеку Нико.

— Браво! — восклицает он, и Тори вспыхивает от удовольствия. «Интересно, — раздраженно думаю я, — видел ли он предыдущие, те, что не попали в цель?»

Нико бросает мне мою школьную карточку, и я ловлю ее.

— Все прошло хорошо? — спрашиваю я, надевая шнурок с карточкой себе на шею.

— Разумеется. Ты была на всех уроках, как и положено, и школьный компьютер это подтвердит, если потребуется. — Идем, — говорит он, указывая на меня, и входит в дом. Я иду следом. За дверью — примитивная спальная, на полу разложены спальники. Ящики, коробки. Оружие? Водопровода, судя по всему, нет. Едва ли Тори в восторге от этого — неудивительно, что Катран стал называть ее Принцессой. Но, после того что ей довелось пережить, пребывание здесь должно показаться раем.

— Садись, — велит Нико, указывая на один из ящиков, и сам садится на соседний, — нам нужно поговорить. Тори рассказала тебе свою историю?

– Да.

— А ты понимаешь, почему я попросил ее рассказать тебе? Рейн, ты же знаешь, как мы работаем в Группе: мы должны быть абсолютно честны друг с другом. Я заставил Тори поведать тебе ее печальную историю, потому что ты должна была ее узнать. Узнать для того, чтобы разобраться в ее сильных и слабых сторонах, в ее мотивации. Для того чтобы работать с ней.

Он ставит нас с Тори на одну доску, на один уровень. Как будто мы в одной команде. Но он ведь знает ее без году неделю! Мне ужасно обидно, и я не могу понять, в этом ли причина или в чем-то еще. Это нельзя назвать абсолютной честностью. Если бы Тори знала мою историю — все, что случилось с Беном, — она ни за что бы не приняла меня. Я вздыхаю.

— Бедняжка Рейн. Ты ведь знаешь, что я на твоей стороне, правда?

Он берет мою руку, слегка пожимает ее, и, чувствуя себя такой одинокой, я отчаянно цепляюсь за этот дружеский жест. Маме и Эми доверять нельзя, Кэм со мной не разговаривает, а даже если и разговаривает, я не должна общаться с ним ради его же блага. Сегодня, здесь, я почувствовала, что между мной и Тори начинает зарождаться хрупкая дружба, но этой дружбе тут же будет положен конец, если она узнает правду о Бене. Остается только Нико. Я поднимаю голову и натыкаюсь на его взгляд. Глаза его твердо удерживают мои. Они у него всегда одинаковые.

Абсолютная честность. Я должна рассказать ему все.

— Ладно, — говорит он. — Как там твои рисунки?

— Кое-что уже есть. Я могла бы принести их сегодня, если бы знала, что окажусь здесь. Следующий раз буду в больнице в субботу. Нужно проверить кое-какие детали и нарисовать еще. Наброски должны быть точными.