По следам Добрыни - Членов Анатолий Маркович - Страница 47
- Предыдущая
- 47/74
- Следующая
В IX-X веках в Новгородской земле известны по летописным данным примерно еще три города – Ладога, Изборск и Псков. Для X века упоминание стольких городов в одной земле – немало. Фактически городов здесь было, конечно, больше.
Расположенная на крайнем северо-западе Руси, Новгородская земля граничила тогда с двумя землями державы: Смоленской на юге и Ростовской на востоке. Стратегическую важность имела новгородско-смоленская граница, ибо как раз через Смоленскую землю проходил по рекам и волокам путь на Киев и вообще на юг державы. Хотя этот путь по летописной традиции более известен как «путь из Варяг в Греки», но его внутрирусское значение было много больше транзитного международного. В предстоявших Добрыне событиях новгородско-смоленской границе суждено было сыграть немалую роль.
На юго-западе Новгородская земля граничила еще с одной русской землей – Полоцкой. Это было независимое княжество с собственной варяжской династией. Утраченная Русью, видимо в невзгодах конца IX века, Полоцкая земля только в 980 году была возвращена Добрыней и Владимиром.
На западе граница Новгородской земли служила и государственной границей Русской державы – с независимыми землями финнов, эстов и латгалов. На севере же и северо-востоке лежали земли ряда угро-финских и других племен (корелы, печоры, югры и др.). Племена эти были данниками Новгорода, отчего политическая граница княжества Новгородского на севере и северо-востоке не совпадала с границей его основного ядра (проходившей тогда примерно по Свири), а включала обширные территории вплоть до Ледовитого океана.
Особую важность играл в исторической географии Новгородской земли еще один фактор: она одна во всей державе имела морское побережье на Балтике. Ее «морской балкон» был на протяжении многих веков для всей Руси «окном в Европу». Эти несколько сот километров побережья Балтики Новгород прочно держал в руках. Стратегическая важность морских границ Новгорода делала его великой державой Европейского Севера. А хозяина Новгорода – фактически могучим государем на Балтике. С 970 года Новгород оказался в руках Древлянского дома.
Вот какова была Новгородская земля Добрыни и Владимира. Обладая колоссальной территорией, выгодным стратегическим положением, огромным для той эпохи экономическим и военным потенциалом, политическим весом, Новгород мог выступить и в роли спасителя Юга.
Однако до появления здесь Добрыни Новгород не был таким, ибо не имел ни политических лидеров, ни прав, ни оружия. Это видно из летописного рассказа. В 946 году Ольга спешно урегулировала общедержавные налоги Древлянской земли, то есть фактически подтвердила ее права и вольности. А уже в 947-м отправилась в Новгородскую землю – упорядочивать там те же «Уставы и уроки». Поездка Ольги показывает, что Новгородская земля при Игоре не только не имела высоких привилегий, полагающихся первой коронной земле династии, но была, оказывается, попросту бесправной и управлялась, по-видимому, варяжским наместником да еще с варяжским гарнизоном.
Спешная поездка Ольги указывает ещё и на то, что во время восстания Мала, очевидно, нарастало в Новгороде сильное брожение. Новгород надо было успокоить одним из первых. Своими вольностями и привилегиями он был обязан фактически Малу и древлянам. А это, в свою очередь, послужило одной из причин горячей поддержки, оказанной потом новгородцами Добрыне и Владимиру.
Во время восстания Мала Новгород был бессилен (ибо политически обезглавлен) и безоружен. Но теперь Новгород имел и права, и оружие, и политических лидеров общедержавного масштаба в лице Добрыни и Владимира. В случае кризиса Новгород мог теперь стать одной из решающих сил в державе.
Мы уже знаем, что меч Новгорода не остался в ножнах и что в 980 году победа Древлянского дома была равнозначна победе Новгородской земли и ее гегемонии в державе.
Коростынь. Можно ручаться, что Добрыня объездил всю Новгородскую землю. «Нет ли, – думал я, – в окрестностях Новгорода какого-либо места, где особенно ярко сохранилась память о Добрыне? И внимание мое привлекло на карте Новгородской области село Коростынь на южном берегу Ильменя. Название села необычайно напоминает Коростень – родной город Добрыни.
Не связано ли это название с нашим героем? Может быть, Добрыня сам дал такое название? А не стоял ли здесь его дальний загородный дворец? У здешних археологов никаких гипотез на этот счет пока нет. Еду смотреть Коростынь.
Дорога идет в обход Ильмень-озера. Это древняя дорога на Юг, а также на Тверь, Ростов, Суздаль (там, где нынешняя прямая трасса на Москву, лежали веками непроходимые болота). От самого Новгорода более полусотни километров дорога идет все время в нескольких километрах от озера, так что его и не видно. Но внезапно дорога подходит к озеру вплотную, а уходя дальше на восток, снова удаляется от озера. Таким образом, Коростынь контролирует одновременно и озеро, и древнюю дорогу. Это важный стратегический пункт, созданный самой природой.
Но стратегическое значение Коростыни этим не ограничивается. По обе стороны дороги от самого Новгорода все плоско как блин. Берега же озера на всем его протяжении низкие, заболоченные. Только в одном месте берег поднимается, образуя высокий каменный уступ. И это опять-таки Коростынь. Только отсюда есть широкий обзор озера сверху. И так как обрыв (местами двухъярусный) высотой до 20 метров, то вид на озеро прекрасный. А кромка воды песчаная или плотной породы, не болотистая – стало быть, хороший причал.
Словом, место для дальней загородной резиденции Добрыни здесь идеальное. Любой гонец с Днепра или Волги не минет Коростыни, и с Новгородом тоже хорошая связь и сушей и водой, да и местность к тому же очень красивая.
Но и это ещё не все. Сам уступ из белого известняка, хотя здесь полно и валунов. Они лежат у воды, и в воде, и выше. Их много и на окрестных полях. Это гранит, принесенный ледником из Скандинавии. Встречается и красный гранит, как в древлянской столице.
Во всем этом низменном болотистом крае одно-единственное место с высоким обрывом и красными гранитными валунами могло хоть чем-то напомнить Добрыне родной Коростень – и как раз это место называется Коростынь.
Притом случайное совпадение названий маловероятно, ибо гранитных валунов много и в полях, и в низменных местах – практически повсюду. То есть гранит сам по себе не признак, отличающий Коростынь от других сел и урочищ округи. Если древлянский Коростень действительно «Гранитоград», то здесь «деревней Гранитной» (топоним «Коростынь» оказался женского рода) является вовсе не одна Коростынь, а в такой же мере десятки других деревень.
Короче говоря, название перенесено из Древлянской земли по максимально возможному сходству места – и логичней всего связывается этот перенос, конечно, с Добрыней Древлянским.
Потомки Добрыни. Кто подумает, что Коростынью следы Добрыни в Новгородской земле кончаются, тот глубоко ошибется. Их еще очень много.
После смерти Добрыни в Новгороде остались править его потомки – Добрыничи. Эта династия сыграла крупную роль как в русской истории, так и в русском летописании. Подробный рассказ о Добрыничах завел бы нас слишком далеко, но несколько слов о них сказать необходимо.
Двое потомков Добрыни также были посадниками Новгородскими. Константин, несомненно, сын Добрыни. Остромира же обычно считают сыном Константина. Однако наблюдательный Рыбаков отмечает, что Остромир вполне может быть и другим его близким родственником. Многое говорит за то, что Остромир – младший сын Добрыни от брака со шведской принцессой (известного по шведским сведениям; там имени Добрыни нет, но «вице-королем» Руси при «Вальдемаре», то есть соправителем Владимира мог быть тогда только Добрыня).
Как Константин Добрынич, так и Остромир были летописцами, и притом весьма крупными. Рыбакову удалось установить, что среди новгородских летописей имеется обширная Остромирова летопись, составленная им в 1055—1060 годах, когда он правил Новгородской землей, а в составе летописи Остромира есть еще повесть посадника Константина о событиях десятых годов XI века[76]. Обе эти даты более ранние, чем дата киевского летописного свода триумвиров (1072), не говоря уже о его более поздних переработках, в которых он дошел до нас.
76
76 Б. А. Рыбаков. Древняя Русь, главка «Новгородская боярская летопись XI в.», с. 193—206.
- Предыдущая
- 47/74
- Следующая