Выбери любимый жанр

Машина неизвестного старика
(Фантастика Серебряного века. Том XI) - Строев М. - Страница 13


Изменить размер шрифта:

13

Когда идешь по площадке, небрежно постукивая стеком по запылившимся крагам, хочется надвинуть панаму поглубже, на самые глаза, и придать лицу оттенок спокойного, усталого равнодушия.

Это всегда привлекает внимание.

А потом нужно взять газету и ровными, неторопливыми шагами уйти. Не оглянувшись ни разу.

Впрочем, можно и не дождаться газеты.

Так еще лучше.

Когда я сегодня уходил таким образом, я знал, что мне вслед, кроме многих других, будут глядеть и глаза той лукавой прелестницы, которая довольно бесцеремонно заглядывала под панаму, пока я стоял у киоска с фруктовыми водами.

Отрывок третий

Открылся ли купальный сезон?

Может быть.

Хотя на рассвете в июне, конечно, никто не купается, и я могу смело рассчитывать, что буду на пляже единственным наблюдателем игры поднимающихся туманов.

Я очень люблю туманы за их неуловимость, изменчивую, призрачную красоту, за текучесть и неустойчивость форм и за тот изумительно нежный и сказочный колорит, который они придают всему, попадающему в сферу их мокрого, пьяного дыхания: они растворяют в себе грубые формы реальности, стирают черты, рушат грани: в них чудится что-то от космоса; и обыденные предметы, облагороженные близостью их, приобретают особую слитность — минутную, гибкую, каждый раз новую, но всегда находящую в чуткой душе многообразие соответственных откликов.

Странно.

Только после вторичного осмотра берега я почувствовал, что я не один.

Далеко впереди на острой косе, несомненно, был кто-то еще.

Этот «кто-то», как и все остальное, казался лишь тенью в общем царстве витающих призраков, но одушевленность его природы была вне сомнения.

Я быстро укрылся за сети, висящие длинными, мокрыми рядами вдоль берега, и на минуту задумался:

Уйти? Или выждать?

И то и другое потеряло теперь для меня всякую прелесть.

Я решился на третье.

Под прикрытием полога мокрых сетей, я направился прямо туда, где коса отделялась от берега.

Там я сел на песок и принялся ждать.

Скоро солнце прогонит багровый туман. Тогда можно будет подняться и глянуть:

Кто это, кроме меня, ходит смотреть игру умирающих призраков?…

У розовой каймы берега на желтом песке была девушка. Та самая, о которой я думал вчера, уходя без газеты со станции.

У ног ее снежным комом лежало белье.

Она одевалась.

Нагибалась, искала руками на желтом песке. И делала это свободно и медленно.

Очень медленно.

Потом поправляла пряди волос на висках.

— Уйдет сейчас, — думалось мне.

Но она не ушла: повернулась опять в сторону моря и села.

Я глянул вдаль.

На том месте, где еще не успело растаять последнее призрачное крыло голубого тумана, над розовым зеркалом тихой воды клубились дымки.

Шла эскадра.

Это было красиво и трогательно.

Есть глубокий и правильный смысл в том, что люди всех наций с любовью и гордостью встречают глазами свои корабли.

Я это особенно ясно почувствовал, глядя на стройные реи, простертые к лону небес.

Может, быть такое же теплое чувство испытывала и она, моя незнакомка?

Она даже сделала легкий поклон в сторону моря перед тем, как уйти.

А когда ее гибкая белая фигурка скрылась за первым песчаным холмом, я не противился больше желанию пройти по косе.

Рядом с тем местом, где лежало белье, остались следы ее ног — мокрые после купания.

Тут же остался лежать кусочек бумаги, скомканный чьей-то рукой.

Уходя, я, не знаю зачем, поднял его и опустил в карман.

Кажется, в этот момент я не думал решительно ни о чем.

Отрывок четвертый

…Условные знаки…Участок какой-то местности… Несколько параллельных дорог… И где-то, в середине пространства, зарисованного короткими, прерывистыми черточками, маленький крестик.

Вот и все, что я нашел на бумаге.

Всякий серьезный человек бросил бы эту бумажку и возвратился к своим делам.

Так решил поступить и я.

Однако, минутою позже, в мыслях моих оказался разлад.

Все эти черточки и крестики — ерунда. В этом смешно сомневаться. Но… времени у меня много, человек я свободный… А бумажка подобрана на том самом месте, где лежало белье… Почему бы…

Одним словом, через десять минут я бродил уже по всем направлениям, разыскивая чью-то усадьбу, выходящую острым углом на окраину.

Таких острых углов оказалось одиннадцать.

Тогда я решил заняться дорогами. На плане их было четыре, и все они шли параллельно.

После нескольких часов ходьбы, я пришел к выводу, что параллельных дорог нет совсем, а есть просеки, которых, действительно было четыре.

Теперь оставался участок, заштрихованный прерывистыми черточками.

Он лежал у концов длинных просек. Это было не близко.

После полуторачасовой ходьбы я даже подумал:

— Стоит ли?

Но из-за странных значков, нанесенных чьей-то рукой на бумагу, глядело на меня лукавое лицо странной девушки, и в улыбающихся глазах ее я прочел:

— Стоит!

Ведь не в другом же полушарии то место, которое обозначено крестиком.

А крестиком можно пометить многое: например, дачу, где живет моя незнакомка.

И если это действительно окажется так, то…

У меня даже мысли запрыгали от прелести такого предположения.

Ведь это бы значило, что клочок, зарисованный карандашом, не случайно обронен. А стало быть, и все остальное…

Можно ли было раздумывать?

С крепко бьющимся сердцем я шел по просеке и, после упорной борьбы с пространством, вышел, в конце концов, к тому, что обозначено было на плане штриховкой.

Увы! Это было болото! Унылое, голое…

Растерянный, измученный, я сел у опушки и чуть не заплакал от злобы.

Было похоже на то, что меня одурачили.

Кто? Зачем? Почему меня именно?

Да, наконец, никто меня и не дурачил! Это была моя добрая воля — идти сюда или нет. И никто не запрещает мне убраться отсюда сию же минуту.

Я встал в твердой решимости покончить раз навсегда с этой глупой забавой; окинув глазами опушку и, шатаясь от страшной усталости, двинулся…

Обратно? Домой?

Ничуть не бывало… В болото, к той точке, которая была намечена таинственным крестом.

Совершалось чудовищное насилие; чья-то рука начертала мне путь и неуклонно влекла меня к неведомому концу.

Болото с минуты на минуту становилось мокрее; все реже и реже встречались упругие кочки; скоро ноги мои стали вязнуть, и освобождать их из липкой, захватывающей тины стоило невероятных усилий.

Мелькнула последняя трезвая мысль:

А что, если этим крестом указано место, где всему живому, имеющему физический вес, уготована погибель?

Может быть, этим крестом предостерегал кто-то кого-то от тайной опасности?

Мелькнула и тотчас погасла; потому что пришла слишком поздно: с первым же шагом я ощутил, что болото уже засосало в себя мою волю; и теперь, утопая в грязи, пробирался уже не живой человек, способный сопротивляться опутывающим его чарам, а маньяк, который не может остановиться, пока не дойдет до креста.

Почти не помня себя, я упал и, захлебываясь тиной, с головой, одурманенной ядовитыми парами проклятого места, продолжал пробираться вперед, ощущая холод дыхания смерти.

Темнело в глазах… Нечем было дышать…

Скоро угасли остатки сознания.

Сколько времени я пробыл без памяти — не знаю.

Когда же оглянулся, небо стало бледнеть, вещая начало мертвой июньской ночи.

Кругом было пусто; жутко глядела необозримая болотная равнина, и из колеблющейся, остывшей трясины, навстречу обманчивой мгле, вставали туманы…

Что меня вывело из состояния небытия?

Я глядел мутными глазами прямо перед собою и силился что-то понять.

Нужно было что-то додумать, оформить и осознать.

Шум?

Да! Нужно понять этот шум — ровный, ритмичный, далекий и близкий…

Он то замирает, то странно усиливается. Откуда он? Что он такое? Галлюцинация? Бред?

13
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело