Желтый дьявол
(Т. 1 ) - Мат Никэд - Страница 31

— Что же вы так скоро барышню-то отпустили, — улыбаясь, говорит Янна Григорьевна.

— Это внучка моя. За книжкой пришла, почитать этак… Знаете — дома скучно…

— Да-да, — сочувственно кивает хозяйка.

Что это она, — думает Резников. Не подозревает ли что.

— Ха-ха-ха — беспричинно смеется он. — Молодежь — все книжками балуется…

И, чтобы окончательно замести следы, берет хозяйку фамильярно под руку и говорит:

— А нам так и в козла играть хорошо.

— Что ж… сыграем, — дружелюбно соглашается хозяйка.

Ветер свистит и рвет.

— Ну-ну, не отставайте, товарищ центро-сибирец! Это вам не Иркутск, — покрепче, покрепче шагайте…

Клочьями сквозь ветер долетают слова и смех Кокушкина.

Три темных фигуры скользят по щебню, карабкаясь в гору.

— Будь проклят ваш Мальцевский овраг, — сзади кряхтит и ругается бас.

Лезут…

Вот уже гребень сопки:

— Дайте хоть передохнуть, — опять сзади, просительно.

Сжалились — останавливаются.

Оборачиваются, подставляя спину ветру, и бас ахает…

Небывалой панорамой лег сказочный город там, внизу — к бухте сбегая многочисленными ручейками огней. Огромным амфитеатром раскинулись скалистые кручи — далеко в море замыкая круг рогами: Тигровым и Черным мысом.

Клочья облаков по небу.

Черными пятнами внизу бухта.

В просветах — белые полосы.

Вон там, в прорыве, у входа в море — серебряная синь по ряби залива — лунными бликами.

— Чертовски!.. — только и может пробасить он.

— Ну, отдышались, товарищ, — опять Кокушкин, — и первым вперед еще выше…

— Ох… сзади вздохом…

Впереди, выше — заминка… и голос:

— Держи вправо.

— Нет, влево, — ответом Кокушкин.

— Пароль?

Кокушкин в темноте близко на ухо тому:

— «Снова в гору».

Ему ответом:

— «Прямо и круче налево».

Прошли.

— Ох, еще выше… — слышно жалобно сзади.

— Еще, — насмешливо шопотом впереди.

— Ох… — протяжно.

В разрывах облаков луна да звезды.

Шорох — далеко слышно гальку.

Низко надвинута на глаза широкополая шляпа — поворачивается часто… крадучись ногами, прихрамывая… перебежками от дома к дому по теневой стороне. Потом — в ущелье Рабочей Слободки, во тьму.

Вздох облегченья…

И только шагнул дальше — ослепило.

Под самым носом электрический фонарь…

— Кто?

Чакают зубы… рыжая борода трясется…

— Пароль, — снова, и дуло револьвера в полосу света к глазам:

— …Сссс-с-свой…

Смех. Гаснет фонарь.

Тьма.

Еще одна фигура из тьмы на гору.

Остановилась…

Точно приросла к гребню сопки — широкая, коренастая.

Лунным бликом из туч: — это — Раев…

Стоит крепкий, спокойный, смотрит вниз на город: он знает его тайны. Он любит его вечно бурлящую авантюрную политическую обстановку.

Он любит борьбу в нем — тонкую, ловкую — страшную: не на живот, а на смерть…

Борьба эта совсем было замирала — слабли силы большевиков. Но вот сегодня опять начинается.

Недаром же он и сейчас поднялся в гору — на самый гребень: в самую гущу Рабочей Слободки.

Смотрит: а город оттуда — огромный, сверкающий — дышит тяжело, жутко, по чужому… — своими шантанами, разгулом офицерства, бесконечными контр-разведками, разноязычной оравой врагов, китайскими опио-курильнями, пьяным торжищем женского цветного тела — рынок интервенции…

— Погоди, — огромным кулаком ему, — будешь наш, вычистим до тла…

И зашагал, крепко, уверенно:

— Снова в гору.

— Ни черта не видать… — ощупью Раев из сеней.

— Вот и хорошо, — молодыми голосами в ответ.

— Ну, вы там, куропатки — закрякали… шагнул, остановился:

— А сесть где?

— Садись, где стоишь, — опять те же голоса. Пригляделся — различает едва очертания, контуры людей в комнате… Кто — где: на полу, на кровати, на скамье, на столе…

Нелегальные — в сборе.

Александра Николаевна, как организатор об'единения сибиряков с владивостокчанами — делает сообщение — просто, коротко, всем ясно…

Только одному не ясно:

— …Ну, вы, товарищ Рез…

Из угла, из темноты поспешный испуганный голос:

— Товарищ, не забывайте, Петров я, Петров…

Из другого угла задорный смешок.

— Вот, вот… — продолжает то же голос: — вот почему мне не ясно — молодежь все здесь…

— Знаю, «товарищ Петров», — перебивает Александра Николаевна: — знаю, что вы думаете о приморцах — молодо-зелено… плохие конспираторы…

Раев крякает иронически.

Пуганая ворона — куста боится… — ему на ухо молодым задорным шопотом.

— …Но… безотговорочно — нужно об'единение, нужен Ревком… Местничества всякие…

— Долой!.. — заканчивает Раев.

Ревком избран.

Дальше.

Раев сообщает о положении совета у чехов в концентрационных лагерях:

— Плохо им, — говорит. Надо поскорее их оттуда вытаскивать…

— А почему до сих пор этого не сделали? — удивляется Александра Николаевна, не зная местной обстановки.

— Вот тут то и заковыка… — и в темноте видно, как Раев чешет затылок…

— Заковыка — Костя причиной… говорит — не может бежать, когда красноармейцы сотнями гибнут в лагере, не имея такой возможности.

— Да-да… А все таки вредная сентиментальность.

Молодежь подхватывает слова Александры Николаевны:

— Верно. Хуже будет потом всем…

Раев еще добавляет: — Губельман, да еще два-три согласны, хоть сейчас идут… Ну, мы им устраиваем побег. И ребята уже назначены…

Подумав еще:

— Костя еще спрашивает: где Краснолобов, Лазо, Яковлев…

Александра Николаевна молчит.

Всем как то не по себе: догадываются — Яковлев убит… Ей трудно выговорить это слово — больно, тяжело за нее всем.

А потом две Ольги — маленькая и большая и Ефим шопотом о Луцком, о баронессе…

Молодежь насторожилась, слушает — интересно… — напали на верный след большой шпионки.

Раев подводит итог: Луцкий — со счетов долой, мягкотелый «тилигент» — раскис, не опасен теперь…

— Нет, я думаю — будет полезен… — большая Ольга, с хитрецой.

— Ерунда!.. Я хотел сказать… и не полезен… Ну, да с ним там видно будет… Понаблюдай пока — поручаем тебе… А вот баронесса… эта — тут дело серьезное: вот ее надо взять на прицел…

Игорю поручили это…

Последнее: о Лазо. Что он двигается из Амурской тайги к Приморью…

Ильицкий и Николай сразу:

— Надо к нему, навстречу…

— С чем… с голыми руками?.. — из угла голос… Лунным бликом на подоконник, через него, туда, пятном на говорившего.

И рыжая борода из темноты:

— Не голыми, а с винтовками… — молодой сочный голос.

— Верно, Игорь. — Вся молодежь за ним.

— Ну, и идите… — Чужое насмешливое опять оттуда, из угла.

— И пойдем, — несколько голосов.

— Ревком, товарищи, есть, не торопитесь, — Раев спокойно. — Успеем и это решить…

— Ну… — и опять в ухо Раеву:

— Верно — пуганая ворона…

Раев молчит.

— Верно…

— О, баронесса! Я зет бил в Японии… Я думаю, ште у них не настоящий культура… Они хитрый народ, но… тен-то… не умный… У японцев ум такий… желтый, як они сами.

— Ха-ха-ха! — звонким серебром звучит — вы очень остроумны, мосье Чечек… — и в глазах баронессы Глинской блеск… лукавый… ласковый… приветный…

— Еще кофе!

— Спасибо. — Чешский прокурор улыбается — доволен.

— Я не хочу. Я зет! Накушаль. Сколько времья? Ого! Второй час.

— Вы торопитесь?

— Да. Я должен ехать на Первую Речку… в военнопленный лягер… Ви знаетэ? Там немножко неспокойно… Ест там едэн мадьяр Либкнехт… он об‘явил гольодовку.