Попаданка в семье драконов (СИ) - Свадьбина Любовь - Страница 12

Император задирает бровь. Кажется, он к своим сокровищам обитателей дворца не относит.

Как же его отговорить от наказания Геринха?

По губам Ланабет проскальзывает улыбка. Над ладонью вспыхивают искорки магии, сливаются и перемещаются, выстраиваясь в надпись: «Не переживай, я всё улажу».

Как легко и естественно она это сделала. Если подумать, это отличный способ общения для Видящих без телепатических возможностей. Санаду точно так же мне писал… он ведь давно живёт, помнит времена, когда Видящих было больше, вот и знает о таком варианте.

– Простите, что так эмоционально реагирую, – опускаю сцепленные руки на живот и слегка улыбаюсь. – Просто Геринх действительно хороший парень, хотя и не учится на ошибках. И он спас мне жизнь.

Тяжко вздохнув, император направляется дальше. Я молча иду следом. Если Ланабет обещала, о Геринхе можно не волноваться.

Мысленно тянусь к Арену, но от него будто отталкивает резко-болезненной мыслью: «не сейчас!»

Оборачиваюсь, но в окне в конце коридора видно только часть нашей с Ареном круглой красно-чёрной башни, а чёрно-белая квадратная башня Элоранарра не видна совсем.

Что же там происходит?

Бежать проверять, всё ли в порядке, или довериться Арену?

– Валерия, что-то случилось? – мою остановку замечает Ланабет, а не император.

– Нет, – я всё же решаю довериться Арену, но к ощущениям прислушиваюсь, чтобы не пропустить, если вдруг ему станет плохо.

Пока единственное, что тревожит меня – стук моих каблуков. Ланабет, как и остальные Аранские, ходит бесшумно. Шелестят наши платья, то и дело раздражённо пофыркивает император. Похоже, он и впрямь сильно возмущён поступком Геринха.

Гвардейцы распахивают перед нами створки дверей с чеканным золотым узором, и я будто ныряю из ясного дня в час перед закатом. Оранжевая гостиная выполнена в оранжево-красной с фиолетовыми нюансами палитре. В панно – пейзажи с заходящим солнцем, на потолке – подёрнутое облачками закатное небо. Портьеры вверху фиолетовые, но книзу набирают насыщенный оранжевый цвет. Паркет выложен из тонких брусочков и почти похож на траву. Белая скатерть и серебряная посуда на столе тоже кажутся оранжевыми.

А где дедуля? Оглядываю комнату. Среди красно-оранжевого света он, объятый красноватыми сполохами своей магии, принарядившийся в багряный костюм, почти незаметен в углу комнаты. Но он смотрит на меня полными слёз глазами, и губы его дрожат.

– Лерусик, – сипловатый голос звенит. Подходя ко мне, дедуля раскрывает объятия. – Дракоша ты моя.

Он обнимает меня прямо у входа, не обращая внимания на императора и Ланабет. Обнимает крепко-крепко, так что я улавливаю исходящий от него пряный запах вина. Всхлип дедули звучит так неожиданно, что обмирает сердце.

Дедушка на моей памяти никогда не плакал. Сердце заходится, я крепко обнимаю его в ответ, и дедушка охает:

– Потише, ой, тише, ты же теперь дракон…

Поспешно отпускаю его. Дедуля потирает плечо, пытается делать вид, что всё нормально, но губы нервно дёргаются, а в глазах стоят слёзы.

– Сильна… ох, сильна ты теперь. Помни об этом, а то сломаешь что-нибудь от переизбытка чувств.

– Прости! – хочется вновь обнять его, но не решаюсь, бессильно взмахиваю руками. – Я больше не буду.

– Лерусик, – умилённо произносит дедуля и снова меня обнимает. Похлопывает по спине и отодвигается, оглядывает с ног до головы. – Как ты себя чувствуешь? Каково оно – быть драконом?

– Непривычно.

– Скоро привыкнешь… – дедуля скользит ладонями по моим щекам, плечам. Вздыхает. – Поверить не могу, что ты денея.

– В это многие ещё не до конца верят, – император отодвигает стул, помогая Ланабет устроиться во главе стола. Усадив её, сжимает маковки на высокой спинке. – Просто невероятно: денеи так давно не появлялись, что их… уже не ждали, и тут сразу две.

Но в его задумчивой речи радости нет, лишь какая-то печаль.

Я не успеваю толком обдумать эту мысль: взметается золотисто-огненный вихрь и оставляет на своём месте Арена. Злого Арена.

Хотя внешне это почти никак не проявляется, разве только стиснутыми кулаками и поджатыми губами, я понимаю, что беседа с Элоранарром прошла не самым лучшим образом. Возможно, Арен защищал моё право не выдавать Риэль.

Император окидывает нас сумрачным взглядом.

– Так-то это должен быть семейный обед. Нам есть о чём поговорить.

– Элора я бы не звал, – Арен мгновенно оказывается рядом со мной и, обхватив за талию, тянет к себе. Нервное прикосновение его пальцев ещё больше уверяет меня в ссоре между братьями, и я послушно иду за Ареном к столу. – Пусть отдохнёт.

Неожиданно резко, почти с рычанием император напоминает:

– Здесь я решаю, кто приходит на семейный обед, а кто нет!

Он касается своей руки, и его взгляд слегка плывёт, как бывает при общении через метку. Скривившись, император дёргает плечами. С него срывается поток золотой магии, ударяет в пол, и там возникает огненный вихрь.

Секунда, и на тонком узоре паркета остаётся Линарэн в мерцающих гогглах. В руке он сжимает мел:

– Это нечестно! Я же занят! Я же сказал, что я занят!

– Пообедай с нами, – цедит император, перемещая ладонь на своей руке немного ниже. – Неужели в это сложное время так трудно немного побыть с семьёй?

У Линарэна дёргается плечо, он застывает. Из-за гогглов выражение лица не прочитать, словно с куклой разговариваешь.

Нахмурившийся император оскаливается и резко указывает на пол. Сорвавшаяся с руки магия вновь закручивается в смерч, золотые блики подсвечивают грозное лицо императора, сверкают на украшениях Ланабет, отражаются в стёклах гогглов и глазах Арена, а дедуля за моей спиной вздыхает:

– Драконы.

Среди языков пламени проступает неясный контур. Огонь опадает, раскрывая сидящего Элоранарра. Его голова запрокинута на спинку кресла, поблёскивает каскад рыжих волос. Стоящая рядом Риэль в мужской одежде чем-то мажет лопаточкой его распухшую губу. А фингал под глазом Элоранарра уже намазан фосфоресцирующей мазью.

– Нет, ну вы издеваетесь? – мученически спрашивает Элоранарр. – Скажите честно: вы просто все надо мной издеваетесь?

Золотые потоки магии струятся между ним и затянутой в мундир Риэль, окутывают их в кокон, тянут друг к другу, но он не смотрит на неё, а Риэль отступает. Волосы у неё гладко причёсаны, бледное лицо опять ничего не выражает, даже не верится, что она могла до слёз эмоционально меня уговаривать. Невольно задашься вопросом, какая Риэль настоящая: эта холодная, точно машина, или та, испуганная и живая.

– Кто над тобой издевается? – Зашедший Видар оглядывает Элоранарра. – О, понял: Арен. – Видар разворачивается к Арену. – Ты это… когда в следующий раз будешь кого-нибудь угомонять, имей ввиду, что ты дракон с денеей, твои удары за счёт усиленного магического фона намного сокрушительнее прежних. А твоя магия больше не совпадает с нашей, Аранских ты тоже можешь поранить. И сильно, замедлив способность к регенерации.

Так вот почему Элоранарра обмазывают лечебной мазью.

– Я. Уже. Понял. – У Арена от гнева трепещут ноздри, и магия расплёскивается вокруг.

– А ты Элор, – сварливо продолжает Видар, – имей виду, что Арен теперь не наш младшенький, а старшенький своего собственного рода, может и приложить… ну, ты это, судя по лицу, тоже уже понял.

На скулах Элоранарра проступают золотые капилляры. И мне тоже кажется, что над ним издеваются. Хотя, возможно, он сам виноват: он тоже любит немного поглумиться над окружающими.

Только вот… Эти разговоры о новом роде и изменениях в магии. Точно ведь! В книге о драконах написано, что с денеями начинаются новые родовые ветви… это что, мы теперь не Аранские? А кто тогда?

– Не могли бы вы перенести разборки? – Убрав мел в карман и оттянув гогглы на макушку, Линарэн подходит к длинному столу, усаживается на один из стульев. Похоже, он стал спокойнее после взлома ментального щита. – У меня мало времени, не хотелось бы тратить его на ваши упражнения в язвительности. Тем более, я считаю, что Элор в этом отношении бесспорный лидер, а пользоваться его временной слабостью не очень по-семейному.