За Кубанью
(Роман) - Плескачевский Лазарь Юдович - Страница 82

Увидел жену и ребенка, и стало на душе так сиротливо и мрачно, как не бывало никогда в жизни. Но постарался взять себя в руки. Сказал им, будто в самом деле что-то узнал, что события на исходе, несколько отлучек — и он последует их совету. Добавил, что сдаваться пойдет с семьей и там же оформит брак; не расти же Магомету байстрюком. И вскоре отправился на свидание.

В этот вечерний час людей на площади у вокзала было куда меньше, чем днем. Федя вышел навстречу, взял под руку.

— Только-только тот парнишечка смотался отсюда. Может, кого и оставил, всех не узнаешь, поэтому махнем через путя. Ежели кто нами интересуется, заманим за пакгауз, расскажем сказочку про попа и собаку.

Петляя между вагонами, они убедились, что никто за ними не увязался. Обошли закопченное депо и оказались на тихой пустынной улочке. Зачерий передал Феде золотые десятки, предупредил:

— Приведешь Сулеймана — и уходи. В случае чего встретимся там же.

Федя исчез во мраке. И тут же, словно возникнув из ничего, подал голос Сулейман:

— Нашелся? — Чувствовалось, что встрече он рад, и это вселило в Зачерия какие-то смутные надежды. Сулейман никогда ничему не радовался, все воспринимал с показным равнодушием или нескрываемой озлобленностью. — Надлежит тебе явиться туда, где вы встречались перед твоим провалом. Срок — послезавтра утром. Боялся, что не успею передать. Думаю, лучше быть завтра вечером, успеешь осмотреться.

— Буду.

Место встречи несколько успокоило Зачерия. Если запасный лагерь еще цел, положение не столь трагично, как оно представляется Феде. Во всяком случае, поезд еще не летит под откос, будет время выбрать перегон потише — надо ведь и о ребрах позаботиться.

— Посидеть бы нам не мешало, — заметил Сулейман. — Да времени в обрез, надо проверить место свидания с Аскером.

— Надеюсь, не в городе? — спросил Зачерий. — Город закрыт — Геннадий за вокзальной площадью наблюдает.

— Прикуривал у него, — проронил Сулейман. — Руки так чесались, чуть сознание не потерял. Почувствовал он, думаю. Напрягся, вот-вот наган выхватит. Мне нельзя с этими гадами лицом к лицу встречаться — по глазам узнают. Встретимся с Аскером в Адыгехабле.

— У муллы?

— За его домом наблюдают, постороннего сразу сцапают. Рядом с домом Ильяса опустело жилье Лю. Биба в город отправилась, мать за ней. Скрытый подступ со степи, дом вне подозрений. Сейчас безопаснее всего использовать заброшенные постройки.

— Ибрагим подсказал? — заинтересовался Зачерий. Его всегда занимала не сама конспирация, не ее цель, а техника. Одурачить противника, держать явку под самым его носом, нахально забираться туда, где наиболее опасно, ходить по кромке минарета на головокружительной высоте, словно уличный канатоходец, — это занятие для мужчины. Ибрагим в этом отношении мог потягаться с ним. Сейчас многие в бегах, тысячи вдов переехали к родителям, пустующих домиков в каждом ауле хватает. Идея превосходная.

— Ибрагима давно не видел, — ответил Сулейман. — Теперь у нас на связи Аскер.

— Введи меня в курс, — попросил Зачерий. — Я ведь все это время носа не высовывал.

— Ничего особенного не произошло. Вот разве что Максима освободил Ильяс. Знать бы, что Алхасу взбредет мысль отправить его в штаб Улагая, живым бы не выпустил. А теперь рядом с его усадьбой игры затеваем.

— Тебе не страшно, — пошутил Зачерий, — вы с ним вроде как кумовья, он же обещал принять тебя по всем правилам.

— Учитываю, — заверил Сулейман. — Потому и стал носить с собой лимонку. Специально для него.

Расстались как обычно — суховато, не предполагали, что это их последняя встреча.

Ночью, попрощавшись с семьей, Зачерий двинулся в горы.

Раньше Ибрагим свободно шастал не только по аулам, но и по городу, который с недавних пор получил новое имя: Краснодар. Достаточно было сунуть патрулю какую-нибудь бумажку с печатью, и тот добродушно кивал: «Проходи, товарищ». Теперь не то. По дороге в Краснодар их чуть было не перехватили в таком месте, где неделю назад, кроме бандитов, никто и появляться не рисковал. В аулах чуть ли не ежедневно возникали новые отряды самообороны, их называли ЧОНами. ЧОН! Часть особого назначения.

Но самое страшное, по мнению Ибрагима, произошло с его невооруженными, нейтральными земляками. Раньше все было ясно. Одна часть стояла ва Советы, другая почти открыто поддерживала контрреволюцию, а основная масса народа колебалась, выжидала. На них и была вся надежда. И вдруг почти все эти люди, отрешившись от своей выжидательной позиции, резко качнулись в сторону красных.

Что же случилось? Этого Ибрагим не знал, он лишь констатировал факты. А факты таковы. Улагай доказывает, будто красные не доверяют черкесам, распространяет слухи, будто жизнь каждого адыга в опасности. Если б так, красные ни за что не вручили бы черкесам оружие, это ясно и младенцу.

Но, может быть, сами адыги не желают иметь дела с Советами? Человек, получивший оружие, поворачивает его против своих врагов. Как же поступили его земляки? Они повернули оружие против банд, помогают вылавливать улагаевскую агентуру. Да, теперь не заявишься днем в аул, не пройдешь, как бывало, на собрание. Скрутят в два счета, пикнуть не успеешь. А может, людям, как и ему, до омерзения надоело кровопролитие? Просто хотят поставить точку. Где-нибудь, лишь бы точку? Нет, не то… Они что-то поняли. Что?

Быть может, и он понял бы, если бы жил в ауле да занимался своим хозяйством? Если бы знал, что тревожит отца и мать, их соседей. Одно несомненно — его мечты о блестящей карьере при Улагае, о торжественном въезде в родной аул теперь не ближе, чем были в начале их кровавого пути. Они как варницы на горизонте — вечно будут оставаться недосягаемыми. Даже добившись успеха, Улагай не простит ему провала с Максимом и Ильясом, он вышел из доверия навсегда. После победы его наверняка оттеснят на задний план. Или попросту утопят, как Астру… Забывшись, Ибрагим громко вздыхает: уж лучше не думать…

— Ты не спишь? — Это Аслан.

— Не спится, — нехотя отзывается Ибрагим.

— Здорово ты ему подпустил насчет Максима!

Час назад их группе удалось избежать ареста только благодаря самообладанию и находчивости Ибрагима. Отозвал начальника патруля в сторонку и стал шептать что- то о Максиме Перегудове — дескать, спешат с донесением. Командир даже козырнул ему.

Аслану жарко, он сбрасывает с себя бурку. Вот и соображай, кто за кем следить должен. Улагай поручил ему присматривать за Ибрагимом, а парень только что всех их от верной гибели уберег.

— Ты молодец, Ибрагим, — шепчет он и еще тише добавляет: — А Кучук тебе больше не доверяет. «Чуть что заметишь, — говорит, — пулю в глотку».

Хорошо, что в сарае темно, и Аслан не видит жалкой улыбки на лице Ибрагима. Да, он проявил в пути выдержку и находчивость, но меньше всего при этом думал о спасении своих спутников. Такие, как Аслан, по его мнению, стоят за гранью товарищества, в них ничего человеческого не осталось. Спасал Ибрагим себя, свою последнюю надежду. Покинув лагерь, он выработал определенную линию поведения в городе: решил во что бы то ни стало предотвратить резню. Но больше всего его волновала возможность встречи с Бибой. Решил повидаться с ней обязательно. Пусть это будет стоить ему жизни, но с Бибой поговорит с глазу на глаз, откроет ей душу. А что, собственно, открывать? Она и так прекрасно знает, что в душе у него одна грязь. Лакей убийцы — что может быть хуже? Он вспоминает ночь, когда они оказались наедине у родственников Аслана. Что бы ему сказать ей о своей любви, поговорить, как это делают нормальные парни… Но прошлое, как дым, — назад в трубу не загонишь. Ибрагим скрипит зубами. Сколько ошибок! В первый же раз ему нужно было явиться к Бибе, пусть арестовывают на ее глазах, пожалуйста, все лучше, чем вот так томиться. Он обдумывает различные варианты встречи с Бибой, старается подыскать убедительные слова…