За Кубанью
(Роман) - Плескачевский Лазарь Юдович - Страница 81

Зачерий не отступил с деникинцами, не ушел в подполье. Его арестовали. На допросе в ЧК рассказал, как трудно было выручать земляков из лап контрразведки. Ему, разумеется, не поверили. Каким-то образом об аресте Зачерия прознали в аулах. В двери ЧК и других революционных учреждений стали стучаться вызволенные им люди. Его выпустили, и он в тот же день отправился в родной аул на побережье — прощупать возможности побега за границу. Здесь на него и наткнулся Улагай. У него была крепкая связь с чужим берегом, но ему нужен был надежный, не вызывающий подозрений у ЧК человек. Лучше Зачерия не найти. Улагай изложил свои планы.

— Если моя миссии увенчается успехом, — заключил он, — останемся дома. Ну а на худой конец уедем вместе.

Возвратившись в город, Зачерий предложил свои услуги горской секции исполкома. Уже примерно через недельку он примелькался во всех отделах, кого-то консультировал, что-то переводил, пробивался с земляками к начальству, вносил самые разнообразные проекты, а Сомову даже пообещал обучить черкесскому языку. Попутно обзаводился явочными квартирами, связными, оказывал неоценимые услуги Улагаю и главарям многих банд.

С женой Зачерий продолжал встречаться тайком. После провала, бросив коня у рынка, он тихими переулками выбрался на окраину и достиг берега Кубани. К берегу тянулись сотни тропок, пробитых рыболовами. Одна из них и привела Зачерия к заветному домику. Прежде чем войти во двор, долго приглядывался и прислушивался. Соседи спали, прохожие здесь и днем не появлялись. Предрассветная рань сморила даже цепных псов. Бесшумно ступая, подошел к домику опустился на завалинку.

И сразу стало легко и хорошо. Уверенность в собственной безопасности, близость столь желанного счастья, физическая расслабленность — все это создавало иллюзию достижения намеченной цели. Несколько минут сидел Зачерий, не шевелясь, блаженно посапывая, ни о чем не думая. Минуты эти стоили нескольких часов крепкого сна. Голова стала ясной, можно было все обсудить трезво и обстоятельно.

«Что тебе нужно?» — спросил себя Зачерий. И ответил: «Мне нужны Аннушка и Магомет».

Зачерий легко постучал в дверь, тихо, но четко произнес: «Анюта, это я».

Топот босых ног: Аннушка выскочила первой. Повисла на шее, засмеялась и заплакала. Стала возиться с лампой.

— Не надо света… Спать…

— Ищут? — поинтересовалась Анюта.

Зачерий рассказал обо всем без прикрас — от этих женщин он не таился.

О будущем не говорили — упивались неожиданным счастьем. Анюта ходила на рынок, иногда раздобывала газету. Мукой, солью, копченой бараниной их обеспечил Зачерий. Соли он как-то привез несколько мешков, и эту «валюту» выменивала Анюта на все необходимое.

Однажды утром Зачерий увидел себя в зеркальце Аннушки, засмеялся: круглый, волосатый блин со щелками, из которых поблескивали спелые вишни. Он порылся в Анютином сундуке, извлек оттуда потрепанный извозчичий кафтан, шапку, изрядно побитую молью, высокие ботинки. Нарядился, шапку на глаза натянул.

— Ануся, — позвал жену.

Аннушка хоть и привыкла к небритой диковатой физиономии мужа, отшатнулась — перед ней стоял чужой человек. Маскарад ей не понравился. Она достала из комода подобранный на рынке листок. Зачерий сразу узнал его — обращение к бело-зеленым.

Зачерий понимал, что это лучший выход: явиться, признаться во всем и отправиться домой. А еще лучше — перебраться в Ростов, там у него немало знакомых. Но как быть с Улагаем?

— Меня не выпустят до тех пор, пока я не наведу на след Улагая, — вздохнул он. — А его не так-то легко изловить. Кучук скоро в Турцию махнет, тогда и сдамся.

— Да кто тебе дороже, — не выдержала Анюта, — бандит или сын родной? Улагай тебя за грош в ложке воды утопит.

— Ты не права, Анюта, — возразил Зачерий. — Улагай мой родственник, я не могу его продать.

На рассвете следующего дня Зачерий спустился к Кубани, устроился на обрывистом берегу с удочкой. Меняя место, вскоре примкнул к группе рыболовов, вместе с которыми и вошел в город. На одной из улиц свернул к вокзалу: здесь у него имелся связной, Федя, из бывших носильщиков, работавший «сдельно».

Плохо замощенная вокзальная площадь, окруженная сомнительными хибарками — бывшими магазинчиками, лавчонками, никому теперь не нужными службами, — являла весьма живописную картину. К строениям жались люди с узлами, грязный тротуар кишел подозрительными группками, парами, одиночками, которые торговались, спорили, высматривали кого-то, догоняли, окликали, угрожали, затевали драки. Шныряли молодцы с лотками на груди — продавцы пирожков с картошкой, ирисок, маковок, восточных сладостей. Тут можно было встретить людей любой национальности, профессии, любого возраста, но все же более всего среди них было всяких охотников поживиться на чужой счет, обвести вокруг пальца какого-нибудь простака. В сторонке, у вокзальной стены, на специально отведенном месте стояло несколько извозчиков.

Опираясь на палку, Зачерий проковылял к стене. Здесь было посвободнее. Через всю стену алели буквы. Подойдя ближе, прочитал строки «Интернационала». Оглядев голодную, разношерстную толпу, ухмыльнулся: «„Кто был ничем, тот станет всем!.“ Как бы не так! Уж эта вот старая шлюха с расквашенным носом так и останется шлюхой…»

Федя, как и всегда, подпирал стену вокзального здания. Тот же синий картуз, из-под лакированного козырька — черный чуб. Английский френч, в зубах — цигарка. Прихрамывая, Зачерий прошел неподалеку от него. Никакого внимания. В извозчичьем армяке, до глаз обросший густой черной бородой, он походил на кого угодно, только не на прежнего Зачерия. В этот момент возникло у него озорное желание прогуляться по коридорам исполкома. Впрочем, шутить со смертью больше не стоит. Остановившись перед подручным, почти не глядя на него, спросил:

— Тебя, господин-товарищ, Федей звать?

Федя вытаращил на Зачерия глаза: ну и маскарад!

— Тебе, папаша, может, подсобить нужно? — решил все же осведомиться. — Ну-ка, отойдем в сторонку, пошушукаемся.

Они отошли.

— Ловко ты, — шепчет Федя. — Родная мать открестится. Тебя явно искали. Неизвестные лица спрашивали. И этот интересовался, ну, к которому я ходил.

— Не взяли его? — удивился и обрадовался Зачерий.

— Ускользнул. Думаю, опять появится — очень ты ему нужен, большие деньги обещал. — По тону, которым это было произнесено, понял Зачерий, что Федя знает, где найти Сулеймана. А темнит, чтобы побольше сорвать. Что ж, сегодня он не поскупится — нужно повидаться с Улагаем, выяснить, что он собирается делать и, исходя из этого, строить свои планы. — А во-о-н и тот парнишечка, что тебя ищет, — продолжал между тем Федя. — Посреди площади стоит, оглядывается. Не там, левее, возле рыжей проститутки…

Зачерий увидел Геннадия. Он разговаривал с молоденькой смазливой девчонкой, которая то и дело потряхивала пышной рыжей гривой. Беседуя, Геннадий внимательно оглядывал вокзальную площадь — участок за участком.

— Пойдем к Сулейману, — предложил Зачерий. — Говори, сколько нужно, приготовлю, завтра принесу.

— Когда принесешь, тогда и пойдем, — возразил Федя. — А сколько? Сколько принесешь, столько и ладно.

— И на том спасибо, — съязвил Зачерий. — Что, разве когда у нас трения возникали?

— Раньше не возникали, — спокойно ответил Федя, — а сейчас могут и возникнуть. Я так думаю, лавочка ваша сворачивается — сегодня ты тут, а завтра, гляди, в Стамбуле объявишься. А то и в ЧК. В честности твоей не сомневаюсь, а вот обстоятельства бывают разные. Да ты не спеши, раньше ночи такие барышни на свидания не приходят.

Условились встретиться на том же месте, когда стемнеет. Федя ушел, а Зачерий затесался среди людей, продававших с рук всякое барахлишко. Прицениваясь то к потертым солдатским штанам, то к изрядно поношенным сапогам, он наблюдал за Геннадием. Тот, видно договорившись о чем-то с проституткой, двинулся к центру. На всякий случай Зачерий повернулся к нему спиной.

Домой добирался с чрезвычайной предосторожностью, чувствовал, что Федя прав, — наступает последний акт кровавой драмы, в которой он играл не последнюю роль. Подумал: если бы не слово, которое дал Улагаю, сегодня же пошел бы с повинной к Сергею Александровичу. «Бери, допрашивай, ничего не скрою…» Не верил, что отпустят на свободу, а все же пошел бы. Только бы Магомета с Аннушкой не трогали. Но выхода нет, надо узнать, что заготовил для последнего акта Улагай.