Искаженное время (СИ) - "Deacon" - Страница 98

- Только затем, чтобы помочь вам, - решительно произнесла она. Вот только в прикосновении этой решительности не наблюдалось. Если бы сердце графини сейчас билось, некромант наверняка услышал бы этот стук. Эристель развязал шнуровку на своей рубашке и спустил ткань, после чего задумчиво посмотрел в огонь. Рука графини была прохладной. Сначала она коснулась его ключицы кончиками пальцев, затем скользнула на шею и осторожно дотронулась края раны.

- Простите за причиненную боль.

- Мне не больно, - ответил некромант.

- Ваша энергетика и впрямь отравлена. Если я попробую кровь, то она будет горькой. Вероятнее всего.

- Осторожнее, графиня. Недавно я уже убил одного вампира.

- Вы умеете шутить? – Лилит с удивлением посмотрела на некроманта.

- Именно из-за моей шутки этот вампир и умер, - спокойно произнес Эристель без тени иронии в голосе. - Мне показалось, что будет забавно создать вампира, который не будет умирать от серебряного кола в своем сердце. И все шло удивительно хорошо, пока я не взял в руки кол...

- Замолчите, - Лилит невольно стало смешно. – Вы мешаете мне сконцентрироваться.

Эристель улыбнулся и замолчал. Собрав капли крови с кожи некроманта, графиня попробовала ее на вкус и немедленно кивнула.

- Горькая, как полынь. Но теперь я знаю, что делать.

В тот же миг глаза ведьмы потемнели. С ее губ стали срываться слова, древние, как сама жизнь, и зловещие, как сама смерть. Проклятье, оставленное «шептуном» уже пустило в теле Эристеля свои ядовитые корни, однако тело некроманта не позволяло ему распространиться и убить его. Некромант зашипел сквозь стиснутые зубы, и рана немедленно начала закрываться.

- Прошу извинить мою неосторожность. Матушка всегда называла меня крайне неаккуратной девочкой, - произнесла графиня, пытаясь за шуткой скрыть свою неловкость.

- Ваша матушка была мудра, как само мироздание, - ответил Эристель, натягивая ткань на плечо. – Вам больше нельзя здесь находиться. Еще немного, и в своем мире вы провалитесь в вечный сон.

- Я не хочу уходить туда, - устало произнесла графиня. – Всё началось по-новому. Новый мир, новые враги, новые страхи.

- Новый опыт, - философски заметил некромант. – До свидания, графиня.

- Мужчины..., - насмешливо бросила она. – Вам даже гордость не позволяет поблагодарить женщину за оказанную помощь.

- Но я пострадал из-за вас.

- Значит, нужно было позволить вам и дальше страдать, а то..., - Лилит договорить не успела. Эристель приблизился к ней и, коснувшись рукой ее подбородка, накрыл губы девушки поцелуем.

- Вы всех благодарите так горячо, или мне сегодня повезло? – спросила она, поспешно отстранившись. Она растерянно смотрела на Эристеля, не в силах поверить в произошедшее.

- Я не благодарил, - усмехнулся некромант. - Я прощался.

В тот же миг графиня почувствовала, как ее сердце начинает биться. Она часто заморгала, пытаясь прийти в себя, и тут же поняла, что вновь находится в Египте. Капитана уже уносили со сцены, и графиня почувствовала укол совести, что, вместо того, чтобы поддержать Ларсена своим присутствием, она позорно сбежала в параллельный мир. К другому...

Они покидали пирамиду, следуя за своими новоиспеченными хозяевами. Растерянные, напуганные, озлобленные и совершенно неуверенные в том, что когда-нибудь увидятся еще раз. Рейвен шел за египтянкой, то и дело оглядываясь назад на своих товарищей.

- Забудь о них, - холодно произнесла Нефертари. – Для тебя они умерли.

- А вот этого вы не можете мне приказать, - резко ответил Харт. Он никак не мог свыкнуться, что его купили, словно скотину, и теперь какая-то девка из прошлого будет им распоряжаться. Даже его начальник Саммерс то и дело срывал голос, потому что Рейвен предпочитал вести себя не по правилам немного чаще, чем то допускалось. Пару раз его даже отстраняли от работы.

- Ты думаешь, что ты - первый и единственный в своем роде? – в голосе египтянки послышалась насмешка. – Я родилась в неволе и получила свою свободу, только сразившись с десятью великими воинами. Первых пятерых я убила собственными руками, остальных получила в свое распоряжение, одолев в сражении. Теперь посуди сам, кто такой ты, и кто я. Я могу убить тебя в любую минуту. Но могу обучить. Сделать тебя великим воином. Таким, как Алоли или даже Сфинкс. Возможно, ты даже сможешь обрести свободу и, одолев в бою своих бывших товарищей, предоставить свободу и им. Как тебе такое, раб?

- У меня есть имя.

- Твое имя меня не интересует. Вы все для меня на одно лицо. Я запоминаю только победителей. Или...

В этот миг она с иронией обернулась на Рейвена и добавила:

- Своих любовников.

Тем временем Лесков, направляясь вместе со своим «хозяином» к его дому, получил гневное замечание и даже угрозу оказаться высеченным, как и его товарищ. Дмитрий сделал непростительную ошибку, поравнявшись с оракулом и шагая рядом с ним плечом к плечу. Такое поведение привело Эмафиона в ярость. Русский почувствовал, как его отшвыривает на несколько метров назад, и он, не удержавшись на ногах, упал на каменные плиты.

- Раб должен идти позади своего владыки. Ты выразил непочтение. Сделаешь так еще раз, и я высеку тебя сильнее, чем то сотворили с твоим другом.

«Тогда я найду способ от тебя избавиться», - подумал Дмитрий, поднимаясь с земли. Больше он свою ошибку не повторял, но злость не оставляла его до тех пор, пока они не добрались до дома старика. То была небольшая двухэтажная постройка, богато обставленная для того времени. Едва Эмафион зашел в дом, его рабы упали на пол, прижимаясь лбами к каменным плитам. Первым делом Лескова поразило то, на что были похожи эти несчастные люди. Их тела были исполосованы шрамами, а жалкие клочья одежды были рыжими от неотстиранной крови. На каждом из несчастных красовалось клеймо, видимо, указывающее на то, кому принадлежит этот раб. Не нужно быть мудрецом, чтобы понять, насколько эти создания запуганы.

- Ты снова выражаешь непочтение! – прогремел Эмафион, обернувшись на Дмитрия. Его уродливое лицо исказилось от гнева.

- Это не непочтение, это незнание! – ответил Лесков. Он уже предчувствовал, что оракул снова ударит его, но старик медлил.

- Ты когда-нибудь был рабом?

- Нет. Я сам был рабовладельцем.

- Лжешь!

- Я могу доказать!

Эмафион громко рассмеялся.

- Доказать? Доказать, что ты – не раб? Но я купил тебя. А значит, ты – раб. Вещь. Я заплатил за тебя очень высокую цену. И знаешь почему?

Дмитрий молчал.

- Потому что я хочу, чтобы ты выиграл на арене для меня некоего Сфинкса. Ты уже встречался с ним и при этом не обратился в камень. Сфинкс - мой бывший раб, тупой, как самая последняя скотина, однако он приносил мне большие деньги своими победами, а так же огромное количество выигранных рабов. Когда его заполучил Косэй, мне это крайне не понравилось. Я хочу наказать Сфинкса за то, что он проиграл.

«Значит, всё-таки арена», - Лесков окончательно помрачнел. Мало того, что его купил на всю голову озлобленный, мстительный старик, так еще и вероятность скорой смерти значительно возросла. Хотя с таким ублюдком и до арены можно не дожить.

- Вот эти вещи, - старик обвел жестом своих рабов, - дешевые. Их не жалко ломать, потому что на смену можно легко получить новые. Ты тоже можешь ломать их, если пожелаешь. Я – добрый владыка, если меня почитают, поэтому разрешаю своим воинам проявлять гнев. Гнев – прекрасная сила.

«Да ты сумасшедший!», - думал Дмитрий, изо всех сил стараясь не показывать своих эмоций.

- У тебя будут свои покои, свои вещи... Ударь тех, кого хочешь получить себе, и они будут тебе покорны. Если ты хочешь женщину, бери любую, но я запрещаю тебе связываться с воительницами. Они становятся слабыми, проявляя какие-то чувства. А мне нужна жестокость. Впрочем, если ты был рабовладельцем, тебе ли не знать. Имя у тебя есть?

- Дмитрий.

- Это не имя! – оракул вновь начал гневаться. – Имя – это то, что показывает твою суть. Твою силу. Представься еще раз, или я высеку тебя до беспамятства.