Искаженное время (СИ) - "Deacon" - Страница 131

- Величайшая! Великая! – услышал Фостер, и все его спутники разом опустились на колени. Быстро осознав, что он – единственный из мужчин у паланкина, кто еще стоит на ногах, Эрик поспешно последовал примеру остальных.

«Что великая, это точно!» - в ужасе думал он, представив, сколько может весить эта «красавица».

Эрик с досадой наблюдал за тем, как пыхтит госпожа, пытаясь переместить свою массивную тушу на деревянного сфинкса. Наконец, устроившись в кресле, она лениво махнула своим рабам, и все семеро бросились поднимать паланкин.

«И как долго нам придется таскать на своем горбу этого престарелого бегемота?» - мрачно размышлял Фостер, последним приближаясь к злосчастному сфинксу. Ему пришлось нести на своем плече одну из первых лап, да еще, как назло стоя за спиной у того египтянина, который обозвал Эрика личинкой. Этот тип явно пытался выслужиться, чтобы заработать похвалу или какую-то награду, и поэтому всеми силами пытался заслонить собой «белую ворону». К счастью, нести паланкин ввосьмером хоть и было тяжело, но не настолько, чтобы подгибались ноги. И всё же Фостер с долей зависти подумал об Ингемаре, который вообще не испытывал бы в данный момент особой нагрузки. Этот человек из космоса превосходил силой обычных земных людей, а то и вовсе мог воспользоваться своим телекинетическими способностями.

Они направлялись к реке, но не на тот берег, где дозволено купаться рабам, а выше по течению, где чистые воды еще не отравлены «смрадом» тел ничтожных. Именно здесь любили отдыхать богатые женщины этого города, и сегодняшняя госпожа Фостера не была исключением. Они шли уже около двадцати минут. Жара вступила в свои права, и американец чувствовал, как по его лицу течет пот. От усталости он смотрел себе под ноги, словно от этого путь мог сделаться короче, а воздух прохладнее. С каждой минутой ему казалось, что туша, сидящая на сфинксе становится всё тяжелее. Казалось, это мучение никогда не закончится, но вот вдалеке появилась река. На берегу уже расположились женщины в белых платьях, а рабы старательно обмахивали их опахалом. При виде воды Эрик облизнул пересохшие губы, чувствуя сильную зависть в адрес тех, кто сейчас может искупаться. К тому же до безумия хотелось пить.

Злость на свое положение и беспомощность заставили Эрика мысленно выругаться. Сейчас он ненавидел буквально всё, а в особенности – проклятого раба, который оскорбил его, толкнул и при этом не получил ничего взамен. Взгляд Эрика всё чаще останавливался на спине этого типа, а затем он начал медленно сокращать расстояние между ним и этим типом. Идущий впереди был занят тем, чтобы гордо держать спину прямо и вытягивать шею, словно лошадь на параде, поэтому не замечал, как «личинка» осторожно подкрадывается к нему. Чтобы не привлекать внимание рабов, идущих параллельно с ними, Фостер применил свою способность делаться незначительным, и, когда он достаточно приблизился к своему обидчику, Эрик с силой ударил его под колено. Нога египтянина подогнулась, и от неожиданности мужчина начал терять равновесие. Он уцепился за лапу сфинкса, тем самым повиснув на нем. Ощутив на себе тяжесть, которую Фостер делил со своим обидчиком, да еще и вес самого обидчика, Эрик почувствовал, что сам вот-вот завалится. Паланкин накренился, и сверху раздались возмущенные аханья испуганной госпожи, которая в ужасе представила, как сейчас рухнет на землю. От катастрофы спасло лишь то, что в этот момент один из рабов, державших опахало, бросился Эрику на помощь.

То, что происходило дальше, Фостер еще долго смаковал у себя в памяти. Несмотря на то, что «провинившийся» египтянин пытался оправдаться, заявляя, что это «белый» нарочно толкнул его, женщина ему не поверила. Ни сама госпожа, ни остальные рабы не видели произошедшего, поэтому гнев почтенной дамы был подобен раскату грома. Обозвав мужчину тупой, ленивой и хилой свиньей, которая не состоянии справиться с оказанной ей честью, госпожа велела ему убраться домой, где его «наградят» десятью ударами плети, а затем отправят убирать за скотом.

«Бедненький!» - с издевкой подумал Эрик, провожая смеющимися глазами «впавшего в немилость». Расстроенный, тот потащился обратно в сторону дома, в то время, как сам Фостер изо всех сил пытался не рассмеяться и выглядеть всё таким же оболганным и оскорбленным. Другие рабы явно поверили своему «другу», но защищать его перед госпожой не рискнули.

На самом деле, даже если бы Фостер и был виноват, госпожа Небибит никогда бы в жизни не прогнала столь необычного раба. Она верила Эрику не за его кроткий вид, а за молочно-белый цвет кожи, красивое лицо и хорошую фигуру. Несмотря на свой почтенный возраст, госпожа Небибит очень любила необычных красавцев, и именно она яростнее всех боролась за Эрика на торгах. К ее глубокой печали, победил Имандес, и теперь ей приходилось довольствоваться тем, что брать Фостера в наем.

Желая, чтобы другие женщины рассмотрели получше столь оригинальную вещь, Небибит велела взять Эрику опахало и идти подле нее. «Белая ворона», коей являлся Фостер, приковывал к себе взгляды египтянок, и те с любопытством рассматривали его. Когда Небибит устроилась подле реки, одна из девушек даже спросила разрешения, чтобы прикоснуться к Эрику.

- Мне казалось, что белая кожа холодна наощупь! – хохотнула изумленная египтянка, обратившись к довольной Небибит. – А она теплая, как и у всех нас! Удивительно!

– Боги, это же вещь с последних торгов! – воскликнула другая египтянка, указывая на Эрика рукой. – Они так дорого стоили, что мой отец так и не подарил мне ни одной. А я бы купила их все! Белые вещи, кто бы мог подумать... Такая редкость!

- А мой супруг, видимо, несколько приревновал, - рассмеялась другая девушка, скользнув взглядом по Эрику. В этот миг он почувствовал себя каким-то щенком редкой породы, с которого умилялись эти дамочки, и это не могло его не задевать. Он – наемный убийца, которого разыскивало двадцать четыре государства, а эти дуры видят в нем только белую кожу, которая в ближайшее время загорит под палящими лучами, и наверняка поднимется вой. Фостер уже слабо напоминал тот пельмень, который перенесся из петербургских подземелий: бронзовый загар уже оставил на его коже свой след.

Тем временем в подземельях под Главным Храмом, Ингемар Ларсен продолжал бороться за жизнь некоей девушки, которая уже полностью обратилась в камень. Ее тело больше не было пористым: кожа стало мраморно-белой с красивым розоватым подтоном, волосы, брови и ресницы побелели, отчего девушка все больше напоминала статую. Она не дышала. Грудь не вздымалась, и Ларсен в отчаянии подумал о том, что все его усилия были напрасны. Измученный, он с трудом держался, чтобы не выпустить руку несчастной женщины, но, когда он увидел ее такой, то начал сомневаться. Ларсен не знал, сколько сейчас времени, взошло ли солнце: в нем осталась только боль, которая уже не была настолько сильной, насколько вначале. Теперь Ларсен мог трезво мыслить, и только усталость после бессонной ночи свинцом разливалась по телу. Хотелось закрыть глаза и заснуть, но это было невозможно. Полпути уже пройдено. Осталось дойти до конца. Ингемар не знал, насколько верно он поступил, но надеялся, что его жертва не будет напрасной. Это существо могло обладать какой-то информацией и, быть может, даже прийти на помощь. В конце-концов, человек из камня мог стать весьма ценным союзником. Хоть бы она не оказалась еще одним местным чудовищем!

Ингемар услышал звук приближающихся шагов. К нему подошла одна из рабынь и помогла ему напиться, после чего Ларсен кивком поблагодарил ее. В глазах девушки мелькнуло сочувствие – она привыкла наблюдать за мучениями, но поступок этого человека не мог не восхитить ее. Кто еще в этом мире помог бы рабу, обреченному на смерть? У этого человека красивым было не только лицо, но и сердце, и теперь о нем говорили едва ли не все рабы в храме. Девушка едва успела поставить кувшин, как в помещении появились Нахти и Всевидящий. Нахти неспешно приблизился к каменной женщине и коснулся своими уродливыми пальцами ее шеи.