Искаженное время (СИ) - "Deacon" - Страница 130

IX

Чудный новый день

Утро пришло в Египет красными всполохами рассвета, которые стремительно заполонили город, словно его новые хозяева. Пирамиды величественно подпирали раскаленное до красна небо, позволяя солнцу стекать по их стенам, легкий ветерок лениво гонял песчаную пыль по улицам, и первые птицы уже начали насвистывать свои залихватские песни.

Пробуждение Эрика Фостера началось с того, что один из рабов Имандеса резко окликнул его по имени Низам, отчего наемник буквально подскочил на постели. Сначала американец вообще не понял, что этот человек обращается к нему, и едва не рявкнул в ответ: «Что ты орешь! Нет тут никакого Низама, дебил!». Но затем Эрик вспомнил, что Имандес переименовал его в «покорного», и в ту же секунду пришло понимание, что вчерашний волшебный вечер подошел к концу. Сегодня Эрик опять проснулся в аду, где будет пребывать еще черт знает сколько времени.

«Прямо как гребаный понедельник», - зло подумал Эрик. «Выходные закончились, и пора снова начинать целовать зад начальству. А в моем случае, еще и заплесневелый»

Он хотел было поинтересоваться у раба, что с ним собираются делать сегодня, но вспомнил, что запрет на общение Имандес не отменял, поэтому молча вылез из постели и начал одеваться. Раб хмуро следил за ним, чувствуя зависть, что какой-то нам новичок уже успел заработать себе имя, отдых и красивую одежду. Под красивой одеждой подразумевались грубые кожаные доспехи, в которых было жарко, которые натирали собственную кожу, и в которых было совершенно неудобно двигаться.

«Как клоун!» - с досадой подумал Эрик, оглядев себя в меру своих возможностей. Впрочем, ходить в набедренной повязке ему улыбалось еще меньше, поэтому Фостер решил радоваться хоть каким-то улучшениям. К тому же, попасться на глаза Лескову, будучи наряженным в доспехи, не так унизительно, чем встретиться с ним в костюме половой тряпки. Мысль о том, что Дмитрий уже может быть мертв, Фостер отталкивал от себя обеими руками: не потому, что сильно обожал его, а потому, что боялся остаться здесь в одиночестве. Остальных своих спутников он не брал в расчет. Ни Ингемар, ни Рейвен, ни Ильнес, ни даже Лилит его не интересовали, и их участь нисколько его не трогала.

Закончив закреплять доспехи, Фостер вопросительно посмотрел на раба, мол, что делать дальше, и тот протянул ему глиняную чашу, наполненную какой-то золотистой массой.

- Покрой этим шею, плечи и руки до локтей.

В глазах американца появилась озадаченность. Впервые за все время нахождения здесь кому-то из рабов велели намазывать на себя какой-то блестящий крем, который на солнце засверкает еще ярче.

«Что это еще за гейские обряды?» - с подозрением подумал Эрик, но все-таки молча подчинился и принялся красить свое тело, с каждым движением мрачнея еще больше. Мысленно он опять принялся успокаивать себя тем, что его хотя бы не видит Лесков. Дмитрий бы точно сказал что-то вроде: «Золотой Фонд России в сандалиях».

Мысленно выматерившись, Эрик вернул рабу чашу и злобно посмотрел на него, отчего тот несколько растерялся. Он думал, что Низам будет рад тому, что теперь выглядит красиво и даже немного похожим на господ, однако этот новенький явно не разделял взгляды на модные тенденции этого города.

- Госпожа, которая купила тебя на весь день, любит пользоваться красивыми вещами, - словно оправдываясь, произнес раб. На лице Эрика отразилось неподдельное удивление, затем подозрение, а затем словно триста пятьдесят ангелов разом запели у него над головой. Боже, ну, наконец-то! Не мытье полов, не вонючая конюшня, а женщина! Да еще и госпожа! То, что управляться с женщинами он умел, Эрик не сомневался. Сомневался в другом: будет ли эта женщина выглядеть так, чтобы с ней хотелось управляться. Но ведь госпожа Рейвена была очень даже эффектной, поэтому в данном случае надежду на лучшее никто не отменял.

«Может, полоса из удобрений уже пройдена, и мне фартанет хотя бы на смазливую девочку с хорошей фигуркой?» - успокаивал себя Эрик. В любом случае, ситуация складывалась куда лучше, чем если бы ему пришлось целый день раскланиваться в этом доме, боясь даже зад почесать без разрешения хозяина.

Получив на завтрак засохшую лепешку и стакан невкусной теплой воды, Эрик заставил себя проглотить скудное подношение. В вопросе еды он вообще не проявлял характера, боясь, что потом вообще ничего не будет, и с голодухи даже такое угощение покажется изысканным лакомством.

В это утро Имандеса Эрик не видел. Видимо, «господин» все еще спал в постели в компании своих любовниц, поэтому никакое злобное напутствие Фостеру не прилетело. Он неспешно шел следом за своим проводником, довольный утренней прохладой, которая вот-вот сменится раскаленным зноем. Улицы были пусты, только рабы, понукаемые надсмотрщиками, уже направлялись заниматься строительством новой пирамиды. Глядя на них, Фостер искренне поблагодарил судьбу, что ему досталось только мытье полов и уборка навоза. С первой задачей он справился без труда, со второй за него разобралась Лилит, а нынешняя и вовсе кажется просто блаженством.

Проводник Эрика остановился возле какого-то богатого по тем меркам дома и указал на семерых юношей, одетых примерно так же, как сам Фостер, и так же тщательно намазанных золотом. Они стояли подле внушительного размера паланкина, в форме лежащего сфинкса, на спине которого размещалось роскошное, обшитое коричневой кожей кресло. Эрику не нужно было работать на кафедре египтологии, чтобы понять, что он будет одним из восьми рабов, на чье плечо ляжет тяжелая лапа фигуры.

«Я что, подрядился работать долбаным верблюдом?» - зло подумал Фостер, окидывая взглядом деревянное сооружение. Надо сказать, что, будь он в другой ситуации, например, сам восседал бы верхом на сфинксе, то, определенно, оценил бы мастерскую работу создателя этого паланкина. Тело льва было вырезано настолько изящно и при этом правдоподобно, словно мастер держал перед собой настоящего льва. Лицо сфинкса было женским, причем удивительно красивым и, можно даже сказать, живым.

- Жди с ними! – голос проводника отвлек Эрика от размышлений, и наемник нехотя направился к своим братьям по несчастью. То, как его оглядели эти семеро, не слишком понравилось Фостеру. Вместо сочувствующих взглядов «Держись, кореш!», Эрик почувствовал на себе непонятно чем вызванную злость. Они буравили его глазами, словно злейшего врага, и от этого наемнику стало несколько не по себе. Нет, он привык, что где бы он ни оказывался, его непременно начинали ненавидеть, но не с первого же взгляда. Для этого Фостер трудился какое-то время: язвил, высмеивал и всеми силами выводил людей из себя, но сейчас он даже рта не успел открыть. Столь откровенное недружелюбие при первой встрече было Эрику в диковинку. Впрочем, кое-какие догадки уже начали закрадываться в голову наемника: все рабы были как на подбор привлекательными, высокими и с хорошей фигурой, поэтому, вполне возможно, они видели друг в друге конкурентов, а Эрика с его белой кожей и вовсе восприняли, как врага. Он слишком сильно выделялся на фоне остальных, и не трудно было угадать, на кого первым делом посмотрит госпожа.

- Ты уродливый и белый, как личинка жука! – внезапно услышал Эрик злобное восклицание в свой адрес. Один из египетских «апполонов» решительно направился к нему и толкнул в грудь, словно пьяный скандалист в каком-нибудь баре. Фостер не ожидал такого поворота, поэтому, чтобы не потерять равновесие, автоматически отступил на пару шагов. От последствий египтянина спасло только появление той самой госпожи, за чье внимание они все так боролись. Все семеро немедленно вытянулись по струнке, с благоговением глядя на женщину, медленно направляющуюся к паланкину в сопровождении еще двух красавцев. Оба ее спутника сжимали в руках опахала, которым обмахивали свою госпожу и прикрывали от солнца.

То, что Эрик еще несколько минут назад представлял собой хорошенькой девушкой, на деле оказалось очень полной женщиной лет пятидесяти. Ее огромное тело было облачено в белое платье, которое Фостер мысленно окрестил не иначе как чехлом от рояля. Кожа женщины блестела на солнце, покрытая золотым напылением, а глаза с нависшими веками были густо подведены черным.