Грустный день смеха
(Повести и рассказы) - Дубровин Евгений Пантелеевич - Страница 74

— Я не имею в виду вас, — смутился отдыхающий. — Я так, вообще… Может, там день рождения. У вас когда день рождения?

— Четырнадцатого июля, — машинально ответил я, разворачивая телеграмму непослушными пальцами.

Текст телеграммы был следующий:

«По вине вашего сына сгорело подсобное помещение универмага № 4 тчк Убыток исчисляется одна тысяча тридцать семь рублей сорок восемь копеек тчк Срочно свяжитесь мною телефоны… зап Мария Степановна».

— Ну что? — спросил отдыхающий, тревожно заглядывая мне в глаза. — Плохие новости?

— Ерунда, — сказал я. — Небольшой убыток.

…Сына я застал за созданием макета какого-то сложного вооружения, похожего на башенный кран (как потом выяснилось — это была схема пищеварительной системы кашалота). Он был один. Мать срочно вызвали на заседание по поводу ограбления на Малой Сенной.

— Привет, старик, — сказал сын, не отрываясь от схемы пищеварительной системы. — Ну как, поправил здоровье?

— Поправил, — сказал я мрачно. — Снимай штаны!

Сын вылепил из пластилина какую-то кишку, прикрепил ее к другой кишке и произнес:

— Я понимаю, старик, твое желание немедленно начать расправу, но завтра у нас ночная экскурсия в планетарий. Будем смотреть на звезды. Не могу же я смотреть на звезды зареванными глазами. Так что хочешь не хочешь, а придется тебе перенести экзекуцию на послезавтра.

Довод был убедительный, и я согласился повременить с расправой. Тем более, как выяснилось, педсовет перенесли на неопределенное время в связи с возможным посещением школы профсоюзной делегацией Новой Зеландии.

Не удалась расправа и на третий день, так как в школе проходил межрайонный слет юных кактусоводов. Мой сын не был юным кактусоводом, но слет засчитывался как урок по биологии и явка на него была обязательной.

В пятницу вечером сын уехал с ночевкой в пригородное лесничество смотреть, как производят усыпление диких кабанов на предмет их взвешивания и обмера (внеклассное занятие по труду).

Оставалось воскресенье. Я заранее приготовил ремень, несмотря на то что накануне позвонила Мария Степановна и сообщила, что слесарь дядя Коля действительно оказался влиятельным человеком и помог уладить конфликт с Канадой. Склад игрушек универмага № 4, к счастью, не сгорел, он оказался в антисанитарном состоянии, и, возможно, на меня не сделают начета. И вообще, ребенок изменился к лучшему: регулярно посещает все мероприятия, воздерживается от эксцессов. Очевидно, сказывалось «наличие моего присутствия».

Тем не менее слово есть слово — экзекуция должна быть проведена.

Но тут выяснилось, что сын забыл проложить на карте и обсчитать трассу от озера Байкал до полуострова Таймыр (вместе с туннелями и мостами. Побеждает тот, кто спроектирует наиболее дешевую и надежную трассу).

— Ничего не поделаешь, старик, — вздохнул сын. — Придется тебе потерпеть до понедельника.

После обеда прошел теплый ливень. Выглянуло солнце, защебетали птицы, небо опрокинулось на тротуары. Стало так красиво, что хотелось плакать и смеяться одновременно. Я вышел на улицу. Под нашими окнами в голубой луже плавали белые облака, отражались кусты акации, и казалось, что лужа бездонная. Захотелось, как в детстве, побродить по воде босиком.

Немного поколебавшись, я разулся и залез в лужу.

Ну как же здорово! Прохожие останавливались и смотрели на меня с завистью.

— Пьяный, вот и залез, — утешали они сами себя.

— Эй, сынок! — крикнул я. — Иди сюда! Походим по луже! Знаешь, как чудесно!

На балконе показался озабоченный сын.

— Взрослый, а ведешь себя как маленький, — заметил он осуждающе. — Ты лучше скажи мне формулу для подсчета площади сечения двухтавровой балки.

Я напряг память, но перед глазами лишь мельтешили какие-то обрывки интегралов и корней.

— Не помню… — пробормотал я.

— Как же ты окончил школу? — удивился сын.

Я смутился и заспешил из лужи к своим туфлям.

В нашей организации я был известен как человек, которого невозможно разыграть. Уж чего только не придумывали! Сенькин даже немолодой девушкой загримировался и пытался со мной заигрывать, так хотелось ему выставить меня дураком. Сенькин — мой враг номер один. А все потому, что он младший экономист, а я просто экономист. «Не я буду, — клялся Сенькин в кулуарах, — если не добьюсь, чтобы он вернулся назад, в младшие экономисты». Мечтая выставить меня на посмешище, Сенькин даже опускался до того, что однажды подпилил ножки моего служебного стула, а это уж самое последнее дело. Но я очень осторожный человек и никогда не теряю бдительности.

И все же Сенькин меня разыграл. Да еще в день первого апреля! Вот как было дело. В первоапрельский день я, как обычно, принял особые меры предосторожности. По дороге на работу я еще издали обходил знакомых, вполне естественно, не ожидая от них на сей раз ничего хорошего. Я, не вскрывая, бросил в урну толстый пакет, переданный мне вахтером, так как там наверняка была какая-нибудь гадость. В кабинете на моем столе лежали две телеграммы. «Встречай поезд 33 вагон 8 Дуся» и «Бабушка умерла похороны среду». Я их спокойно разорвал и выбросил в корзину. Все это были детские штучки.

Первого апреля главная опасность — телефон. На телефоне в основном все и горят. Только не я. Нет, я не снимаю на весь день трубку и не обрываю провод, как некоторые. И не пытаюсь перепроверить каждый подозрительный звонок. В этот день на все звонки я отвечаю голосом нашей уборщицы тети Кати: «Они вышемши. Чаво передать?» Если человек звонит по делу, он скажет, что передать. Если хотел разыграть, сразу положит трубку: какой дурак будет через уборщицу передавать розыгрыш, который лелеял и холил, может быть, целый год?

Особенно надо быть бдительным к концу дня. Хороший розыгрыш обычно вызревает к шести часам. Когда жертва уже забывает, что сегодня первое апреля, когда чувство опасности притупляется. Человек расслабляется, думает о домашних тапках, чае, телевизоре. Тут-то его и берут.

Я же, наоборот, к концу дня мобилизую всю свою нервную систему. И поэтому, когда без пяти шесть ко мне в кабинет вошел Сенькин, я ему сразу сказал:

— Бдю. Так что бесполезно.

— Сегодня шестерых разыграл, — похвастался Сенькин. — Последний ты у меня остался. Я тебе самую лучшую хохму приберег. Ночь спать не будешь.

Говорит, а у самого рожа так и лоснится, так и сияет.

— Ну, давай, — говорю. — Выкладывай, только бесполезно.

У Сенькина рот до ушей.

— Встречает меня сейчас Виталий Иванович и говорит: «Чтобы завтра утром расчет Е3856 был у меня на столе. Наш отчет в министерстве». Сел в машину и укатил в главк. Вот так!

Я обомлел. Задание Е3856 мы с Сенькиным получили всего неделю назад, о срочности и речи не было, и я, честно говоря, даже не думал к нему приступать.

— Врешь! — говорю.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, дело хозяйское. Я лично гробиться не собираюсь. Понижать меня некуда, поскольку я и так младший. А ты вот, дружище, повкалывай.

И ушел. Я за телефон: «Где Виталий Иванович?» — «Уехал в главк, сегодня не будет».

Что делать? Этому типу Сенькину было бы легче: у него жена оператором на ЭВМ работает и теща преподает арифметику в четвертом классе, а у меня всего и радости: общежитие физико-математического института из окна виднеется. И едва я подумал про институт, то сразу понял, что спасен.

До утра в ту ночь светились окна общежития физико-математического института, а я мотался на такси по вокзалам, закупая в огромных количествах пиво и бутерброды. К утру расчет Е3856 был готов. Это был тринадцатый подвиг Геракла в условиях современной цивилизации и научно-технической революции.

Утром, пошатываясь, с рулоном графиков под мышкой, я поплелся на работу. Шеф был у себя.

— Что это? — удивился он.

— Вы же сами… к утру… — пробормотал я, уже догадываясь, что Сенькин разыграл.

Шеф пробежал расчеты и уставился на меня.