Малайский крис
(Преступления Серебряного века Том II) - Балашов А. С. - Страница 6

Действие весны и любви. — Загородная прогулка. — Свидания. — Сближение.

Красивая ли внешность Пяткина, или его симпатичные беседы, а, может быть, и сама чаровница-весна действовали на Наташу как-то утомляюще, но она потеряла к экзаменам прежнюю внимательность, и в результате было то, что два экзамена она сдала неудовлетворительно. Это ее огорчило и она пожаловалась Пяткину.

— Плохо дело, Александр Иванович: по двум предметам провалилась. Грозит переэкзаменовка, да неловко перед домашними: никогда этого со мной не случалось!

— Вам нужно, Наталья Сергеевна, проветриться, воздухом подышать! Смотрите, какая чудная погода! Давайте-ка, проедемся за город?

И он назвал одно живописное дачное место.

Пожалуй, только я в казенном платье и без денег.

— Это ничего не значит, о финансах не беспокойтесь; у меня найдется. Там, на лоне природы, попьем чайку или молочка с хлебцем.

Так и сделали. Поехали по железной дороге и на одной из станционных сторожевых будок вынесли им стол, подали и самовар со свежим молоком. Подали яйца с маслом и домашним хлебом. Внизу проносились поезда, и Наташа чувствовала себя как будто бодрее и после прогулки силы ее на дальнейшие экзамены восстановились.

Красота ли Пяткина и его мужское обаяние действовали чарующе на молодую девушку, или же возраст Наташин был такой, но только теперь дня не проходило, чтобы она не посетила бульвар, и там в тени аллеи просиживали они часы, и время протекало у них незаметно.

Не замечала Наташа, что новый друг ее пропускает службу, просиживая с нею часы на бульварной скамейке, да и не до того было: в беседах с ним она забывала весь окружающий мир и жила только этими свиданиями.

Родители ее собирались на лето ехать не на дачу, как постоянно, а в свое имение на юг России, заняты были сборами и не обращали никакого внимания на долгие отлучки дочери, да она у них пользовалась неограниченной свободой и делала, не спрашиваясь, что хотела.

Как-то раз Пяткин пришел на свидание в высшей степени приподнятом настроении, шутил, острил, смеялся и, наконец, предложил ей опять прокатиться за город.

Наташа охотно согласилась, тем более, что была уже не в казенном платье.

В эту прогулку Пяткин захватил и бутылку хорошего вина.

Расставив на накрытом той же сторожихой столике вино и закуски, Пяткин произнес:

— Ну-с, Наталья Сергеевна, не откажитесь на прощание выпить со мною рюмочку винца…

— Что это значит? Разве вы уезжаете куда? — спросила испуганная девушка.

— Далеко и навеки! Жить вблизи вас я не могу: без вас жизнь — не жизнь, а предложить вам стать моей женой нельзя!..

— Да почему же?! Я свободна в своем выборе и родители не будут против… А разве вы?..

— Я — преступник, — сказал с глухим стоном Пяткин и опустил голову на стол.

Молодая девушка, не поняв смысл этого слова и думая, что он заключается в этой любви его к ней, с жаром вскричала:

— Перестаньте! Жизнь наша впереди, я люблю вас, слышите?

И она обхватила его шею своими нежными руками.

Вся кровь бросилась в голову Пяткину: он забыл, где находится, и начал осыпать молодую девушку страстными поцелуями…

На возвратном пути, уже в городе, они заезжали в первоклассный ресторан и сидели в отдельном кабинете.

Что было дальше, Наташа и сама не помнит, но только в этот же вечер она со всей страстностью дочери свободной любви отдалась предмету своей страсти…

Часы любви. — Пропуск свидании. — Газетные объявления. — Вторая жертва бульвара.

Как в чаду, протекло несколько дней в их прогулках и лобзаниях.

Место свиданий по-прежнему было на бульваре, а далее Наташа не отдавала себе отчета. Воля ее была парализована: ехала она туда, куда вез ее Пяткин, поглощенная всецело чувственной любовью.

Но вот случилось, что однажды Пяткин на свидание не явился.

До вечера ходила молодая девушка по бульвару и возвратилась домой, как ошеломленная.

На другой день оказалось то же.

Наташа исстрадалась и не знала, что и подумать.

Решила она, что возлюбленный ее заболел, и хотела справиться о нем по месту службы. Но, к несчастью, она не знала, в каком именно банке он служит.

Спустя несколько времени, накануне почти отъезда в имение, Наташа, сразу похудевшая и пожелтевшая, сидела с родителями за утренним чаем.

— Что это, Наташа, на тебе лица нет? — спросил Томилин. — Нездорова, что ли? Надо бы за доктором послать…

— Нет, папа, я ничего…

— Вероятно, экзамены утомили. И я в свое время страдала от них, — произнесла Вера Борисовна.

— Ну, в деревне отдохнет, — проговорил отец.

Наташа машинально взяла одну из газет и сразу как бы окаменела. Ей в глаза бросилась знакомая фамилия и заставила ее углубиться в чтение.

«Крупная растрата, — прочла она, — служащий по приемке вкладов в правлении **ского городского банка дворянин Александр Иванович Пяткин, несколько дней не являвшийся на службу, когда были наведены справки на квартире, то оказалось, что неизвестно куда скрылся, захватив с собой принадлежащие банку вклады на сумму 5000 рублей. Дело передано судебному следователю».

Далее мелким шрифтом в рубрике происшествий было: «Вчера, в 8 часу утра, на **ском бульваре на правой стороне аллеи был снят труп повесившегося прилично одетого молодого человека, на вид лет 30-ти. В кармане пальто найдена записка: „В смерти моей прошу никого не винить. Потерял сумму, принадлежащую **скому банку. Дворянин Александр Пяткин“».

Дочитав до конца, несчастная молодая девушка без чувств грохнулась на пол.

Послали за доктором, и поездку в имение надо было отложить.

Долго прохворала несчастная девушка и когда оправилась, то решила, что жить более не для чего и что она отправится вслед за своим возлюбленным.

Она, несмотря на то, что честь ее была отнята несчастным самоубийцей, все же не винила покойного Пяткина, так как отдалась ему почти что сама, и имя своего возлюбленного держала в уме, как героя, который не побоялся смерти, зная, что ему нельзя было бы доказать свою невинность.

Слово «преступник», сказанное им в станционной будке, стало теперь ей понятным.

Вполне оправившись от болезни, не успевшая еще вступить в жизнь девушка, но с надломленной уже жизнью, вышла вечерком на ту аллею городского бульвара, где проводила со своим другом приятные минуты свиданий и, вынув небольшой отточенный дамский кинжал, пронзила свое молодое сердце, по стечению обстоятельств на той же самой скамейке, на которой ее восемнадцать лет тому назад нашел бульварный сторож, и бульварная аллея оросилась юной кровью.

Ал. Александровский

ТАЙНЫ МОСКОВСКИХ БУЛЬВАРНЫХ АЛЛЕЙ

Повесть

Был ясный осенний вечер. Солнце уже склонялось к западу и косые лучи его ярко горели на позлащенных главах многочисленных церквей Москвы. По случаю праздника движение по Москворецкой набережной было многолюдное. Всюду слышался грохот экипажей, людской оживленный говор, раздавались звонки трамваев и все это сливалось в неопределенный беспорядочный хаос вместе с вечерним звоном церковных колоколов.

Вдруг раздался тревожный крик: «Держите, держите!..» То кричал молодой парень-кучер, бежавший впритруску по берегу реки. Кафтан его был весть в грязи, по лицу текла кровь…

А впереди в это время, закусив удила, бешено мчалась лошадь с налитыми кровью глазами и с пеной у рта. Встречные прохожие в страхе сторонились от озверевшего животного.

В пролетке, бледная как смерть, с выражением безмолвного ужаса в широко открытых глазах, сидела молодая девушка. Темная осенняя шляпка ее сбита была набок и ветер силился сорвать ее с прекрасной русой головки. Некоторые встречные пытались остановить лошадь, загораживая ей дорогу, но при ее приближении отскакивали в сторону, обрекая таким образом на неминуемую гибель молодую девушку.