И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест" - Страница 91

Покидать Роккэна не хотелось, но юноша кивнул и медленно вышел из операционной, поднялся по лестнице и вернулся в гостиную. Найтгест тихо читал в кресле, но на звук его шагов обернулся и подорвался с места.

— Ну? Что он сказал? — тут же обеспокоенно спросил он, подбежав к Руруке и схватив его за плечи. Обеспокоенный, встревоженный, уставший и очень бледный — это выражение лица хронист запомнил надолго. — Что с Роком?

— Жить будет, — улыбнулся Рурука, положив ладони на плечи вампиру. — Спасибо, Пассиса, без тебя… не знаю, что бы я делал. Что бы стало с моим братом.

— Не благодари, — чернокнижник залился румянцем, глаза его живо заблестели. — Я же говорил, для друзей я всё готов сделать. Что у вас дальше в планах?

Рурука поник, качнул головой и присел на подлокотник дивана. Пассиса удивлённо приподнял брови, затем коснулся его локтя, привлекая к себе внимание. Летописец чуть пожал плечами, показывая, что не знает, что ему теперь делать и как быть. За несколько лет на службе у Господина чернокнижников им удалось накопить денег, пусть и немного, но на жизнь должно было хватить. Да и своих проблем у мальчишек хватало, в том числе и та, что стояла теперь перед старшим Миррором ребром.

— Наша опекунша умерла несколько месяцев назад и оставила нам в наследство дом и немного средств, — пояснил своё подавленное состояние Рурука. — Пока мы находились под руководством Гилберта, всё было в порядке. Но теперь детский дом может попробовать вернуть нас к себе. Если я ещё худо-бедно отверчусь, десять лет всего осталось потерпеть, то у Роккэна это не выйдет. Так что с завтрашнего дня я буду искать работу в Умбрэ. Может быть какому-нибудь коллекционеру нужно реставрировать книги.

— Я могу оформить над вами опеку, и тебе не придётся так уж прям бегать, — спокойно и с достоинством предложил Пассиса, ободряюще улыбнувшись юноше. Его готовность ради брата побросать всё приятно удивила, ведь вампир привык видеть обоих охломонов, совершенно несерьёзно относящимися ко всему на свете. — Это ни к чему вас не обязывает. Как только станешь совершеннолетним, можешь сжечь контракт.

— И откуда в тебе столько благородства, — не без намёка на одного их общего знакомого удивился летописец.

— Это семейное, — продолжал гнуть своё Найтгест, чуть надувшись.

— Как скажешь, — качнул головой хронист, затем неловко поёрзал. — Ты не собираешься в замок возвращаться? Поздний час.

— Не сегодня. Сегодня у меня слишком дурное для этого настроение. Пожалуй, обойдёмся одной парой искалеченных рук.

— Прости? — не совсем понял Мироор, окинув его быстрым взглядом.

— Совет ещё не принял решение о наследнике титула. Будет неловко, если фракция останется без Господина, — жестоко и сухо проговорил юноша, уставившись в окно. В его аметистовых глазах плясали искры гнева и горя, губы поджались в тонкую белую линию. — Мне надо успокоиться. Решим с вашей опекой, и только тогда вернусь.

Руруке оставалось только кивнуть и про себя ужаснуться, настолько в этот момент младший брат Господина чернокнижников походил на него самого.

❃ ❃ ❃

Светало. Солнечные лучи заливали мягкими потоками пустующую мастерскую. Тихо скрипнула дверь, и внутрь шагнул тёмный силуэт, будто сотканный из живого мрака. За ним тихо сама собой закрылась дверь. Сегодня у себя на столе он нашёл два заявления на увольнение, подписанные Пассисой Найтгестом. И теперь явился в мастерскую, полный желания разорвать здесь всё к чертям. Но что-то остановило владыку мрака. Он неторопливо ходил вдоль стен, поворачивал портреты к себе лицом, рассматривая. На одном из них изобразили пару: молодой беловолосый юноша, одетый в простую чуть мятую рубаху, встрёпанный и улыбчивый, сидел на коленях у Господина чернокнижников, вольно закинув ноги на подлокотник кресла. На другом, занавесившись волосами, читал Пассиса. Мужчина прошёлся из одного угла в другой, а после стал по одному подбирать с пола листы и холсты, толком не присматриваясь, но и не сминая, не сжигая, не разрывая. Чтобы собрать их все до последнего, пришлось немало попотеть, отличить простые заброшенные недоработки от завершённых «шедевров». Некоторые были нарисованы тяп-ляп, на колене, чуть ли не палкой, измазанной в говне, однако они бережно хранились художником и были, порой, чуть не лучше того, что сейчас стояло на мольберте, скучая. Будто случайные, штрихи и мазки складывались в общую картину, но Гилберт не вглядывался в них, мельком улавливая образы и силуэты.

Когда на полу не осталось ни единого листа, вампир присел под окном с приличной пачкой в руках, запрокинув назад голову. В ней царила звенящая гулкая пустота. Пальцы его прошлись по линиям, прочувствовали едва ощутимые шероховатости. Взгляд сам зацепился за них, заскользил, провожая каждую. Он откладывал их по одному в сторону, особо не разглядывая, просто отмечая: лекционный кабинет, профессор, какой-то чернокнижник уминает за обедом трёхэтажный бутерброд, Артемис с лютней, мантикора точит когти о камень, Рурука листает энциклопедию, не слишком удачный автопортрет, оборотень демонстрирует растяжку. Иногда мужчина задавался вопросом: зачем это было рисовать? Для него эти картины не имели никакого значения, были столь разрозненны, бессюжетны и легки. Но попадались и другие, целые серии, и вот они уже были нарисованы с особенными любовью и трепетом тонкой кистью. Переливы тонов, мягкость и плавность черт, непринуждённость, сквозящая в позах. Никто не был в силах узнать и понять, сколько юный талантливый художник тратил усердий, терпения и времени, сколько ругался, психовал, забрасывал и начинал снова, чтобы довести малёвщину до ума. Особенно Найтгеста удивило то, сколько в этом сборище оказалось портретов Пассисы, отражая все его настроения, мимику. С особой любовью прорисованные кудри, волос к волосу, точно творец помнил каждый из них, знал, как они лежат, и питал ненормальные чувства к этим немного взлохмаченным изгибам. Кисти, черты лица, позы, занятия. Чего только не было: и полный смущения побег из кабинета, и детская обида после падения, и смех. На одном из них младший брат Гилберта изображался сидящим на полу, одна штанина порванная, измазанная кровью. Рядом с ним на одно колено присел Господин чернокнижников, уложив ладонь на макушку непоседе. Тёмные губы мужчины изогнулись в мягкой и сочувственной улыбке. На секунду мелькнула мысль: вампир явно представил, как Роккэн после каждого происшествия доставал свою огромную тетрадь и начинал торопливо зарисовывать.

— Что в голове, то и на языке, — в абсолютной тишине прошептал Найтгест, и сердце его сжалось.

Непосредственный младший Миррор, творящий всегда, везде, в любом настроении и ситуации. Мыслей в его голове наверняка было больше, чем он мог перенести на самом деле, и большая часть из них переходила на холст. Как ребёнок, он торопился рассказать о своих соображениях, донести их до мира, но не всегда несовершенный устный язык позволял исполнить задумку. И оттого становилось лишь более мерзостно, мужчину воротило с души. «Я искалечил ребёнка», — тихо самому себе сказал чернокнижник, будто подписывая себе приговор, вынося вердикт. Душа сжалась, завыла, леденея. Беззащитного, ни в чём неповинного мальчишку, куда более прозорливого, чем сам Господин чернокнижников. Мужчина отложил ещё один рисунок и наткнулся на явно свежий: Охотник, заключённый в кокон мрака, как странная бабочка, готовая выпустить крылья. Крылья, которые он вырвал с корнем, даже не посмотрев на их тонкую красоту. Ещё один, ещё, бессмысленные зарисовки, мебель, пейзажи, оружие, мельком увиденное собрание чернокнижников со своим Повелителем во главе, снова Пассиса, нежно прижимающий к груди какой-то букет и записку. Найтгест не смел зажмуриться и прерваться, остановить душевные муки. Но одно из полотен заставило его задержаться. Чёрный дракон величественно разлёгся на солнце возле своей пещеры с золотом. Распахнутые крылья скрывали его от слишком ярких лучей, отбрасывая приятный тенёк на рогатую голову. Он сложил друг на друге когтистые лапы, уместив на них подбородок. Один его глаз был закрыт, второй же несколько недовольно косился чуть вверх. По шее его карабкался детёныш, второй уже восседал с важным видом на ветвистых, массивных рогах, похожих на настоящую корону. Чуть поодаль от семейства скопилась кучка костей, над другой неразборчивой грудой поднимался дымок. Со светлыми брюшками, неокрепшими прозрачными крыльями, они веселились во всю, донимая отца, но тот мягко и снисходительно терпел. «И где только дракона успел увидеть, проныра», — про себя восхитился чернокнижник, почитавший этих могучих созданий и знавший их истинную цену, как, пожалуй, никто иной. Что-то в этой картине ему показалось смутно знакомым, но вампир никогда не был тем, кто рассматривает каждую деталь с особым вниманием, а потом лишь положил рисунок рядом с остальными, отдельно, чтобы полюбоваться позже.