И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест" - Страница 135

Повторять летописцу дважды не пришлось: Рурука побежал впереди Охотника, едва только слова друга улеглись в его голове и дошли до оцепеневшего сознания. Если всё было именно так, как обрисовал Артемис, то в этот раз он мог не успеть добраться до брата и спасти его. Перед глазами одна другую сменяли картинки: искорёженное тело Роккэна и Найтгест, стоящий над ним с абсолютно безразличным лицом и окровавленной тростью в руках; порезанная на тонкие лоскуты кожа, скомканная, валяется где-то в снегу; зовущий на помощь Роккэн, оказавшийся в западне с Господином чернокнижников. И чем более бредовыми и отчаянными становились сцены, тем быстрее бежал хронист, абсолютно не разбирая дороги и готовясь загнать себя в пену, если только понадобится. Хватка на шивороте заставила его остановиться. Акио решительно постучал в двери комнаты Пассисы, выждал несколько секунд для приличия и зашёл внутрь. В отличие от Руруки он не испытал ни капли священного трепета и восторга, когда вошёл в святая святых. Младший Найтгест уже не спал и занимался своим излюбленным делом. По крайней мере до тех пор, пока к нему не пришли гости.

— Найди Гилберта и Роккэна. Срочно, — не размениваясь на приветствия и объяснения, потребовал Артемис.

Отчего-то посмотрев на его лицо, Пассиса даже не подумал возразить или помедлить. По крайней мере оба вчерашних буяна сейчас выглядели слишком взволнованными и настроенными едва ли не на войну. Прикрыв глаза, вампир убрал ограничения с собственного разума и поверхностно прислушался к мыслям тех, кто бодрствовал и не закрывался от него. То, что творилось в головах его посетителей, ему совершенно не понравилось и лишь добавило пыла к поискам. Раскинуть сеть пришлось дальше, чем он полагал, и даже некоторый страх успел поселиться в сердце псионика до того, как он отыскал знакомые ощущения во всей круговерти.

— В конюшню, — быстро бросил Найтгест, но, когда открыл глаза, обнаружил, что дверь в комнату покачивается от порыва ветра, а сам он сидит в одиночестве.

Подорвавшись, юноша припустил за друзьями, не желая оставаться в стороне, когда могло произойти что-то страшное. Сознание брата было закрыто как и обыкновенно, и ломиться в него Найтгест не стал, однако же Роккэн испытывал страх, и эта эмоция обожгла вампира, как раскалённое серебро. Несколько раз юноша спотыкался и почти летел кубарем, но успевал подхватить себя тенями и не распластаться, не скатиться по лестнице. Пусть он и не был самым могущественным тёмным магом, пусть не владел искусством своей фракции в идеале или даже на уровне рядового чернокнижника, это не значило, что он ничего не умел. Относительно друзей длинная жизнь позволила ему нажить определённый чемоданчик опыта, который подсказывал, что в некоторые моменты жизни лучше положиться на магию, чем на собственное тело. Да и будучи вампиром, он не мог ему доверять тем более.

— Мне кажется, — на ходу просипел Акио, перемахивая через перила, как когда-то подсмотрел у Мирроров, — что ничего дурного там не происходит, знаете? Интуиция, так сказать.

— Что-то я не верю твоей интуиции. Мой седалищный нерв подсказывает, что, возможно, я остался без брата, — огрызнулся на него Рурука, совершенно не разделяя позитивных мыслей друга.

— Я согласен с Рурукой, — кивнул младший Найтгест, поравнявшись с ними. — Никогда не знаешь, что ожидать от Гилберта.

— Думаешь, Роккэн бы не попытался связаться с тобой, если бы что-то пошло не так? — пропустив замечание Пассисы мимо ушей, поинтересовался Акио, снова сигая через перила.

— Мы, хм… немного повздорили, — повинился старший Миррор, которому эта тема явно нравилась ещё меньше, чем любая, касавшаяся Господина чернокнижников хоть каким-то боком. — Но Роккэн не идиот, чтобы пренебрегать собственной сохранностью из-за гордости.

— Да что ты говоришь?! — в голос воскликнули Акио и Найтгест, затем смерили друг друга злыми взглядами и из вредности пошли по разные стороны от Миррора. Артемис продолжил. — Я верю, что Гилберт ничего ему не сделает дурного. Пусть вы и не считаете так, но он сильно переменился за это время.

Рурука пожал плечами и опустил взгляд, не желая признаваться в том, что это уж он скорее обиделся, разозлился и ушёл, оставив брата одного. Праздник продолжался всю ночь, но Рурука успел заметить, что Господин чернокнижников спешно покинул залу, направившись за Артемисом. «Интересно, понравились ли ему пончики с лотосовой пыльцой?» — про себя расфыркался летописец, направляясь в сторону брата, почему-то сидевшего теперь в одиночестве, хотя до того с ним был Пассиса. Юноша видел, что они вроде бы как пытались танцевать, но вышло не слишком хорошо.

— Ну, как тебе? — вопросил хронист, плюхнувшись рядом с Роккэном на скамью и подняв на него сверкающий взгляд.

Младший Миррор выглядел чересчур задумчивым, почти не мигал, уставившись перед собой в пространство. Такое состояние было для него несвойственным, и Рурука несколько взволновался, затем осторожно приобнял брата за плечи, склонившись к нему:

— Рок?

— А? Да? — юноша поглядел на него, точно не различая перед собой, не понимая, кто рядом с ним. — Всё? Вы перестали буянить? Я хочу поспать.

Ничем не выдав своё расстройство от такого ответа, Рурука кивнул и поднялся на не совсем твёрдые ноги. После плясок и выпивки он не мог быть уверен, что сможет добраться до комнаты и не упасть лицом в ступени. По крайней мере желание сделать именно так его не покидало ни на секунду, пока они шли в спальню в полнейшей тишине. Пьяные чернокнижники шатались повсюду небольшими компаниями, обсуждая праздник, и все они оказались весьма довольны произошедшим. Кто-то припоминал слова Артемиса Второго: «Некоторые празднуют новый год целую неделю, как и вы Неделю зимы». По их мнению семь дней такого веселья вполне окупали все те нервы, что тратились в бесснежное время. Когда братья зашли в небольшие апартаменты, отведённые им на несколько дней, Рурука осторожно прикрыл за собой дверь, а затем стал помогать брату раздеться, про себя едва не мурлыкая. Расстегнув рубашку Роккэна, летописец подался вперёд, прижавшись горячими губами к покатому плечу, но Роккэн повёл им в сторону и отступил на шаг.

— Братишка? — с некоторым удивлением протянул старший Миррор, снова сократив расстояние и потянувшись за поцелуем. — Что такое?

Художник поднял руку и упёрся обрубком кисти в лицо брату, чуть поморщившись от запаха спиртного, а затем присел на постель, опустив голову, содрогнувшись всем телом. Казалось, что ещё чуть-чуть, и он сорвётся то ли в неудержимый хохот, то ли в истерику, если хоть что пойдёт не так.

— Когда мы ехали сюда, я думал, что главной проблемой станет Гилберт, — тихо заговорил Роккэн, изучая взглядом собственные руки. Он вновь мелко задрожал, мурашки поползли по его телу. — Что не смогу находиться с ним в одном помещении, слышать о нём, видеть его. И вот, мы стояли рядом, Гилберт, вроде, даже хотел заговорить со мной… но, похоже, я переоценил границы своего самоконтроля. Подумал, что после него здесь не будет ничего тяжёлого. И тут он подходит ко мне, говорит: «Может, мы тоже потанцуем?». Понимаешь? Просто подошёл и спросил об этом. Я думал, у меня сердце из груди вырвется к чертям. — Роккэн судорожно втянул воздух, несколько раз часто моргнул, поджал губы, не то пытаясь удержать слова в себе, не то заставить их вылиться, перестать терзать мысли и душу. — Как я мог отказать ему? Это было моей мечтой столько лет. Просто оказаться рядом с ним так близко, а сейчас даже обнять его толком не мог. Мне показалось, что после этого я смогу поговорить с ним, пригласить куда-нибудь, рассказать, что я думал, чувствовал всё это время. Он был так близко, Ру. Я думал, что смогу всё: пригласить, поцеловать, сделать предложение. Уже… уже был готов. Всего несколько сантиметров до губ, и он так смотрел в ответ. Я не верю, что у кого-либо могут быть такие глаза, такой взгляд. Нежный, ласковый, понимающий. И я смотрел на него, думал, что вот он, с кем я хочу провести всю жизнь. Но струсил, испугался. И из-за этого всё сорвалось. Я потерял момент, Ру.