Поцелуй победителя - Руткоски Мари - Страница 53

— Войском командуешь ты, — напомнила Рошару Кестрель. — Твое место впереди. Арин может повести атаку на арьергард.

Принц усмехнулся:

— Нет уж, все самое приятное я заберу себе. А ты, милый призрак, останешься со стрелками.

Руки Кестрель сжались в кулаки.

— Ты ставишь меня в самое безопасное место.

— Я ставлю тебя туда, где ты не попадешься на глаза отцу.

Кестрель представила, что будет, если отец увидит ее. А если не увидит? Оба варианта поразили ее.

— Ты для нас не хуже пищалей, — объяснил Рошар. — Секретное оружие. Должно быть, генерал уже знает, что ты сбежала, и понимает, куда отправилась, если только выжила в тундре. Но догадается ли он, что ты здесь, с армией? Возможно. Он может узнать твой почерк в том, как мы ведем войну, даже не видя тебя. Но я бы предпочел думать и уверен, Арин со мной согласится, что генерал ничего не знает наверняка.

Кестрель открыла рот, чтобы возразить.

— Ты дала мне клятву, — с довольным видом добавил Рошар. — Валорианка всегда держит слово.

Видя, что Кестрель побледнела от гнева, принц широко улыбнулся и ушел.

— Ты тоже за то, чтобы я осталась со стрелками? — спросила она Арина.

— Рошар прав.

— Он принимает решения, исходя из собственной выгоды.

Арин нахмурился.

— То, что Рошар оставил тебя со стрелками, ничего ему не дает.

— А то, что он отправил тебя атаковать первые ряды?

— Иногда Рошар любит прикинуться эгоистичным принцем, и никто уже не ждет от него ничего иного. Но он принимает верные решения. Для меня Рошар выбрал то, что я предпочел бы сам. Я хочу вести атаку на первые ряды.

Кестрель вспоминала эти слова теперь, стоя в перелеске со стрелками, которыми должна была командовать. Тогда ей страстно хотелось объяснить, как потрясла ее попытка влезть в голову к генералу. Страшно осознавать, насколько они с отцом похожи. Кестрель хотела спрятать свой страх в фарфоровую шкатулку и отдать ее Арину. «За тебя я тоже боюсь, — сказала бы она. — Что станет со мной, если я тебя потеряю?» «На войне не место страху», — прозвучал в памяти голос отца.

— Будь осторожен, — попросила Арина Кестрель.

Он улыбнулся. Сейчас он скрывался где-то там, за поворотом пустой дороги. Светило солнце. Стрелки зарядили пищали. Кестрель сжимала в руке кинжал. Звон цикад. Шелест птичьих крыльев. Может, отец догадался, что послание подделали, и не попался на крючок? Дуновение ветра. Время ползет медленно, как капелька пота по спине.

Все тело ныло от вынужденной неподвижности. Кестрель казалось, будто ее и всех стрелков объединило странное чувство — паутина из невидимых нитей, которые натягивались от малейшего шороха, но потом снова расслаблялись от жары и ожидания. Сон, ожидание, мгновенный испуг, ожидание, сон.

Кестрель с солдатами пряталась среди папоротников и мелкой поросли. Дула пищалей были опущены. Небольшие восточные арбалеты держали наготове. По стволу дерева сиррин стекал оранжевый сок. Его тонкие, липкие веточки свисали вниз. Кестрель смотрела на дорогу. «Тук-тук-тук», — застучала птичка по коре дерева. В листве зашелестел ветер. А потом донесся сначала далекий, потом приближающийся… грохот тысяч сапог по мощеной дороге.

Арин услышал приближение валорианцев. Внутри все напряглось в предвкушении. Все ближе и ближе. По-прежнему скрываясь за поворотом дороги, Арин обернулся и посмотрел в глаза своим солдатам. В его отряде было не больше пятидесяти мужчин и женщин, как гэррани, так и дакранов. Все без лошадей: так легче спрятаться, и потом, валорианцам они должны казаться уязвимыми. Некоторые из гэрранских солдат подвели глаза оранжевой и красной краской, подражая восточным воинам.

Оглушающий грохот валорианской армии все приближался. Сапоги, копыта, колеса повозок, тяжелое оружие, лязг металла. Арин переглянулся с солдатами и поднял руку, приказывая ждать. Затем он подкрался к дереву на повороте и выглянул. Валорианская конница совсем рядом. Огромные боевые кони. Офицеры в черном и золотом. Среди валорианцев выделялся один человек. Их предводитель, который как будто совсем не изменился за одиннадцать лет. Внушительный силуэт в доспехах, на груди — знак отличия и перевязь, закрепленная на плече. Простой шлем, не закрывающий лицо.

Хорошо, что между ними было приличное расстояние и Арин не видел светло-карих глаз генерала, так похожих на глаза его дочери. Но еще лучше то, что с каждой секундой он приближался. Еще немного, и можно дотянуться. «Хочешь, чтобы он достался тебе? — прошептал бог смерти. — Хочешь раздавить его своими руками?»

Арин повернулся к своим людям.

— Приготовиться, — прошептал он, потом повторил приказ по-дакрански и достал меч из ножен. В крови кипел гнев.

«Милый мальчик. Родной мой. Вперед».

С высоты холма Кестрель наблюдала за тем, как началась битва. В подзорную трубу было видно, как взбрыкнули лошади валорианцев. Но не конь генерала. Ее отец не двигался с места, точно превратился в бронзовое изваяние. На таком расстоянии лицо генерала невозможно было разглядеть. У Кестрель внутри все сжалось. А что же Арин? Она не могла найти его. Деревья мешали обзору, и за лошадьми невозможно было ничего увидеть. Пехота против конницы.

Кестрель, несчастная ты дурочка. Она вдруг поняла, что, должно быть, поверила в божественного покровителя Арина. Где-то в глубине души Кестрель, сама того не осознавая, не сомневалась в том, что бог смерти его защитит. Только так можно было объяснить, почему она отпустила Арина сражаться с валорианским авангардом — и ее отцом — и надеялась, что он выживет. Страх комком подступил к горлу.

В самом начале столкновения Арин потерял генерала из виду. Конь вражеского офицера едва не затоптал Арина, чудом увернувшегося от копыт. Валорианец ударил его мечом, но лезвие лишь застряло в наплечнике из дубленой кожи. Офицер с силой выдернул клинок, но Арин уже выхватил поводья из рук врага и потянул голову коня к земле. Животное испуганно заржало. Валорианец попытался удержаться в седле. Арин воспользовался этим, чтобы воткнуть меч в бок противника повыше бедра, прямо под край металлической кирасы.[6] Потом надавил сильнее.

Раздался нечеловеческий крик. Теплая кровь потекла вдоль лезвия, залила руку Арина. Валорианец начал заваливаться вниз, одной нога зацепившись за стремя. Наголенник оцарапал живот коня, и тот взбрыкнул, едва не выбив Арину плечо. Пришлось выпустить поводья. Валорианец рухнул на землю, и лошадь сорвалась с места, волоча за собой упавшего всадника.

Связных мыслей не осталось. Арин лишь смутно осознал, что вражеские лучники не стреляют по его отряду — должно быть, боятся попасть по своим. Вокруг падали его солдаты. Валорианцы, вместо того чтобы двигаться вперед, оборонялись, стоя на месте и сомкнув ряды. Они превратились в стену из металла и высоких, мощных боевых коней. Арин закричал сначала на дакранской, потом на родном языке:

— За мной! — И выхватил кинжал.

Держа по клинку в каждой руке, Арин нырнул между двумя лошадьми и полоснул лезвиями по их шеям.

Кестрель сжала в руках подзорную трубу. Валорианские офицеры не спешили наступать, они не стали отделяться от середины колонны и подставлять под удар обоз. Потом одна лошадь повалилась на землю. Вторая. Отец Кестрель рубанул мечом куда-то вниз, и лезвие покрылось кровью. Генерал что-то прокричал.

— Рубите веревки, — велела Кестрель стрелкам. — Живо!

Арин едва не вскрикнул. Он увидел, как одна дакранка проскочила между валорианцами, перерезала подколенное сухожилие попавшемуся на пути коню и добралась до генерала. «Нет! — чуть не вскрикнул Арин. — Он мой!» Отец Кестрель, крепко державшийся в седле, отрубил дакранке голову мечом. Кровь брызнула фонтаном.

— Держать строй! — закричал генерал.

Остальные его команды доносились до Арина как будто издалека — он был занят тем, что парировал удар еще одного всадника.