Поцелуй победителя - Руткоски Мари - Страница 47

— Где она? — повторил он.

Рошар с неохотой отозвался:

— Еще не уехала.

— Не уехала? Куда?

— Спроси сам. Она тебе все расскажет, хотя, признаюсь, я ей советовал этого не делать. — Рошар кивком указал на свою палатку.

Арин успел сделать лишь шаг, когда принц вдруг сжал его плечо:

— Арин, у нее очень хороший план.

Он скинул руку Рошара и зашагал прочь.

Кестрель сидела на койке Рошара, зашнуровывая высокие валорианские сапоги. На ней были штаны пойманной разведчицы. Грудь Кестрель утянула, обмотав плотной тканью. Живот, руки и плечи были оголены. В свете лампы ее кожа приобрела оттенок темного золота.

Кестрель слышала, как Арин вошел, но не подняла головы. Тяжелая коса, которая лежала у нее на плече, покачивалась от резких движений: Кестрель затягивала сапоги. Когда она потянулась за валорианской рубашкой и курткой, которые лежали рядом на койке, Арин заметил неровную линию у нее на плече, тянувшуюся до самой шеи, — рубец, который оставил хлыст. Кестрель замерла. Может, она услышала, как болезненно громко забилось сердце Арина? Или как он сглотнул, вспоминая ужас, который вызвал у него вид этих шрамов в первый раз? Арин не мог забыть жуткую историю их появления.

Кестрель встала и повернулась к нему спиной. Он успел увидеть лабиринт побелевших рубцов, прежде чем она натянула рубашку. Сверху Кестрель надела куртку землистого цвета. Одежда разведчиков была специально окрашена так, чтобы сливаться с лесом.

— Кестрель, — хрипло позвал Арин.

Она повернулась и спокойно объяснила ему свой план. Он начал спорить, хотя сам толком не слышал, что говорит, — так громко стучало сердце.

— Доверься мне, — попросила Кестрель.

Арин хотел возразить, что и так ей доверяет, но вдруг осекся. Если доверие требует позволить подобное, то он к такому не готов.

— Нет.

Теперь Кестрель тоже разозлилась:

— Я не позволю запереть меня в клетке.

— Я и не… — Однако он не мог отрицать, что именно это и пытался сделать. Арин понимал, что поступает неправильно, но не находил в себе сил ее отпустить. — Это слишком опасно.

Кестрель пожала плечами.

— Зачем тебе непременно нужно рисковать? Ты уже попалась однажды, следовательно, не застрахована от ошибок. Или ты пытаешься доказать обратное?

— Нет.

— Значит, ты мстишь мне?

— Нет.

— Знаю, я заслужил, но…

— Ты здесь ни при чем.

— Ты попадешься, это неизбежно!

— Позволю себе не согласиться.

— Тебя убьют. Или хуже того. Я не могу…

— Можешь. Тебе придется.

— Почему?

— Потому что я такая, какая есть. — Глаза Кестрель влажно блеснули. — И всегда была такой.

Арин хотел сказать, что это неправда. «Ты просто не помнишь», — мог бы возразить он. Может, ему пришла пора примерить на себя роль лжеца?

— Я хочу стать такой же, как она, — прошептала Кестрель.

«Нет, — готов был сказать Арин, хотя ему невыносимо было слышать, как она делит себя на две разные личности. — Ты совсем не такая». Внутри у него все сжалось.

— Значит, волноваться положено только мне? — спросила Кестрель. — Я беспокоилась, пока ты был в море. Завтра мне опять придется за тебя бояться. И послезавтра. Каждый день. Вот и ты можешь переживать за меня точно так же.

Арин уставился на свои дрожащие руки.

— Доверься мне, — повторила Кестрель.

Арина охватил мучительный страх, отчаянная уверенность в том, что он снова ее потеряет. Он привык доверять страху и отчаянию, молился им, точно богам.

— Арин.

Он встретился с Кестрель взглядом. Ее глаза лучились странным, но знакомым светом. Арин увидел в них все, что знал о ней. Но в то же время у нее появились мысли, ход которых он не мог с точностью угадать. Арин понял, что смерть — не единственная причина, по которой он может потерять Кестрель. Осознание этого факта заставило треснуть прочную скорлупу его страха. Он потеряет Кестрель, если не сумеет выполнить ее просьбу. Арин не доверял ей, но вдруг понял, что не всякое чувство приходит само. Иногда нужно пересилить себя и, отбросив сомнения, сделать выбор. Чувство от этого будет значить ничуть не меньше.

— Доверишься? — спросила Кестрель.

Арин сделал выбор:

— Да.

Она шагнула ему навстречу. Арин провел рукой по косе, лежавшей у Кестрель на плече. Он словно тонул, погрузился под воду и забыл, как дышать. Но потом легкие раскрылись, а мысли прояснились.

— Я буду ждать тебя, — прошептал он.

— Я вернусь.

Кестрель мчалась во весь опор. Прижавшись к шее коня, она гнала его галопом по главной дороге, что вела от Эррилита на юг. Перед ее глазами стояла карта с неровным крестиком, обозначавшим перевалочный пункт в лесу в двух лигах от лагеря генерала. Рошар принес ей карту вместе с опознавательным знаком разведчицы. И вот Кестрель уже в пути. Топот копыт. Взмыленная шея коня. Бледный свет луны. Трудно разглядеть трещины и ямы на дороге. Если лошадь споткнется на такой скорости, то непременно сломает себе что-нибудь и скинет всадницу. Упав на плиты, Кестрель разобьется.

Она пришпорила коня еще сильнее. До утренних сумерек оставалось всего несколько часов. Когда небо посветлеет, Кестрель уже не сможет выдать себя за пойманную ими разведчицу. Мимо проносились черные силуэты деревьев. В горле пересохло, губы стали солеными от пота. Кестрель вспомнила, как рука Арина скользнула вниз по ее заплетенным волосам, вспомнила его взгляд.

Внезапно деревья остались позади, сменившись травой. Вдоль лугов конь пошел более резво. Казалось, они скачут по черным волнам. Вдалеке виднелось темное пятно леса. Теперь нужно на запад. Свернуть с дороги. Легким галопом пересечь луг и добраться до леса. Наконец Кестрель пустила коня шагом, бока жеребца ходили ходуном. Она пригнулась, чтобы не зацепиться за ветку. Деревья здесь росли густо, тропы не было. Вглядываясь в тени, Кестрель осторожно пробиралась через лес, пока не решила, что ехать верхом больше нет смысла.

Только привязав коня (увы, ручейка нигде не было слышно, а Кестрель не хотелось бросать взмыленное, усталое животное без воды), она наконец почувствовала медленно подступающий страх, тяжелый, как камень. Кестрель никак не могла его прогнать. Она была уверена, что сумеет справиться с собой, когда просила Арина положиться на нее. В его объятиях Кестрель почувствовала, что он действительно ей доверяет. Но теперь, когда она пробиралась по лесу одна, страх словно сковал ее.

Кестрель остановилась, запрокинула голову и посмотрела на яркие звезды. «Видишь, какие они храбрые, — раздался в ее голове голос отца; генерал сказал ей это, когда она была совсем маленькой. — Яркие и неподвижные. Эти звезды — солдаты, которые будут сражаться до последнего». Кестрель почувствовала, как к горлу подступает гнев. Даже звезды будили воспоминания. «Не трать время, — велела себе Кестрель. — Вперед».

Она побежала по лесу. Из горла вырывалось хриплое дыхание. Никаких чувств не осталось. Кестрель помнила лишь крестик на карте, до которого надо добраться, пока не закончилась ночь.

Пришло время сов. Последний виток ночи, последние минуты перед рассветом, когда еще можно поохотиться. Кестрель перешла на шаг. Ноги дрожали. Она отпила воды из фляжки, которая висела на ремне, перекинутом через плечо, и сплюнула. Больное колено немного ныло, но Кестрель удивленно осознала, что за прошедшую неделю успела набраться сил. Дни, проведенные в седле, укрепили ее ноги. Бежать было даже приятно. Но эта мысль потянула за собой воспоминание о тундре, где ее подвело собственное тело. С какой радостью она открыла ворота лагеря! Но потом — погоня, подкосившиеся ноги, грязь, веревки, стянувшие запястья, чужие руки, разорвавшие платье на спине. Кестрель закрыла фляжку крышкой. И снова побежала.

Небо из черного уже стало темно-синим, когда среди деревьев мелькнул оранжевый огонек. Свет фонаря.

— Да здравствует… — попыталась подать голос Кестрель, пробираясь через заросли, тяжело дыша. Воздуха не хватало. Она прокашлялась и снова крикнула: — Да здравствует император Ликиан, Генерал Волчьей Стаи, отец сотни тысяч воинов.