Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" - Страница 109

  - Колокола не звонят уже лет десять, - отмахнулась Немексиддэ. Ингегерд только и оставалось, что рот открыть: признать факт молчания богов при иноверце было чем-то немыслимым. - Уж мне вы с Нейратез сказки не рассказывайте. Но позицию Храма над морем я поняла.

  - Мы твоей не поняли.

  - Вы, миледи Ингегерд, не кесарь, - ввернул маг. - Так что оставьте монаршее "мы".

  - Я представляю Храм над морем и Нейратез!

  - А я, по всей видимости, представляю здравый смысл...

  Немексиддэ поднялась и сверкнула глазами:

  - Замолчите оба. Ингмар, выйди. - Ингегерд не обернулась, и лишь с удовольствием услышала, как тихо клацнула дверь. Поганый маг даже не изволил садануть ей на прощание, словно его не выставили вон, как школяра при беседе взрослых людей. - Хорошо, Ингегерд, я поясню мою позицию, - прищурилась Немексиддэ. Видимо, она все-таки разозлилась, во всяком случае, двигаться стала более резко и чуть повысила голос. - Я хочу, чтобы ты и Нейратез бросили самодеятельность. Вашу дурную, безответственную, опасную и стоящую мне лично многих нервов, скандалов и испорченных отношений самодеятельность. Ее цена - полное небытие. Вы не можете приказать времени пойти назад, яблоням расцвести на снегу, а Дальней Дэм-Вельде - вновь сделаться пригодной для жизни. Все кончено, Ингегерд, а что не кончено - то кончается. И в ситуации, в которую мы... скажем так, мы попали - хотя, замечу, вот уж это судьбой назвать трудно - лучше вести себя тише и вообще не привлекать внимания. Тем более, что колокола молчат.

  - Не молчат.

  - Молчат, Ингегерд, и молчали, когда я еще носила косички и короткие платьица.

  - Да, с таким взглядом на вещи сложно, наверное, вести Дэм-Вельду к будущему...

  - У Дэм-Вельды будущего нет. Посмотри на рождаемость, посмотри на смертность. Посмотри на диагнозы, с которыми рождаются дети.

  - Тебе не хуже меня известно, что рождаются только здоровые дети.

  - Я надеюсь, когда нас не станет, сюда не приедут и не будут нас изучать, проводить раскопки, потрошить секреты. Из всей дряни, которую я сделала или позволила сделать в этой жизни, мне больше всего будет стыдно за Красное Веретено. Если море что-то оставит суше, под утесом найдут очень много скелетов со сросшимися пальчиками. Ты когда-нибудь видишь это во сне? Ты вообще еще видишь сны, Ингегерд? Или только сияющее будущее?

  - Тем меньше оснований миндальничать.

  - О, вот в бесхребетности вас с Нейратез никак не обвинить. Я даже уже не думаю, что вы слепы или глупы. Вы обе просто ненормальны.

  - Или у нас осталась воля, которой не осталось у те... которой не осталось у других.

  - Да, ты совершенно права: у меня никакой воли на все это смотреть не осталось. Нужно перебираться на континент, пока еще есть кому перебираться.

  - И что там делать? Полы мыть по причине внезапно пропавшего у нас таланта к точным наукам? Я не говорю о том, что Аэрдис, потеряй твой любезный Каллад преимущество в технологии, тут же раскатает его в тонкий блин.

  - Ингегерд, соображения, по которым мы тут сидим можно назвать разными словами, например, "гордыня", "прагматизм" или "трусость". Но вот точно не стоит приплетать сюда "самопожертвование".

  Ингнегерд стоило большого труда не засмеяться. Немексиддэ напоминала ей человека, который пошел копать траншею с детским совочком. Причем траншею, лежащую ровно по линии прибоя.

  - Хорошо. Поставим вопрос иначе. Как полагаешь, какой процент калладцев нас не ненавидит? Я спрашиваю именно с такой формулировкой, потому что в данном случае подразумевается ненависть, а не ее отсутствие.

  - Ингегерд, раз уж тебя интересует мое мнение по данному вопросу, ну, процентов пять нас, может, и не ненавидит. И лучше перебираться, пока эти пять процентов не стали, например, двумя. Здесь, как и в наступлении Гремящий морей, уж прости, закономерность ясна.

  - Гремящие моря могут остановиться. Завтра или через год. Или через десять лет. А мы не вернем то, что отдадим никогда.

  Наместница махнула рукой и тут же прижала пальцы к виску. Видимо, ее донимал не только разговор, но и головная боль.

  - Спор беспредметен, - тускло сообщила она. - Вернемся к более практическим вопросам. Дэмонра Ингрейна... Да боги с ней, пусть живет. Горы трупов - не то место, где стоит прятать наши секреты. Там отчего-то любят копаться все, кому не лень. Оставьте ее и мага в покое. Я напишу Дэмонре и попрошу отказаться от наследства в пользу Дэм-Вельды, а ее магу переведу соответствующую его стоимости сумму. Этого исчерпает вопрос до того, как полетят пули и перья.

  - А если она не согласится?

  - Она согласится. Дэмонра уехала с любовником, а не застрелилась, стало быть, хочет жить.

  - Рагнгерд не согласилась. А у нее имелся муж и на момент, когда мы попросили в первый раз, двое живых детей.

  - Попытаться запугать Рагнгерд - это было... интересное начинание.

  - Она перевешала пять сотен студентов на фонарях по приказу кесаря. Усмирение Рэды - это, прямо скажем, не та операция, на участие в которой нашлось много желающих, и все-таки она ее возглавила. Если она испугалась кесаря, могла и Нейратез испугаться.

  - А почему вы, собственно, решили, что Рагнгерд испугалась кесаря?

  - Ну даже я не думаю, что она поехала туда за чином и медалькой. И еще сильнее сомневаюсь, что она сделала это просто из удовольствия.

  - Она могла это сделать по множеству разных причин, хотя я бы поставила на ту, что ехать было некому, а ехать было надо. Или Рагнгерд спасала карьеру кого-то еще, кто отказаться бы не мог.

  - Кого бы?

  - Не имею понятия, но дети ее от мужа. И Вьюга всех рассудит, спросишь Рагнгерд при встрече. Дэмонра согласится, и хватит об этом. А теперь меня ждут дела. Ты можешь идти, Ингегерд, передавай Нейратез мои наилучшие пожелания.

  Покидая кабинет, нордэна прекрасно слышала, как маг, ничуть не понижая голоса, проинформировал Сигрдрив:

  - В следующий раз, когда кто-либо явится без предупреждения, у меня непременно будут галлюцинации. И я буду по ним стрелять.

  Ингегерд не отказала себе в удовольствии притормозить и усмехнуться Ингмару:

  - На здоровье жалуетесь?

  - В моем положении это вполне естественно. Как в вашем - жаловаться на детей, например.

  Ингегерд подняла со столика ключи. Руки дрожали, но, при желании, вколотить в лицо мага некоторое количество железа она бы успела.

  - Ингмар, наместнице тридцать девять.

  - Гремящие моря холодные.

  - В каком смысле?

  - Извините, я думал мы просто обмениваемся очевидными фактами.

  - Не совсем. Я лишь советую вам заранее разжиться рекомендациями.

  - Спасибо за совет, я им воспользуюсь. Со своей стороны, посоветую вам не беспокоиться: вам рекомендации не пригодятся.

  Не стой здесь Имлад и Сигрдрив, маг бы уже отправился в окно. Нордэна сжала кулаки в карманах и мягко сообщила:

  - Ингмар, буду честна. Я вас убью при первой возможности. Причем сделаю так, что процесс вам запомнится на тот случай, если лучший мир для континентальной мрази все-таки есть.

  - Ингегерд, буду так же честен. Я бы на вашем месте не обольщался. На предмет порядка нашего отбытия в лучший мир для мразей.

  Глава 1

  1

  Так сложилось, что за всю свою двадцатишестилетнюю жизнь по-настоящему серьезные решения Эрвину приходилось принимать только дважды. И в обоих случаях они сводились к нехитрой дилемме "уйти или остаться", когда уйти проще, а остаться - по-человечески правильнее. В первый раз Эрвину еще не исполнилось двадцати, он был напуган, отчетливо представлял себе осиновый кол и крайне размыто - другие перспективы. Единственной "другой перспективой" оказалось бегство в Калладскую кесарию, с последующей службой упомянутой кесарии. Как сын своей страны, Эрвин никак не мог одобрять такого выхода, но ему вовремя объяснили, что лучше быть живым калладским наймитом, чем мертвым рэдским медиком. В принципе, те шесть лет, которые он провел в Каллад, за редким исключением, можно было считать хорошим временем. Конечно, по меркам Рэды, жизнь Эрвина категорически не удалась: все его сверстники к двадцати шести годам либо являлись отцами семейств, детишками с тремя, не меньше, либо лежали в земле, окруженные ореолом трагической славы инсургентов и борцов за независимость. Эрвин не сподобился ни разжиться большой семьей, ни красиво умереть за свободу, то есть коптил небо совершенно напрасно. Впрочем, если смотреть правде в глаза, в последний раз желание сложить голову за Рэду, совершив напоследок нечто эдакое - значительное, трагическое и в высшей мере геройское - его посетило лет в пятнадцать, после отказа дочки старосты пойти с ним на прогулку. После ему хотелось уже не красиво умирать, а прилично жить.