Антэрмония. Путь к Лагунье (СИ) - "Юрстэрки Кихохимэ" - Страница 5

Ты испытывал двойственные чувства. С одной стороны видеть Лану — превеликое удовольствие, слишком сильно её любил и жить не мог без неё, потому день мог тянуться для тебя тягостно, не поговори ты с ней или не проведи время молча, но всё же рядом. Однако с другой — ваши пути сошлись в ужасном месте, где один — мёртв, а другой продолжает жить. Что же с ней могло случиться? Ты не помнишь? Или не хочешь знать истинную причину?.. Куда лучше не принимать эту правду, и тогда ты — в домике.

В конце концов затянувшееся молчание было прервано женщиной, что собравшись с силами, вновь заговорила:

— Прошло пять лет с последней нашей встречи. Осталось десять — до моего исчезновения, — говорит она, а потом в её голосе отражается недовольство: — Что ты тут забыл? Неужели и ты, ох, как и я… почему? Зачем? Что могло произойти, чтобы так и твоя жизнь оборвалась?

— Я жив, Лана, — подходишь к ней и не сильно хватаешь за запястье, прикладывая её ладонь к своей груди. — Я не умер. Могу дышать. Чувствовать боль. Страх. Весь перечень человеческих эмоций и чувств.

Она верит твоим словам — глаза от удивления расширяются, другой ладонью медленно прикасается к твоей горячей щеке и тут же отдёргивает её.

— Но ты здесь. Как же такое возможно?

— Не знаю, и это не столь важно. Разве об этом нам надо думать? Я рядом с тобой — и теперь никуда не уйду.

— Но зачем? Зачем! Не понимаю, — качает головой в разные стороны. — Для чего ты сюда пришёл? Тебе тут не место!

— Не гони меня, не надо! — сжимаешь сильно её плечи, смотря прямо в глаза. — Ведь я так хотел тебя увидеть, так желал знать, что ты рядом со мной — улыбаешься мне, ругаешь за новую мою пошлость, гладишь ласково по голове или же в шутку бьёшь по плечу. Я хотел быть рядом с тобой во что бы то ни стало.

И мир будто уходит под ногами, приходит новое озарение, теперь ты понимаешь, почему так не хотел, чтобы Лана была в этом доме и почему, наперекор первому утверждению, испытываешь счастье, видя её сейчас. Твоя законная жена умерла пять лет назад и всё это долгое время ты, потерявший смысл жизни, походил на безжизненный овощ, не желающий мириться с этой действительностью.

— Тебе опасно тут оставаться. Что если другие поймут, что ты — человек?

Ты усмехаешься. Отпуская.

— Не поймут. Они принимают меня за своего, ведь мир людей и загробный — существуют в разных реальностях.

— Да, но…

— Закрытые врата не позволят мертвецу выйти отсюда… Но послушай, я смог не только пройти их, но и дотронуться до них — и, думаю, смогу вернуться обратно.

— Это невозможно! Они всегда закрыты. Их защищает невидимый щит…

— Всё так, верно. Но от вас — мертвецов, а не людей, — закусываешь губу до крови. — Прости, Лана, я не…

— Нет, ничего. Ты прав, — и снова эта дружелюбная улыбка, сердце сжимается. — Но прошу тебя, не забывай, что твоё место не здесь, а там.

— Мы могли бы вместе уйти…

Она тяжело вздыхает. И не верит. Знает больше, чем ты, но молчит, не хочет разрушать твоих надежд.

— Прошло так много времени…

— Мои чувства к тебе по-прежнему сильны. Я не на секунду не переставал тебя любить.

— От твоих слов мне становится не по себе. Ах, как странно. Казалось, все те годы пролетели так быстро, и вот ты — разбудил меня.

— Так… так разве это — не прекрасно?

— Может, ты прав. А может — именно это станет концом всему.

Сказанное удивило тебя, но не успеваешь узнать смысл слов, Лана продолжает:

— Но что толку? Ведь наша история — пережиток прошлого.

Всё так. Как бы сильно ты не хотел вернуть её, вы живёте в разных мирах. Но что будет, если ты умрёшь, сможешь ли тогда быть рядом с ней?..

— Как-то мне совсем тут нехорошо. Почему бы нам не пройтись? — добавляет она, привлекая твоё внимание; в эту секунду ты обдумывал, как преодолеть возникший между вами барьер, — надо ли поздороваться со Старушкой?

— И вправду — почему бы? Здесь действительно душно и воспоминания просыпаются.

— Воспоминания… — Лана зажмуривает глаза, пробует припомнить всё хорошее, произошедшее в этих родных стенах, но никакие образы не всплывают. Ничего. Пустота.

Ты подходишь к двери и открываешь её, но не выходишь, а оборачиваешься к ней, молча смотря на её безэмоциональное лицо. Хочется позвать, прижать к груди, но в то же время — не трогать, оставить всё, как есть и… уйти.

— Не боишься?

— Чего именно? — вопрос ставит её в тупик. На самом деле, для человека ты вёл себя очень мужественно, когда любой другой на твоём месте мог бы жаться по углам или бояться всех этих неживых, мечась из стороны в сторону, желая лишь одного — вернуться домой и забыть про всё это как про страшный сон.

— Например, для начала — меня.

— Нет.

— Ты странный. И почему раньше не замечала этого за тобой? — смеется она, преподнося ладонь к губам.

Улыбнувшись, пожимаешь плечами; вы вместе покидаете дом, останавливаясь на веранде, и в этот миг знакомый плач доносится до тебя, из-за чего в считанные секунды разворачиваешься, лихорадочно ища издавшего его, но головокружение, резкие картинки перед глазами — падающий на мраморный пол окровавленный нож, большая лужа крови, протянутая из темноты рука — становятся поводом: пошатнувшись, не удержав равновесия, падаешь на спину, затылком ударяясь об землю; к счастью, это не приводит к потере сознания.

— Ах, нет! — восклицает светловолосая, оказываясь рядом и не решаясь дотронуться до тебя.

Молчишь. Но тяжело дышишь. Расфокусировано смотришь в небо. Неприятная головная боль заставляет с недовольством цыкнуть и дотронуться пальцами до висков. Отрываешь спину от земли, садясь. Хочется понять смысл произошедшего, но нет возможности объяснить мелькнувшие мрачные картинки. От них, что говорить, душу будто бы вырвали, бросили на землю, потоптались, искалечили, а потом, пиная, подвели к грязи, измазывая в ней. Следом — отдали хозяину, как ни в чём не бывало. Она — вывернута наизнанку. Твоё сокровище. Впрочем, как и ты сам. Не так ли?..

— Приди в себя, прошу! — спасательным маяком раздаётся совсем близко женский голос. Но такой холодный. Нет в нём ни беспокойства, ни переживания.

— М-м… — хватаешь Лану за запястья, несильно сжимая, но тем самым высвобождая лицо из плена холодных пальцев, — так она хотела достучаться до тебя, зависшего и потерявшего контакт с этим миром.

— Что случилось?

— Ничего. Просто… споткнулся.

Это так непривычно — лгать ей в глаза. А ведь было время, когда вы все невзгоды и тяготы делили на двоих, не боясь обнажать терзающие мысли. Но пришла незваная перемена, и каждый выбрал свой угол. Расстояние велико. Канат разрублен. Вы — не единое целое.

— Будь впредь осторожен, — тихо произносит она, вставая и разворачиваясь спиной, добавляя: — Пошли?

Молча кивнув, соглашаешься. Быть может, смена обстановки даст новый толчок, которого так не хватает?..

***

— Одного не понимаю, почему здесь так всё знакомо? Разве так и должно быть? — интересуешься у женщины, после того, как оказываетесь на пустой городской площади среди серых поблёкших и погасших вывесок.

— Когда-то пришлось задаться и мне этим вопросом. Теперь знаю и с уверенностью говорю: всё предоставленное нашему вниманию — иллюзия. Точнее созданное место, в котором человек проживал последнее время. Не спрашивай меня, кто и зачем всё это спроектировал — я не смогу ответить. Но именно умершие, встречающиеся нам — это те, кто жил в один век, год и время на определённом промежутке.

— Хочешь сказать, что это место ненастоящее? При чём тут век? Что ещё за «промежуток»?

Женщина тяжело вздохнула. Она и сама не до конца понимала мироустройство, но кое-какими знаниями обладала и без всякой утайки готова была поделиться. Но… был ли в этом резон? Или стоило перевести тему на менее серьёзную? Кто его знает! Может она сильно ошиблась в своей оценке? Или как никто была ближе всех? Достоверность, склеенная из домыслов, теорий и опыта, чуть ли не скрепит по швам, но держится.