Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius" - Страница 94

– Ну что, готов?

Тур быстро смахнул выступивший на висках пот и кивнул:

– Готов.

– Давай я медленно, а ты попробуй придумать, что делать. И р-ра-а-аз...

Тур подался в сторону, пропуская удар мимо себя, одновременно обхватывая запястье Шоха и поворачивая его так, чтобы его рука тут же оказалась в захвате у него за спиной, а основание ладони свободной руки Тура, несильно надавив ему на шею, заставило его согнуться.

– Ого! – пропыхтел богатырь. – Неплохо! Так и убить можно, если ударить посильнее... Тур!

– А?..

– Ты... уже... можешь... отпустить.

– О!.. – охотник поспешно разжал пальцы, на лице его промелькнуло смущенное и тревожное выражение. – В порядке?

– Да, хорошо, – Шох с облегчением разогнулся. – Еще разок?

Тур не успел ответить: из лесу послышались девичьи голоса и смех, и из-за деревьев появилась Анхэ со своими подопечными, нагруженные всяческой снедью: в последние восходы перед состязаниями их участники были вольны проводить на тренировочной площадке столько времени, сколько посчитают нужным, а потому еду им приносили прямо туда. Действие это не было, впрочем, обусловленным какой-либо необходимостью: вернуться ненадолго в селище, чтобы поесть, было вовсе не трудно. Это, скорее, был способ показать, что не только молодые воины, но и весь Род готовится к предстоящим поединкам, понимая и даже подчеркивая значимость этого события.

Собравшиеся на площадке мужчины радостно загомонили: тренировка длилась уже долго, так что проголодаться успели все, – а общество молодых и девочек делало трапезу еще более приятной, тем более, что они еще и принесли хорошую новость.

– Я Миру только что домой отвела! – провозгласила Анхэ.

Собравшиеся встретили известие радостным гулом: белоголовая веселая девочка была всеобщей любимицей.

Разложив принесенное угощение на траве, молодая уселась рядом с Шохом, собираясь разделить с ним трапезу.

– Тур, иди к нам! – пригласила она.

Шох мысленно отметил, что его нареченная так и не оставила своих попыток опекать молодого охотника – попыток, начатых ею еще в конце прошлого лета. Впрочем, если раньше Шоха это порядком нервировало, то теперь, после спокойной зимы, он стал относиться к этому проще. Отношения с Туром если и не наладились полностью, то хотя бы устоялись и, кажется, больше не грозили в каждый момент обернуться каким-нибудь подвохом, а роль всеобщей опекающей родительницы Анхэ очень шла – настолько, что оставалось только наслаждаться ее постоянной, но ненавязчивой и с каждым полным ликом все более мудрой опекой. Богатырь уже не сомневался, что его будущая супружница станет однажды прекрасной Знающей, – и это приятно согревало его душу.

Тур, последовав приглашению молодой, однако же, устроиться рядом не торопился – приостановился, будто в нерешительности, затем кивнул на свободное место рядом с другом:

– Хорошо сделаю?

– Шутишь, что ли?! – возмутился Шох, искренне изумленный подобным пиететом. – Чего спрашивать-то?

Тур, не отвечая, сел с ним бок о бок, принимаясь за еду. Из кустов за его спиной неслышно вынырнула Айрат, увязавшаяся за женщинами в надежде, что у общего стола и про нее не забудут. Надежда, надо сказать, была весьма оправданной: за зиму подрастающую родичь все успели если не полюбить, то хотя бы смириться с ее присутствием. Впрочем, проблем она не доставляла, а нрава оказалось привязчивого и веселого, так что воспринять ее как живое воплощение Великого предка, явившееся в селище с одному лишь ему ведомыми целями, было совсем не сложно.

Родичь постояла у кустов, но на сей раз поделиться с ней чем-нибудь вкусным никто не спешил. Приходилось заботиться о пропитании самой. Например, если подкрасться к кому-нибудь и неожиданно ткнуть носом в согнутый локоть – то еда из ладони непременно выпадет. А на то, что упавшее на землю есть не станут, а бросят ей, шансы были приятно велики.

С Туром, однако, замысел не удался: рука охотника даже не дрогнула, – зато другая, свободная, ловко уцепила Айрат за хвост, и не сильно, но ощутимо дернула: будешь знать, как кусочничать. Родичь визгнула – скорее ради приличия, чем от боли, все наблюдавшие эту сцену рассмеялись, а перед ее мордой шлепнулся-таки вожделенный кусок мяса: Анхэ не устояла перед искушением порадовать свою пушистую подружку.

– Вот избалуешь ее – вконец ошалеет, – добродушно проворчал Тур, глядя, как родичь двумя укусами управляется с подачкой, а затем трусит к Яйе за протянутой добавкой.

Красавица, однако, от предостережений предсказуемо отмахнулась:

– Не избалую. Это вы с Внемлющим все норовите ее голодом заморить!..

– Угу, – фыркнул Тур, наблюдая как Айрат, распластавшись по земле, грызет что-то, видимо, особо вкусное. – Ты глянь на нее, заморенную эту. Чтоб меня так всю жизнь морили!

Все снова засмеялись, в том числе и Шох, с самой выходки родичи не сводивший с друга пристального взгляда...

====== Глава 39 ======

«Никому эти дурацкие жертвы не нужны!» – крутились в голове Маруха последние слова старейшины Румара.

Не нужны...

Может, и правда?

Бывший вождь пошел медленнее, уверенно забирая в самую нехоженную часть Ближнего леса: столкнуться сейчас с кем-то из соплеменников желания не было ни малейшего.

В самом деле, ведь не этого же он хотел, когда мечтал, что сын будет участвовать в поединках за власть. То позорище, что он наблюдал на площадке, ему и вправду не нужно: не хватало только на старости лет увидеть, как над сыном, будто бы вмиг растерявшим все воинское умение, попросту начнут смеяться. А если Тур все же выиграет – будет только еще хуже. Это ведь не то, что разок победил, порадовался, да и забыл. Это похуже приговора будет – одолел противников – так и тяни потом эту ношу – пока сил достанет...

Не то, чтобы он не желал такой жизни своему сыну. Даже напротив. Мечта всей жизни, выраженная в словах «сын – будущий глава Рода» так просто сдавать позиции и умирать не желала. Однако чем дальше – тем лучше Марух сознавал, что, вспоминая этот лейтмотив, он думает о прежнем Туре – а к прежнему, по словам сына и его собственным ощущениям, – возврата не было. Чего же ожидать от незнакомца, в которого медленно, но верно превращался, – а по сути, и уже превратился, – его сын, Марух не имел ни малейшего представления. Знал только, что ничего хорошего от него уже, пожалуй, не дождется.

Так что ж тогда?

Он пошел быстрее, словно пытаясь угнаться за собственными мыслями.

Тогда и впрямь – все, что делает теперь Тур – пустая глупость, которая попытку поберечь чувства родителя превращает в какую-то изощренную насмешку. Значит, прав Румар? Подойти, остановить этот срам, сказать, так, мол, и так, сын – не трави сердце ни мне, ни себе. Не лежит душа – оставь...

Идея казалась вполне здравой и верной – и однако, представив эту сцену, бывший вождь ясно осознал: сказать этого Туру он не сможет. Не из эгоизма или тщеславия, побуждающего до конца цепляться за собственное желание увидеть свое чадо наследником. Не из глупой надежды, что все еще переменится, вернется на круги своя, и этот новый, непонятный и странный Тур исчезнет, уступив место ему-прежнему...

А просто потому, что от мечты, пронесенной через всю жизнь, избавиться ой как непросто. Да еще потому, что эти поединки, – и Марух это ясно ощущал, – были последним, что связывало его с сыном. Будто какое-то последнее общее дело, что-то, что было близко и ясно им обоим... Последняя сфера в жизни, которую они могли разделить на двоих.

Бывший вождь прекрасно знал, что и она приближается к концу: по-пальцам-руки восходов пронесутся как один миг, а вслед за ними уйдет и восход состязаний, который подарит Роду нового главу. Не вождя Тура, это было очевидно. И тогда сын окончательно...

Обретет свободу?

От такой формулировки стало больно – просто ощутимо больно в груди, и Марух, досадливо поморщившись, заложил по лесу несколько крупных петель, словно стремясь уйти от ранящего осадка в душе.