Следы на пути твоем (СИ) - "Arbiter Gaius" - Страница 59

Ужин подходил, между тем, к концу, и отец Ансельм снова заговорил:

— Надо сказать, Виллем, что на погорельца ты совершенно не похож, и я, признаться, еще ни разу не видел, чтобы пожар праздновали… Но все же гостеприимство госпожи ван Кларент небезгранично. Мне скоро идти служить Мессу, было бы, видимо, не совсем уместно оставлять вас здесь одних.

Виллем согласно кивнул, по лицу его было видно, что он пытается как можно скорее придумать варианты для ночлега.

— Мы будем рады принять вас с мальчиком в нашем аббатстве, — поспешно продолжил священник, видя его замешательство. — Хоть все и закончилось счастливо, но события последнего дня были крайне тяжелыми. Да и следующие будут не лучше: тебе нужно будет решить, что делать дальше. Мне кажется, что удобный, надежный и безопасный дом был бы сейчас для вас неплохим подспорьем.

— Несомненно, — Виллем с благодарностью кивнул, принимая его приглашение. — Мы постараемся не обременять вас слишком долго.

— Я искренне рада за вас, господин Виллем, — произнесла вдова, вместе со всеми выходя из кухни в переднюю. — Рада, что все ужасы этой ночи все же не забрали у вас самого ценного. Я буду молиться, чтобы вы как можно скорее нашли новый путь для себя. И может… До встречи на этом пути, — она замялась, чувствуя, что сказала, возможно, слишком многое и слишком откровенно.

— Я не забуду вашей доброты, госпожа, — Виллем склонил голову, одновременно благодаря и прощаясь. — Путь мой, возможно, будет несколько более далеким, чем это могло ожидаться, но я надеюсь, что он действительно приведет нас к встрече.

Отец Ансельм, слышавший его реплику, пристально взглянул на лекаря, но промолчал.

***

— Я вижу, ты принял какое-то решение?

Часовня аббатства августинцев уже опустела после вечерней Мессы. Братья разошлись готовиться ко сну, лишь один из них заканчивал прибирать алтарь после богослужения.

Виллему и отцу Ансельму, сидящим в середине часовни, его присутствие, однако же, совершенно не мешало.

— Неделя прошла. Было бы нехорошо тянуть, — ответил на вопрос священника лекарь. — Мошенника того похоронили, остатки дома разобрали, пациентов мне лечить нечем — значит, пора что-то предпринимать. Хотя, по правде говоря, я понял, что должен сделать, еще тогда, у госпожи ван Кларент. Хотел только продумать детали… Ну и чтобы Гвидо отдохнул и пришел в себя.

— И не говори после этого, что плохо заботишься о парне! — улыбнулся отец Ансельм. — Но если ты все решил, то о чем хотел поговорить со мной?

— Признаться, ни о чем, — ответил Виллем. — Я хотел просить благословления.

— На что?

— На путешествие.

***

Гвидо обнаружился в келье, которую они делили вот уже неделю. Сидел на тюфяке, набитом соломой, который специально для него положили в дополнение к узкой жесткой кровати, на которой спал Виллем. Вошедшего мастера он смерил испытующим, напряженным взглядом, но тот не придал ему большого значения, списав на усталось подопечного. Лег на кровать, невидяще глядя в потолок, обдумывая детали предстоящей поездки. Подростку в его мыслях также отводилось место: Виллем не сомневался, что идея его Гвидо не понравится. И как найти слова, которые его не оттолкнут, а наоборот, заставят прислушаться?..

— Мастер?..

— М-м? — Виллем вздрогнул, возвращаясь к реальности, встревоженно приподнялся на своем ложе: судя по голосу, парень явно чем-то расстроен. — Что случилось?

— Вы сердитесь на меня, мастер? — Гвидо неловко поднялся, оперся локтями о кровать Виллема, заглянул ему в глаза. — Тогда вы уж лучше ругайтесь! А то слушать, как вы молчите целыми днями, я больше не могу!..

— Я молчу? — лекарь постарался припомнить последнюю неделю. — Да я же вроде…

— Молчите. Все время. Только на Мессе ответы произносите, и с отцом Ансельмом немного говорите. А меня будто и нет здесь вовсе. Это из-за того, что я к семье Мориске ушел?.. Вы злитесь за это?

Виллем успокаивающе потрепал его по голове, мысленно ругая себя на чем свет стоит: хорош опекун! Ушел в свои мысли, думает-раздумывает, — хоть бы заметил, что ли, что мальчишка рядом перепуган уже чуть не до полусмерти!

— Прости, что напугал, — ответил он. — Нет, я не злюсь. Наверное, должен был бы. И, весьма вероятно, при других обстоятельствах все же выпорол бы тебя за настойчивость в глупости. Но теперь — как я могу злиться или поднять на тебя руку, если твоя глупость спасла тебе жизнь? Ты, кстати, так толком и не рассказал, как поговорил-то?

Он сел на кровати, приглашающе похлопал ладонью по освободившемуся месту, и Гвидо с готовностью устроился рядом с ним.

— Хорошо поговорил, — лицо его посветлело. — Господин Мориске сказал, что понимает, что я хотел как лучше. А еще он рассказывал, что и с Клаэсом им стало после всего полегче.

— Так долго рассказывал, что ты пришел только утром?

— Нет… Потом они сказали, чтобы я остался на ночь. Я хотел было отказаться, чтобы поскорей попасть домой, но потом подумал, что вы будете еще больше злиться, если узнаете, что мне предлагали переждать ночь, а я не послушался. Словом, я поспал, потом они меня покормили завтраком, и я пошел домой. Только по пути заблудился маленько: никогда на левом берегу не был. Ну а потом Лизбет встретил. И вас… — он вздохнул, погрустнел, продолжил тише: — Это был тот человек, да, мастер? Который мне щепку продал?

— Да, он, — Виллем приобнял его за плечи: разговор предстоял серьезный и непростой.

— Значит, все это так или иначе из-за меня, — прошептал подросток, глядя в пол. На глаза его навернулись слезы. — Если бы я не сглупил тогда, не поверил его россказням, сдуру не рассказал ему про Клаэса… Если бы не покалечил себе руку… У вас не было бы повода заставлять его платить за то, что он сделал. Вы не сожгли бы его кибитку. А он не стал бы мстить вам…

Лекарь решительно тронул его за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.

— Ты неправ, — твердо ответил он. — Все, что случилось — результат только его злой воли. Я дал тебе надежду на чудо, не подумав, что ты можешь пуститься покупать чудеса у проезжих кудесников. Ты поверил не тому человеку, а позже ту же ошибку повторил господин Мориске — взрослый, заметь, человек. Но никто из нас не умышлял дурного. Он же, избежав смерти от рук толпы, мог вылечиться и уйти куда-нибудь. Возможно, даже раскаяться и попытаться стать честным человеком. Но он вернулся, пришел под покровом ночи, зная, что в этот час все обычно дома, и сделал то, что сделал.

— То есть, он хотел не просто сжечь наш дом? — едва слышно прошептал Гвидо.

— Он хотел, чтобы и мы в нем сгорели?.. И сам тоже… Не смог выбраться? Или не захотел?

Виллем привычно взлохматил его волосы, притянул поплотнее к себе.

— Не думай об этом, — ответил он. — В мире полно злых людей. К счастью, по Божией милости, их планы не всегда сбываются. Ложись лучше спать, день был долгим, а следующие будут не легче.

Пригревшийся подросток, однако же, не торопился покидать облюбованное место.

— Что с нами теперь будет, мастер Виллем? — тихо спросил он. — У нас ведь теперь ничего нет… Даже… — он вздрогнул, поднял глаза на лекаря. — Рукопись же сгорела, мастер! Ваша книга про травы! Я только сейчас про нее вспомнил! Как же вы теперь?!.

Лекарь приглушенно рассмеялся, и Гвидо с удивлением понял, что его смех он слышит впервые.

— Ты правда думаешь, что я переживаю из-за рукописи?

— Ну-у… — протянул подросток. — Вы же столько вложили в нее, столько писали, думали… Жалко же.

— Ты прав, — лекарь вернулся к серьезному тону. — Жалко. Но знаешь, я потерял дом, снадобья, инструменты и, стало быть, возможность практиковать. А еще думал, что потерял тебя. По сравнению с этим рукопись — все же не так уж и важно. Да и кроме того…

— Что кроме того? — спросил Гвидо, почувствовав, что пауза затягивается.

— Наверное, ей и стоило сгореть. Я… Я как будто прятался за ней.

— Как это — прятались? От чего?

— От себя, наверно. От жизни. От прошлого.